Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  
Ростов Великий
Источник: Яндекс картинки
11:00 / 04.12.2014

Археология Древней Руси. Ростов
Условность летописных дат, легендарность Сказания о призвании варягов, относительно позднее происхождение известий о мере и Ростове объясняют скептическое отношение историков к объективности сведений ПВЛ, а включение северо-восточных (ростовских) земель в состав Древнерусского государства традиционно рассматривается как следствие славянской колонизации
Согласно Повести временных лет (далее, ПВЛ), область двух озёр в восточной части Волго-Окского междуречья стала ядром древнерусского Северо-Востока, где возник первый княжеский город Ростов – «старый дед Залесской земли» (Ключевский, 2003). В отличие от других областей Руси, окраинные северо-восточные земли Волго-Окского междуречья, а также по Волге и Шексне до Белого озера принадлежали не славянам, а автохтонному на то время финноязычному населению. Среди этого населения в летописи отмечена меря, жившая в округе озёр Неро (в летописи Ростовского) и Плещеево (в летописи Клещино), и весь на Белом озере.

Они же названы первыми жителями Ростова и Белоозера (ПВЛ, 1996) и вошли в число народов державы Рюрика. О веси более ничего не известно, а меря в событиях начальной русской истории отмечена как участник походов Олега на Смоленск и Киев, затем на Константинополь и, наравне со словенами и кривичами, получила «устав» Олега (или Игоря) о данях (ПВЛ, 1996; НПЛ). После 907 г. этноним со страниц летописи исчезает.

Обращаясь к скудной информации летописи, можно заметить, что меря представлена как народ, связанный с соседними славянскими племенами, имевший контакты с варягами, обладавший определённым военным потенциалом. Важно сообщение об установлении Олегом дани для мери наряду со словенами и кривичами, поскольку термин «устави» означает упорядоченность повинности подданных (ПВЛ, 1996, с. 409, комм. Д.С. Лихачёва; Черепнин, 1965). Поскольку установление дани подразумевает определённость территории и населения, сохранение этнонима показывает, что в конце IX – начале X в. меря, войдя в состав Древнерусского государства, сохраняла некоторую самостоятельность.

Условность летописных дат, легендарность Сказания о призвании варягов, относительно позднее происхождение известий о мере и Ростове объясняют скептическое отношение историков к объективности сведений ПВЛ (Насонов, 2002, Кучкин, 1984), а включение северо-восточных (ростовских) земель в состав Древнерусского государства традиционно рассматривается как следствие славянской колонизации. Однако археологические данные позволяют подтвердить возможную достоверность сведений о мере как самостоятельном участнике событий начальной русской истории и получить о ней более детальное представление.

В районах летописных озёр известны многочисленные селища последней трети I тыс. н. э., обладающие общими археологическими признаками. Хронология и облик памятников с учётом сведений ПВЛ позволяют интерпретировать их не иначе как поселения мери (Леонтьев, 1996). В бассейне оз. Неро таких памятников известно 22, на побережье Плещеева озера – 12. Все поселения отличают крупные для своего времени размеры, не менее 1 га. Для всех характерно расположение на пологих плато или склонах коренных озёрных берегов или, реже, на озёрной террасе. Некоторые выходили на берега ближних рек. Плотность расселения была такова, что из любого высоко расположенного поселения можно было видеть не только ближних, но и дальних соседей на противоположных берегах озёр.

На оз. Неро наиболее заселено было западное побережье, где сформировались две территориальные группы посёлков и находилось самое большое поселение Шурскол площадью около 11 га (Леонтьев, 2008). Восточное побережье было освоено слабее, но расположение известных памятников также предполагает существование локальных групп поселений. Четыре селища удалены от озера на 15–20 км. Применительно к сложившейся системе расселения их можно рассматривать как пограничные. Площадь освоенной территории определяется в пределах от 988 до 1404 кв. км, а для основного ядра поселений без учёта площади озера – от 109 до 149 кв. км.

Сложившаяся система расселения отразила возможности населения заниматься разнообразной хозяйственной деятельностью (скотоводство, огородничество, охота, рыболовство, добыча железной руды) при возможной специализации некоторых посёлков. Однако ведущую роль в хозяйстве мери играло земледелие, что подтверждается очевидным тяготением основных поселений к участкам с наиболее плодородными почвами. Неслучайно сложившаяся позднее округа древнерусского города Ростова в первую очередь охватила прежние мерянские земли.

Основные поселения находились на примерно равных расстояниях друг от друга – 4,5–6 км. В этом можно видеть действие экономического фактора: размер округи определялся её потенциальной продуктивностью. Однако именно постоянство расстояний, при неиспользованной возможности более широкого расселения в местности с благоприятными природными условиями, указывает на внеэкономическую социальную основу организации территории. Не исключено, что земли отдельных общин имели фиксированные границы в рамках общей территории, что делает понятным механизм образования локальных групп поселений.

Особое положение занимало единственное укреплённое поселение района – Сарское городище, которое не входило ни в одну из территориальных групп поселений, а своей округи около него не возникло, несмотря на удобные для освоения места. Принадлежность к числу памятников мери подтверждается единым обликом основных элементов материальной культуры и находившимся поблизости грунтовым могильником его жителей. Городище уступало по площади крупным селищам, но, судя по насыщенности культурного слоя, превосходило остальные посёлки по интенсивности жизни.

В 60 км от оз. Неро находится оз. Плещеево. Природные характеристики обеих озёрных систем схожи, с той разницей, что второе меньше по размерам. В бассейне озера обнаружено 13 селищ и одно возможное городище– известная Александрова Гора. В их расположении прослеживается та же ландшафтная приуроченность и тенденция к образованию локальных групп. Различие между двумя соседними районами заключается в основном в количественных характеристиках. На Плещеевом озере не столь очевидны локальные группы посёлков, в среднем меньше их площади. Не так отчётливо выделяется центральное поселение: Александрова Гора несопоставима с Сарским городищем ни по размерам, ни по богатству известных археологических материалов.

При меньшей освоенной территории (80–100 кв. км без учёта зеркала озера) плотность населения могла быть выше, чем на оз. Неро: расстояния между посёлками, как правило, не превышали 2–3 км. Расстояние между крайними поселениями обоих районов, разделённых моренной возвышенностью, составляет всего 25 км, менее одного дня пути. Географическая близость и общая культурная принадлежность памятников позволяет предполагать существование единой этносоциальной общности, включавшей население обоих озёрных районов.

В свете археологических данных известное летописное сообщение «...на Ростовском озере меря, на Клещине озере меря же...» можно понимать как указание на единство мерянской территории и одновременно на подчинённость клещинской группы населения («меря же»). Общие размеры мерянской области, с учётом расстояния между озёрами и расположения окраинных археологических памятников, определяются в пределах 75 × 30 км, что сопоставимо с размерами другого летописного района, Ильменского Поозерья, археологические памятники которого занимают территорию размерами около 60 × 80 км.

Общим мерянским центром являлось Сарское городище (Леонтьев, 1996). Начиная с 1854 г., когда были проведены первые раскопки городища («где ни копали, … оказывались вещи», см.: Уваров,1871), Сарское постоянно попадало в поле зрения историков и археологов. Его рассматривали как первоначальный Ростов (Спицын, 1905; Насонов, 2002), «эмбрион города» или протогород (Горюнова, 1961, Дубов, 1982, Толочко, 1989), древнерусский погост-центр округи, противостоящий мерянскому Ростову (Эдинг, 1928; Петрухин, Пушкина, 1979), варяжскую торговую базу (Хеллер, 2001) и даже таинственную Арсу арабских источников (Новосельцев, 1965).

Подобное внимание вызвано неординарностью археологических характеристик, богатством и обилием археологической коллекции городища, ставящими его в один ряд с такими памятниками своей эпохи, как Старая Ладога, Рюриково городище, Гнёздово.

Как археологический объект Сарское городище уже не существует. Сохранилась лишь незначительная, наиболее поздняя, часть поселения за пределами укреплений. Поэтому основным источником для его изучения служат сохранившиеся музейные коллекции, архивные материалы и редкие публикации результатов раскопок.

Как особому типу поселения, отличающемуся от рядовых посёлков, Сарскому городищу были свойственны две отчетливо отразившиеся в археологическом материале функции: военная и торговая. В этом отношении показательны и особое положение Сарского в общей системе расселения, и степень концентрации соответствующих археологических материалов. О военной функции городища свидетельствуют наличие сложной, дважды обновлявшейся системы укреплений, а также обширная и разнообразная коллекция предметов вооружения. В ней сериями представлены наконечники стрел, копий, дротиков, боевых топоров.

Здесь найдены такое редко встречающееся оружие и боевое убранство, как меч с уникальным клеймом мастера на клинке, части кольчуги, шлема и колчана, рукоять плети всадника. Такой концентрации предметов, связанных с военным делом, нет ни на одном поселении финского Поволжья. Если обратиться к такой характеристике, как насыщенность культурного слоя (отношение числа находок, в данном случае оружия, к раскопанной площади), то по этому показателю Сарское сопоставимо с такими известными древнерусскими центрами второй половины IХ – Х в. как Гнёздово на Днепре, в районе Смоленска, и Рюриково городище на р. Волхов, близ Новгорода (Леонтьев, 1996).

Столь же очевидно выявляется роль городища как центра торговли. Помимо явного импорта в виде монетного серебра (два клада куфических монет начала IX в. и отдельные монеты VIII – начала X в.) и сырьевых слитков меди и олова, среди сарских находок имеются разнообразные иноземные изделия – от некоторых экземпляров оружия и орудий труда до различных предметов быта и украшений европейского и восточного происхождения IХ–ХI вв., привозных стеклянных, хрустальных и сердоликовых бус и изделий соседних финских народов Поволжья и Прикамья.

Как и в ситуации с оружием, подобной концентрации импорта нет ни на одном из исследованных памятников окружающей финской территории. По полноте и хронологическому диапазону сарская коллекция иноземных изделий опять-таки сопоставима с материалами известных древнерусских центров IХ–Х вв.

Трудно сказать, когда и благодаря каким обстоятельствам зародились внешние связи мери, но наиболее ранний известный импорт относится к началу IХ столетия. Среди привозных вещей этого времени известны топор скандинавского типа, крупные односторонние гребни с характерным циркульным орнаментом, некоторые ножи с трёхслойной структурой клинка.

Уникально скандинавское кресало с характерным оформлением бронзового остова. На территории будущей Руси европейские изделия второй половины VIII – начала IХ в., кроме Сарского городища, известны только в Ладоге и на городище Любша в нижнем течении Волхова. Ладога была открыта купцам из стран Балтики и Скандинавии (Носов, 2005, Кирпичников, 1995). В числе первых её жителей были скандинавы, торговцы и ремесленники (Рябинин, 1994). Вероятные пути, соединявшие Ладогу и Новгород с мерянским Поволжьем, прослежены по топографии монетных кладов и европейского импорта (Носов,1976, 2005, Леонтьев, 1986).

Имеющиеся данные позволяют полагать, что меря была основным торговым партнёром Ладоги в Верхнем Поволжье. Те же факты если не подтверждают возможность появления варягов (вполне в духе сообщения о выплате варяжской дани), то, во всяком случае, указывают на связи мери с Новгородской землёй и появившимися там варягами не менее чем за два поколения до возникновения Древнерусского государства. При этом не исключено, что Сарское городище служило центром торговли достаточно большой территории.

При всём разнообразии импорта культура жителей городища сохраняла традиционный мерянский облик, что проявлялось в бытовании характерных украшений, основных бытовых предметов и орудий труда. Последние подтверждают развитие столь важных для рассматриваемого времени кузнечного и бронзолитейного (ювелирного) ремёсел. Являясь процветающим поселением, Сарское городище тем не менее до конца своего существования в значительной степени сохраняло свой традиционный облик.

Несмотря на внушительную для городищ своей эпохи площадь и постоянный рост территории (за 300 лет – почти в три раза), Сарское городище не стало самым большим поселением своего региона: у мери не прослеживается тенденция к концентрации населения в едином центре, что вело бы к возникновению поселения раннегородского характера. Видимо, для этого не сложилось ни социальных, ни экономических предпосылок.

Городище и мерянские поселения на побережье обоих озёр заканчивают своё существование в начале ХI в. Общая причина очевидна – древнерусская колонизация, появление нового населения и становление государственных порядков. Ни одно из финских поселений не вошло в прежнем качестве в складывавшуюся в этот период новую систему расселения с новыми центрами и коммуникациями.

Начало колонизации пришлось на последние десятилетия IX в., однако большинство ранних древнерусских археологических памятников относится к Х в., преимущественно ко второй половине столетия (Лапшин, 2002). География расселения, в сравнении с предшествующим временем, расширяется, но наиболее интенсивно шло освоение прежних мерянских земель близ летописных озёр и в Суздальском Ополье (Леонтьев, 1996; Комаров, 1995). Древнерусские поселения располагались поблизости от мерянских в аналогичной топографической ситуации или занимали их место.

Около новых посёлков возникли курганные кладбища, вначале с погребениями по обряду кремации. Почти все ранние курганы исчезли в раскопках 1851–1854 гг., но публикации А.С. Уварова и А.А. Спицына (Спицын, 1905), сохранившиеся коллекции и дневники раскопок дают возможность оценить характер курганных древностей. В округе Ростова трупосожжения были зафиксированы в курганах шести могильников (Комаров, 2010), на побережье и в бассейне Плещеева озера кремации известны среди захоронений восьми могильников (Седов, 1982; Комаров, 1995).

Сохранившиеся коллекции ростовских и переславских курганов показывают сходство с более изученными материалами ярославских курганов, указывая на единую культуру и, очевидно, состав населения.

В них известны погребения с обрядовыми глиняными лапами и кольцами, характерен столь же разнообразный состав погребального инвентаря, в состав которого входили разные по происхождению изделия, в том числе редкие формы украшений и убранства. В ярославских курганах по составу инвентаря и деталям погребальной обрядности принято выделять скандинавские погребения. Состояние материалов «владимирских» курганов такую точную диагностику провести не позволяет, но отдельные предметы скандинавского происхождения в коллекциях известны.

Современные данные об особенностях материальной культуры, хронологии и динамике развития системы расселения и демографических изменениях в последнее время получены благодаря археологическим исследованиям средневековых поселений в Суздальском Ополье (Макаров, 2007). Их результаты вполне можно проецировать на территории других центральных районов Северо-Восточной Руси.

По мере заселения новой территории шло укрепление княжеской власти в финских землях. Не случайно тема Северо-Восточной Руси после долгого перерыва возникает в летописи только при описании событий конца Х в., когда под 988 г. сообщается о передаче Ростова во владение Ярослава Владимировича (ПВЛ, 1996). Это прямое указание источника на существование города к тому времени, когда появился князь (Кучкин, 1984). Старейший город Северо-Восточной Руси со славянским названием (Нерознак, 1983) возник ещё при жизни Сарского городища в 12 км от него, на северо-западном берегу оз. Неро.

Ростов от Сарского городища отличали признаки, характеризующие иную социальную основу поселения. Это изначально крупные, в сравнении с городищем, размеры и несопоставимо большее число жителей, а также постоянная динамика роста. По имеющимся данным, к концу Х в. городская территория достигла площади 12 га, а к середине XI столетия составляла не менее 25 га (Леонтьев,1997).

Иным было устройство территории. Усадебная планировка и разнообразие типов построек в городе не имели ничего общего с рядовой застройкой городища. Город имел свою предысторию. В общей стратиграфии культурного слоя собственно городским отложениям предшествует горизонт погребённой почвы, которая, помимо слабых следов освоенности в эпоху неолита и бронзы, в верхней своей части содержит остатки поселения последней четверти I тыс. н. э. Археологические данные заставляют вспомнить сообщение ПВЛ о мере как «перьвых насельниках» Ростова.

Возникший в VII в. посёлок занимал низкую береговую террасу около р. Пижермы (ныне не существующего небольшого озёрного притока), в центральной части современного города. Его установленная площадь составляет около 3 га, но в действительности могла быть больше (Леонтьев, 2011). Значительная часть керамики и разного рода металлических изделий представлены формами, традиционными для мери и других финно-угорских народов Поволжья (Самойлович, 2003).

Отсутствие естественных оборонительных рубежей – черта, в целом не свойственная древнерусским городам. С другой стороны, подобная топография была свойственна особому типу торгово-ремесленных поселений VII–Х вв. стран Балтики, Скандинавии и Руси, связанных с водными торговыми путями (Седов, 1989). Среди ранних древнерусских городов низинное расположение отличало Белоозеро, прибрежную часть Новгорода (Торговая сторона). Это обстоятельство может указывать на особую роль торговли в жизни первых русских северных городов.

Информация о раннем Ростове невелика. Отложения этого времени разной степени сохранности вскрыты на площади всего лишь около 600 кв. м, однако полученные материалы достаточно наглядно характеризуют городскую жизнь. Бытовая культура населения раннего Ростова в целом имела общий для Северной Руси облик. Самые разнообразные вещи из металла, дерева, кости имеют аналогии в синхронных коллекциях Новгорода, Старой Ладоги, Белоозера и других древнерусских городов.

Среди бытовых предметов – ножи характерной формы с трёхслойным строением клинка, большие и малые костяные гребни, пружинные ножницы и т. п. Оружие представлено характерными для второй половины X в. наконечниками стрел. Из украшений для характеристики женского костюма важны находки проволочных браслетообразных и лунничного височных колец. Немногочисленные раннекруговые сосуды имеют аналогии в синхронных материалах Рюрикова городища, Новгорода, Старой Ладоги.

Археологические материалы подтверждают разнообразные хозяйственные занятия жителей Ростова. Среди них кузнечное и бронзолитейное ремесло, косторезное, плотницкое, столярное и бондарное дело, ткачество, изготовление войлока, скорняжные и сапожные работы. Неоднократно встреченные кусочки воска указывают на существование бортничества. Найденная часть кожаного бурдюка, сохранившего содержимое со специфическим запахом, позволяет говорить о выгонке дёгтя.

С самого начала прослеживается ставшее традиционным в последующее тысячелетие использование бересты в качестве поделочного, а также изоляционного материалы при обустройстве домов. В домашнем стаде был крупный рогатый скот, в меньшем числе – мелкий рогатый, свиньи, лошади.

Близость озера обусловила традиционный рыбный промысел. Кости диких животных и птиц, составляющих в отложениях конца X в. процент больший, нежели в последующее время, свидетельствуют о занятии охотой. Учитывая преобладающую среди них долю костей бобра, можно говорить о пушном промысле. Среди находок присутствуют костяные втулки со сквозным коническим отверстием или цилиндры с характерной тыльной частью, которые интерпретируются как томары – наконечники стрел для охоты на пушного зверя.

Ростов (Rostofa) является одним из 9 древнерусских городов, упомянутых в средневековых скандинавских источниках (Мельникова, 1986). Несмотря на сравнительно поздний характер источника (Исландия, «Книга Хаука», вторая половина XIII – начало XIV в.), есть основания полагать, что перечень городов восходит к сведениям второй половины Х в. (Джаксон, 1989).

Если история возникновения и ранней истории Ростова в общих чертах ясна, то вопрос о существовании древнерусского города на Плещеевом озере до основания Юрием Долгоруким Переславля в 1152 г. не решён. Древнерусское освоение края шло в то же время и тех же формах, что и у оз. Неро. Первыми были освоены прежние мерянские участки побережья, затем заселены едва ли не все удобные плато на озёрных берегах и вглубь по оврагам. Уже в XI в. северо-восточное побережье по плотности населения было сопоставимо с округой Суздаля и превосходило по этому показателю ростовские пригороды.

Крупные поселения существовали на противоположном берегу озера. В такой ситуации возникновение или основание города было бы закономерно.Название озера в ПВЛ – Клещино – образовано по распространённой топонимической модели от названия населённого пункта аналогично озеру Ростовскому. Следовательно, в начале XII в. город Клещин должен был существовать. Позднее он упомянут в «Списке городов дальних и ближних» начала XV в. Известно городище, которое по археологическим признакам можно идентифицировать как этот летописный город.

По системе укреплений (кольцевой вал высотой до 4 м по периметру мыса между двумя оврагами, ров с напольной стороны) городище напоминает Суздаль в пределах укреплений Владимира Мономаха и, по археологическим данным, возможно, также построено в конце XI – начале XII в. (Комаров, 1995). Но по размерам городище невелико (площадь – около 2 га) и по назначению могло быть небольшой крепостью или детинцем. Последнее вероятнее, поскольку за оврагом, в сторону Александровой Горы на береговом плато, ко времени строительства укреплений не менее 100 лет уже существовало крупное поселение, площадь которого приближалась к 8 га.

С ним были связаны крупные группы курганов, раскопанные в 1853 г. Слабая изученность памятника не позволяет сколько-нибудь подробно охарактеризовать его особенности, но очевидно, что это было интенсивно развивавшееся древнерусское поселение, возможно, унаследовавшее место предшествующего мерянского посёлка. Поэтому очень вероятно, что именно это селище является древним Клещином (Дубов, 1985). Построенный детинец утвердил городской статус поселения.





Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.