Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  
Андреевская церковь Киева. Вид с Замковой горы
Источник: Яндекс картинки
16:29 / 18.02.2015

Археология Древней Руси. Киев
Центральный статус Замковой горы как «града Киева» в Х в. определялся продолжением славянской традиции второй половины IX в. Но в конце IX в., в связи с возникновением Подола и резким увеличением населения города за счёт пришлых групп, крепость на Замковой горе уже не могла исполнять функцию убежища для всего населения города
Киев принадлежит к редким городам, дискуссия о происхождении которых началась уже в древнерусском летописании XI–XII вв. За истекший период следы научных баталий рассеялись во множестве публикаций, сделав историографические обзоры самостоятельной задачей монографий (Боровський, 1981). И всё же, вопрос «когда и кем основан Киев?» продолжает неизменно будоражить воображение историков и любителей истории. Киевский летописец, вложивший в уста Олега фразу: «се буди мати градомъ рускими», не сомневался в том, что выбор Киева севернорусским князем в 882 г. в качестве столицы обусловлен глубокой древностью и стольным характером города уже во времена его легендарного основателя – Кия.

Утверждение «несведущих» о некняжеском статусе Кия вызвало негодование учёного монаха, обладавшего даже некими сведениями о визите Кия к византийскому императору. Сам рассказ об основании Киева помещён в летописи ранее таких событий, как приход булгар в славянские земли Подунавья (680 г.) и персидского похода Ираклия 624–626 гг., но после повествования о славянском расселении. Эта летописная концепция на многие столетия вперёд предопределила основные направления исследования предыстории Киева.

Археология опирается на свидетельства другого рода – памятники материальной культуры. В начальный период археологического исследования Киева внимание археологов-аматоров привлекали преимущественно архитектурные памятники «великняжеского» периода, погребальные памятники, а также нумизматические находки. Именно последние послужили основанием для появления альтернативной концепции о возникновении городского поселения на месте Киева ещё в римское время.

В 1846 г. на Печерске и в 1876 г. на Оболони были обнаружены большие клады римских монет, отдельные находки монет встречались и в других районах города, на основании чего В.Б. Антонович предположил функционирование поселения с развитой внешней торговлей на территории Киева уже в III–IV вв. н. э. (Антонович, 1888; 1895; 1896).

Эту идею развил далее В.Г. Ляскоронский, дополнивший каталог В.Б. Антоновича (Ляскоронський, 1927). Финальную же трансформацию концепция претерпела в монографии М.Ю. Брайчевского, связавшего распространение римских монет на территории Киева с «протогородским ядром» поселений зарубинецкой культуры, возникшим на рубеже эр (Брайчевский, 1964).

К зарубинецкому времени относили корни славянского Киева также И.М. Самойловский (Самойловський, 1961) и В.П. Петров (Петров, 1962). Осторожнее высказывался в данном вопросе М.К. Каргер, который допускал, что концентрация находок римских монет в трёх разных местах Киева может указывать на существование нескольких самостоятельных поселений – предшественников славянских посёлков, из которых позже сформировался Киев (Каргер, 1948).

Другое направление – «миграционное» – репрезентовал И.А. Хойновский. Убедившись самостоятельно в том, что на территории Киева встречаются древности различных эпох, начиная от первобытной, И.А. Хойновский тем не менее рассматривал появление полян в Поднепровье в русле летописного рассказа как миграцию из Карпатского региона, связывая со славянским населением появление в регионе подкурганных кремаций, не имеющих, по его мнению, местных истоков (Хойновский, 1896).

А.А. Спицын также не видел генетической связи памятников предшествующих эпох и славяно-русского периода, датируя возникновение Киева только IX в. (Спицын, 1899). Их оппонентом выступил В.В. Хвойка, открывший в Среднем Поднепровье целую серию новых памятников и культур, исследование которых привело автора к противоположному выводу о неизменности погребального обряда, хозяйственного и антропологического типа населения Поднепровья от неолита до VIII–X вв. (Хвойка, 1913).

Дальнейший прогресс в изучении древностей Киева, несомненно, был связан с интенсификацией археологических работ. В 1892 г. И.А. Хойновский произвёл наблюдения и раскопки на Старокиевской горе во время земляных работ на усадьбе Кривцова (Хойновский, 1893). Параллельно с 1893 г. наблюдения и раскопки вёл на Кирилловских высотах В.В. Хвойка (Хвойка, 1913), что фактически положило начало охранной археологии в Киеве.

Новый этап развития археологии Киева маркировали раскопки В.В. Хвойки на усадьбе Петровского на Старокиевской горе 1907 г. Обнаруженные материальные остатки различных эпох, а также братская могила защитников Киева 1240 г. вызвали серьёзный интерес со стороны учёной общественности, следствием чего в 1908 г. ИАК командировал для произведения стационарных раскопок усадьбы Десятинной церкви Д.В. Милеева (работы 1908–1914 гг.). В.В. Хвойка также параллельно продолжил раскопки на усадьбе Петровского в 1908 г. благодаря спонсорству Б.И. Ханенко.

Раскопками 1907–1914 гг. на Старокиевской горе был обнаружен целый ряд объектов IX–X вв. Кроме фундаментов Десятинной церкви, открыты фортификационный ров и языческий могильник Х в., остатки двух дворцов и загадочных каменных сооружений, одно из которых получило атрибуцию как «капище». К сожалению, внезапная смерть Д.В. Милеева, начало I мировой войны и последующие события революции и Гражданской войны не только не позволили ввести в научный оборот результаты работ, но и привели к потере и депаспортизации основной части материалов, утрате полевой документации.

Лишь в 1995 г. в рукописном фонде К.В. Шероцкого обнаружились дневники с полевыми зарисовками Д.В. Милеева 1908–1911 гг. (Грибанова, 1996; Козюба, 2005), а с началом новых полевых исследований Десятинной церкви в 2005 г. в Архиве ИИМК были отысканы зарисовки Д. В. Милеева 1912 и 1914 гг. и чертежи 1908–1909 гг. (Ёлшин, 2007). Судьба полевой документации В.В. Хвойки не столь определённа. В 1956 г. Г.Ф. Корзухина опубликовала лишь выписки А.А. Спицына из дневников В.В. Хвойки 1907 г. (Корзухина, 1956).

Отдельный иллюстративный материал, включая раскопки 1908 г., сохранился в Праге (Козюба, 2010). Новые стационарные раскопки Старокиевской горы 1936–1937 гг. под руководством Ф.Н. Мовчановского проводились лишь по отрывочной информации о дореволюционных работах с целью верифицировать результаты В.В. Хвойки и Д.В. Милеева. Но в 1938 г. сам Ф.Н. Мовчановский был репрессирован, а работы в 1938–1940 гг. продолжил М.К. Каргер, объединив экспедиции ИА АН УССР и ИИМК.

Результаты исследований 1938–1940 гг. изданы М.К. Каргером в нескольких статьях и обобщающих монографиях (Каргер, 1950; 1958).

Результаты работ 1930-х гг. привели М.К. Каргера к заключению о том, что Киев VIII–IX вв. представлял собой несколько самостоятельных посёлков, а не единый город, что хорошо соотносилось с летописной легендой об основании Киева (Каргер,1939; 1940). Эту идею взял на вооружение И.Е. Иванцов, создавший первое обобщающее исследование истории древнего Киева данного этапа. Рукопись исследователя, погибшего в 1941 г., активно использовалась в архивном виде, но была издана только в 2003 г. (Іванцов, 2003).

Ядром города И.Е. Иванцов считал городища на трёх соседних горах: Старокиевской, Замковой и Лысой, хотя раскопки на последней не проводились, а внимание к валам над Иорданским монастырём привлекал располагавшийся вокруг древнерусский курганный могильник. Центральное же значение отводилось городищу на Строкиевской горе, ров которого И.Е. Иванцов датировал VIII–IX вв.

Концепция о нескольких самостоятельных поселениях IX в., каждое из которых сопровождалось своим курганным могильником, была озвучена и в диссертации Л.А. Голубевой (Голубева, 1947), писавшей о двухполюсности древнего киевского некрополя, одна часть которого располагалась на Старокиевской горе (некрополь I), а вторая (некрополь II) – на Кирилловских высотах (Голубева, 1949).

Историографическое направление, заложенное М.К. Каргером, можно назвать «эмпирическим», поскольку для него характерно отталкивание от картины реального состояния источниковой базы. Но капитальный, ставший впоследствии хрестоматийным, двухтомник М.К. Каргера (Каргер, 1958; 1961) уже к моменту своего выхода от темпов развития последней немного отставал. Содержа добротный свод выборок из публикаций о дореволюционном этапе археологического исследования Киева, а также детальный анализ раскопок самого М.К. Каргера 1938–1954 гг., монография в то же время лишь кратко учитывала результаты работ 1917–1937 гг., а также послевоенные раскопки ИА АН УССР.

Особенно серьёзно исследователь недооценил значение древнерусского Подола, хотя здесь уже были проведены первые стационарные раскопки (Богусевич, 1954). Восполнить пробелы монографии М.К. Каргера попытались сразу несколько киевских исследователей. И.М. Самойловский подготовил рукопись «Археологической карты Киева», а также две объёмные работы, посвящённые истории исследований Киева в 1917–1967 гг. Параллельно материалы к археологической карте города собирал Д.И. Блифельд. Работы «Древний Киев X–XIII вв.» и «Топография Древнего Киева» подготовил В.А. Богусевич. По разным причинам они остались неизданными, зато увидела свет монография П.П. Толочко (Толочко, 1970).

Археологические исследования послевоенного периода в целом разделяются на два этапа. В 1947–1970 гг. действовала созданная по инициативе П.П. Ефименко экспедиция «Большой Киев», в задачи которой входило широкое обследование разведками как территории современного Киева, так и его округи. В 1970 г. образована отдельная Киевская экспедиция под руководством П.П. Толочко, отряды которой занимались уже преимущественно изучением исторической части Киева.

Наиболее резонансные работы проводились в 1971–1975 гг. на Подоле, на участках по линии строительства метрополитена и Житнего рынка, когда впервые слои в этой части города были пройдены до глубины 10–12 м и удалось раскрыть усадьбы рядовой городской застройки Киева конца IX – XII в. (Гупало, Толочко, 1975; Толочко, Гупало, Харламов, 1976; Гупало, Івакін, Сагайдак, 1979). Параллельно отрядом В.К. Гончарова на Старокиевской горе в 1971 г. открыто жилище пражской культуры – первый достоверный археологический комплекс эпохи славянского расселения на территории древнего Киева.

Новые материалы позволили П.П. Толочко по-новому взглянуть как на роль Подола в древнем Киеве, характер городского строительства, так и на время возникновения Старокиевского городища, которое исследователь теперь уже уверенно относил к VI–VII вв. и, в русле взглядов Б.А. Рыбакова, рассматривал как закономерный продукт социально-политического развития «Полянского княжения» (Толочко, 1976), что стало своеобразным «материальным» ответом на сомнения И.П. Шаскольского (Шаскольский, 1974).

Открытия киевских археологов привлекли внимание не только общественности, но и партийного руководства республики – датой основания Киева заинтересовался лично первый секретарь ЦК КП УССР В.В. Щербицкий. Вице-президент АН УССР историк П.Т. Тронько склонялся к версии об основании Киева на рубеже эры, предложив отпраздновать 2000-летие Киева. Археологи П.П. Толочко и Б.А. Рыбаков отстаивали «летописную» версию об основании Киева в VI–VII вв., согласившись в качестве компромиссного варианта на гораздо более скромный 1500-летний юбилей города.

К назначенному на 1982 г. юбилею вышли «мотивирующие» коллективная монография «Новое в археологии Киева» (1981), книги П.П. Толочко (Толочко, 1983), Б.А. Рыбакова (Рыбаков, 1982), Я.Е. Боровского (Боровський, 1981) и С.Р. Килиевич (Килиевич, 1982), а также целая серия научно-популярных очерков о Киеве сотрудников ИА АН УССР, венчавших торжество «летописной» версии происхождения Киева. Археологическое выражение в этих работах обрели не только три поселения братьев-полян, но и такие летописные топографические объекты Х в., как «терем каменный княгини Ольги» и «капище Владимира», а вот знаменитая фраза летописи «бѣ бо тогда вода текущи въздолѣ горы Києвьския и на Подольи не сѣдяху людьє но на горѣ» (ПСРЛ, т. I, стб. 55) в контексте событий статьи 945 г., наоборот, была полностью опровергнута археологическими исследованиями.

Попыткой примирить данные письменных источников с археологическими реалиями можно назвать и отождествление городища на Лысой горе с «Самватасом» Константина Багрянородного (Булкин, Дубов, Лебедев, 1978). Стараясь увязать концепции развития города М.К. Каргера и П.П. Толочко с собственными представлениями об экстерриториальности ранних дружинных центров по отношению к «племенным», Г.С. Лебедев предположил дуализм структуры Киева рубежа IX–X вв., включавшей «племенное» Старокиевское городище и «дружинное» городище на Лысой горе, созданное Олегом – «Самватас» (Лебедев, 1985).

Критический разбор концепции происхождения Киева П.П. Толочко проделал Э. Мюле (Mühle, 1987; Мюле, 1989). Сопоставив публикационные данные и хронологические оценки материала различных авторов, исследователь высказал сомнения в непрерывности существования поселений на Замковой и Старокиевской горах с VI до ІX в., а также в социальной значимости этих поселений в IX в., оспорил возможность заселения Подола в VI–VII вв., критически отнесся к «ранней» дате укреплений Старокиевского городища, «капища» и «дворца Ольги», а также раннему заселению других районов Древнего Киева – Лысой горы, Щекавицы, Детинки и Печерска.

Главный же вывод сводился к тому, что, независимо от наличия континуитета развития поселений в Киеве от VI до Х в., археологический материал позволяет классифицировать его как «город» не ранее Х в., что наглядно продемонстрировало различие понимания данного термина в европейской и отечественной историографии.

Начало XXI в. в истории изучения Древнего Киева обозначилось новым витком дискуссии о его начальном периоде, инициированным М.И. Сагайдаком. Критически проанализировав данные о жилых и погребальных комплексах VI–X вв. на территории Киева, исследователь высказал сомнения в целом ряде тезисов «юбилейной» концепции происхождения города. К таковым относились эволюционный социально-политический характер формирования Киева как племенного раннегосударственного центра, континуитет в развитии славянских поселений на Старокиевской и Замковой горах и дата сооружения рва Старокиевского городища, спонтанный характер перехода жилой зоны на могильник Старокиевской горы, принадлежность курганных некрополей на киевских горах только населению городищ и др. (Сагайдак, 2001; Sahaydak, 2005).

Против пересмотров традиционных концепций высказался П.П. Толочко, не увидевший оснований для отказа от собственной модели происхождения и развития Древнего Киева (Толочко, 2009), даже несмотря на начало нового этапа исследований на усадьбе Десятинной церкви. Собственно, никто из инициаторов или участников дискуссии 2001–2005 гг. также не предполагал, что решение значительной части вопросов станет возможным в ближайшее время эмпирическим путем благодаря новым археологическим раскопкам.

В 2005 г. были проведены первые шурфовочные работы на Десятинной церкви, которые продолжились масштабными раскопками в 2006–2011 гг. экспедицией ИА НАН Украины под руководством Г.Ю. Ивакина в сотрудничестве с экспедицией Государственного Эрмитажа во главе с О.М. Иоаннисяном (Івакін, Козюба, Комар, Йолшин, 2008; Івакін, Козюба, Комар, Манігда, 2009; 2010; 2012; Иоаннисян, Ёлшин, Зыков, Ивакин, Козюба, Комар, Лукомский, 2009). В процессе новых раскопок Десятинной церкви и прилегающей к ней территории в числе многих задач удалось повторно исследовать так называемый «дом варяга» (погребение № 109 по М.К. Каргеру) и угол «южного дворца», сделать разрезы рва Старокиевского городища на двух участках, установить его дату, а также состав додревнерусского культурного слоя поселения, исследовать остатки жилища VIII в. за границами укреплений, а также выявить два десятка новых языческих погребений с остатками курганных ровиков и насыпей.

Пожалуй, главным выводом нового этапа археологических исследований Киева можно назвать констатацию перспективности дальнейших раскопок районов Старого города и даже повторного вскрытия старых раскопов. Интенсивная застройка исторической части города, которую М.К. Каргер и П.П. Толочко называли главным виновником уничтожения слоёв древнейших киевских поселений, к счастью, не охватила всю площадь территории формирования города. Сохранившиеся глубокие участки с ненарушенным культурным слоем и остатками объектов при современном методическом уровне археологических работ позволяют получать вполне определённую информацию об этапах заселения территории.

«Эмпирический» подход к изучению истоков Древнего Киева вновь приобретает актуальность как единственный лишённый пресса авторских концепций и убеждений.

Специальные исследования керамических комплексов Киева Х в. находятся ещё только в процессе подготовки, но новые материалы заставляют уже сейчас пересмотреть некоторые представления. В стратиграфически закрытом зольнике 80-х гг. Х в. Старокиевского рва и языческих погребениях могильника под Десятинной церковью обнаружено неожиданно большое число вариантов сосудов с закраиной и горизонтальным или косым срезом манжета венчиков, обломков тонкостенных сосудов из хорошо отмученной белой глины или светло-розового обжига, как считалось ранее, возникающих только в первой или даже второй половине XI в.

В то же время, механического удревнения хронологической сетки древнерусской гончарной керамики не происходит, поскольку в слоях Подола второй четверти XI в. значительный процент всё ещё составляют сосуды с простым манжетом, характерным для второй половины Х в. Динамика в развитии керамического комплекса заметна только в изменении количественного соотношения разных типов и вариантов посуды в комплексах, что делает непродуктивной датировку объекта всего по одному-двум фрагментам, а также по избранным «ранним» или «поздним» признакам.

Для Киева и Южной Руси в целом эти уточнения означают, что масштабы строительства времени Владимира Святославича потенциально расширяются за счёт комплексов, датируемых ранее XI веком, но одновременно становится сложнее документировать памятники достоверно второй половиной Х в.

Отсутствие реальных данных о монументальном каменном строительстве в Киеве ранее эпохи Владимира Святославича ставит в равное положение Старокиевское городище и Замковую гору. Обе площадки в Х в. не демонстрируют наличие углублённых хозяйственных или ремесленных построек, в противовес периоду XII – первой половины XIII в. В то же время в Х в. для таковых активно используются склоны и террасы Старокиевской и Замковой гор, весьма неудобные для создания усадьбы подольского образца. Объяснить феномен «пустующих» площадок городищ при наличии на них культурного слоя Х в. возможно лишь наземной срубной застройкой, великолепно сохраняющейся в Х в. на Подоле, но не оставляющей никаких археологических следов на плато киевских гор.

Центральный статус Замковой горы как «града Киева» в Х в. определялся продолжением славянской традиции второй половины IX в. Но в конце IX в., в связи с возникновением Подола и резким увеличением населения города за счёт пришлых групп, крепость на Замковой горе уже не могла исполнять функцию убежища для всего населения города. Именно этот фактор стал основным для сооружения новой крепости-убежища на Старокиевской горе. ПВЛ рассказывает о широкой градостроительной деятельности Владимира, с которым связан этап кардинальной перестройки Киева 80–90-х гг. Х в.

Но также летопись упоминает и о строительной инициативе Олега: «се же Олегъ нача городы ставити» (ПСРЛ, т. 1, стб. 23).

Именно с периодом правления Олега связаны два крупнейших клада дирхемов, сокрытых в Киеве, – клад 1851 г. у Аскольдовой могилы на Печерске и клад 1913 г. в усадьбе Сикорского в Верхнем городе, содержавшие по несколько тысяч монет (позднейшие 905/906 г.) и золотые скандинавские браслеты (Корзухина, 1954). Позже, в первой половине Х в., реальная военная угроза Киеву больше не повторялась, что привело к постепенному упадку Старокиевской крепости. Разрастающийся вокруг курганный могильник подступил к её рву, а не укреплённый деревянной стеной вал постепенно разрушался.

Решив использовать «общественное» городище для княжеского двора, в 50-х гг. Х в. Ольга перестраивает укрепления, ещё более усиленные Святославом после печенежской осады 968 г. Именно этот «дворъ теремьныи отень» и занял Владимир Святославич после победы над Ярополком в 980 г.

Анализируя проблему «безымянности» Замковой горы в древнерусское время, Б.А. Рыбаков и П.П. Толочко предположили существование двух «поселений Кия» – двора и града, буквально следуя сообщению летописи об основании живущими на трёх горах братьями «града», названного в честь старшего брата. Роль «града» при этом отводилась Старокиевской горе, тогда как более древним считалось поселение на Замковой горе. Сравнивая эту ситуацию с реалиями второй половины IX – Х в., наблюдаем три небольших неукреплённых поселения культуры Луки-Райковецкой на соседних выступах Киевского плато: Старокиевском, Детинке и Кудрявце, окружённые рвами позднее (в Х в.), а также городище на Замковой горе, называвшееся летописью в контексте событий Х в. именно «градъ Кыевъ». При строительстве большого оборонительного кольца «града Ярослава» все три поселения оказались объединёнными в один город.

Захватив с боем в 980 г. киевский стол, Владимир Святославич на практике оценил оборонительные способности крепостей Киева, занявшись немедленной их реконструкцией. Летописец сообщает, что уже во время противостояния с Ярополком Владимир соорудил укрепление «межю Дорогожичемъ и Капичемъ. и єсть ровъ и до сего дне» (ПСРЛ, т. І, с. 75). Возможно, именно это укрепление отмечено на плане Ушакова 1695 г. между Глубочицким и Юрковским оврагами.

Крепость 980 г. не стала ни механическим расширением княжеского двора, ни новым участком под застройку. Большую часть площади внутри нового укрепления всё ещё занимал курганный некрополь, на котором продолжали совершать захоронения. Предназначение такой крепости, несомненно, сводилось к функции городища-убежища для жителей Подола в ответ на возрастающую печенежскую угрозу.

Ситуация кардинально изменилась с принятием христианства в 988–989 гг. Перед началом строительства Десятинной церкви курганный могильник был полностью снивелирован, а княжеский двор значительно расширен. На месте могильника в конце Х в. возвели церковь и три каменных дворца; одновременно заложены как минимум две улицы, вдоль которых пошла рядовая застройка города. Важная информация о характере застройки города в конце X – первой трети XI в. получена при раскопках «града Ярослава», где открыты отдельные
укреплённые усадьбы этого периода (Мовчан, Козловський, Ієвлєв, 2004; 2005).

Несмотря на наличие большого свободного пространства внутри новообразованного «града Владимира», часть бояр была вынуждена создавать свои собственные укрепления вне княжеской крепости. По всей видимости, при Владимире Святославиче все ещё было актуальным противопоставление «княжьи люди – горожане», а «град Владимира» сохранял статус княжеского двора. Окончательно завершил трансформацию «укреплённого двора» в город в 20–30-х гг. XI в. Ярослав Мудрый, создав новые обширные укрепления, охватившие Детинку, Кудявец и все отдельные боярские усадьбы на плато Киевской горы.




Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.