Максим Орешкин: «Можно сделать серьезный шаг вперед к росту доли белой экономики»
В интервью нашему корреспонденту министр экономики Максим Орешкин рассказал о приоритетах министерства на ближайшие месяцы.
Главная задача — план структурных и институциональных реформ в экономике, которые должны повысить темпы экономического роста, сократить долю теневой экономики, снизить налоги для легального бизнеса и представить бизнесу и гражданам то, что, по мнению министерства, является главным препятствием для инвестиций,— определенность экономических перспектив.
— Как вам министерский пост, как ощущения?
Нагрузка больше, ответственности больше. В сравнении с Министерством финансов Министерство экономики — другое. Круг задач более широкий, взгляд на происходящие в экономике процессы более разносторонний. Это, пожалуй, главные отличия.
— В момент вашего назначения ситуация была достаточно острой. Вы какие-то, возможно неформальные, гарантии получили?
Я не думаю, что речь может идти о каких-либо гарантиях. Если ведешь себя честно по отношению к обществу и коллегам, то и гарантии никакие не нужны. С точки зрения перспектив гарантий будущего трудоустройства нет ни у одного члена правительства — уверен, что все зависит только от эффективности работы, поэтому именно на ней и буду концентрироваться.
— В России с приходом нового министра очень часто меняется и как минимум половина управленческой команды. В мире нередка обратная ситуация — есть заместители министра, работающие десятилетиями при разных министрах. Как будет в Минэкономики при вас?
У нас все будет так, чтобы соответствовать задачам, которые перед нами поставлены. Понятно, что коллектив Минэкономики очень профессионален — резких изменений он не требует. Будет определенная перезагрузка и настройка, этого не избежать.
Но серьезных, кардинальных изменений не планируется. При этом важно понимать, что демонстрировать результат по ряду задач придется в очень сжатые сроки. Одна из таких ключевых задач — подготовка плана действий правительства по повышению темпов экономического роста.
— О чем идет речь — о внутриминистерском плане Минэкономики, о будущей президентской программе, готовящейся на площадке Центра стратегических разработок (ЦСР), о правительственной концепции социально-экономического развития до 2035 года?
Задача, стоящая перед Минэкономики, прикладная — разработать детальный план конкретных действий правительства, направленный на достижение более высоких темпов экономического роста. Работая над ней, мы взаимодействуем и с ЦСР, и с другими аналитическими группами и бизнес-объединениями: РСПП, ТПП, «Деловой Россией», «Опорой России» и другими.
Чем больше групп, которые размышляют над задачей роста, тем выше вероятность не упустить что-то действительно важное. При этом спектр вопросов, над которыми работает, например, тот же ЦСР, гораздо шире нашего круга задач. В частности, институциональные реформы, в том числе по судебной системе и другим серьезным вопросам, которых мы в своей работе не касаемся.
Мы концентрируемся на структурных ограничениях экономического роста и мерах, которые такие ограничения снимают. Как мне кажется, традиционный подход «давайте по каждому блоку пропишем, что бы сделать такого хорошего» сегодня не годится.
Очевидно, что список конкретных действий должен быть взаимоувязан — нужно сразу оценивать влияние отдельных мер и на макроэкономическую динамику, и на ограничения, которые есть в части бюджета, платежного баланса, рынка труда и т. д.
Поэтому мы сейчас прописываем своего рода матрицу, где по горизонтали — ограничения, а по вертикали — конкретные действия, направленные на их преодоление. В ячейках, соответственно, дается оценка, как эти действия влияют на те или иные ограничения.
У нас уже есть первая версия плана. Сейчас идет его доработка: делаются расчеты влияния всех элементов матрицы на ключевые показатели и экономические балансы, одновременно идет детализация и уточнение вертикали, что-то добавляется, что-то исключается. Можно сказать, работаем по принципам agile.
— Нельзя сказать, чтобы это была новая задача в Минэкономики: подготовка мер по росту ВВП — кажется, этим занимались последние 25 лет? К тому же обычно функции министерства смотрятся шире, чем подготовка плана.
Понятно, что по всем направлениям, по которым работает министерство, должно быть движение вперед. Здесь и вопросы улучшения делового климата, совершенствование контрольно-надзорной деятельности, работа системы МФЦ, поддержка малого и среднего бизнеса, внешнеэкономический блок и многие другие вопросы.
Просто для первой половины 2017 года ключевой проект — подготовка плана ускорения роста. Эту задачу можно назвать новой, можно — старой, главное, чтобы она была сделана. Это проект, в который тем или иным образом вовлечены все сотрудники.
— С чего начали работу?
Сначала необходимо четко сформулировать, какие существуют ограничения для роста. Посмотрите — декабрьская таблица из опроса компаний, ответы менеджмента о ключевых проблемах роста. Мы сравнили изменение показателей к январю 2014 года: периоду, когда цены на нефть еще были высокие, рубль крепкий, а ставка Банка России низкая. В этой таблице много интересных историй.
Вот, например, мы много слышим о недостатке спроса в экономике, и 53% компаний об этом говорят. Но в январе 2014 года о том же говорил 51% — то есть для бизнеса это постоянная ситуация, ничего не изменилось. Бизнесу всегда хочется, чтобы было больше спроса. В сущности, это даже не вопрос спроса, а вопрос конкуренции, вопрос возможности иметь большую долю на рынке.
Вторая история — проблема высоких процентных ставок. 31% компаний говорит об этом как о проблеме, в январе 2014 года о том же говорили 27% компаний — действительно, проблема усугубилась.
Но вот следующий пункт — проблема недостатка финансовых средств, тут изменений с 2014 года практически нет. Понятно, почему такая комбинация — да, кредит стал несколько менее доступным, но это компенсировалось возросшей прибыльностью бизнеса, и кредитные средства заместились собственными.
А вот самая, по моему мнению, важная строка таблицы — радикальный рост такого показателя, как экономическая неопределенность. Сравнение двух опросов говорит, что это, по сути, единственный фактор, значение которого кардинально выросло с января 2014 года — на 22 пункта, с 33% до 55%.
Бизнес совершенно справедливо говорит, что экономическая неопределенность — одна из главных причин, по которой компании откладывают инвестиции, решают повременить с расширением объемов производства, с движением вперед. Поэтому главный акцент для экономических властей в краткосрочной перспективе — это возвращение определенности в ожидания экономических агентов.
— Вы полагаете, бизнесу нужна именно экономическая определенность, а не какая-то другая?
Определенность касается всех вопросов. Это не только динамика экономических показателей, но и, например, стабильность налоговой системы. И население, и бизнес должны понимать, в каких условиях они будут жить не только завтра, но и через год, пять, десять лет.
Чем больше будет понимания будущего, тем более смелым станет бизнес в принятии решений об инвестициях, создании новых производств, о движении вперед. И тем меньше ошибок будет делать этот бизнес — появится возможность четче выстроить бизнес-план и определить именно те точки роста в отраслях и на рынках, где компании смогут расти и зарабатывать.
— Если говорить об этом, то главная определенность — стабилизация макроусловий, курса и инфляции — уже более или менее есть...
Действительно, два последних года можно назвать периодом успешной адаптации к изменившейся внешней ситуации, к новому состоянию сырьевых рынков, к новой геополитике, санкциям.
Финансово-экономический блок правительства и ЦБ совместно с этой задачей в значительной мере справились. Посмотрите на последние полгода. Очевидна и стабильность валютного курса, и стабилизация инфляции на низких уровнях. Экономика вернулась к росту, растет промышленное производство.
Фактическая стабильность экономической динамики и финансовых рынков есть. Но стабилизации ожиданий пока нет. И с этой точки зрения важно довести ту работу, которую, например, делает ЦБ, до конца. Инфляционное таргетирование — это уже реализованная структурная реформа, одна из важнейших за последние годы.
Ведь инфляционное таргетирование — это не просто снижение инфляции или ее волатильности, а стабилизация долгосрочных инфляционных ожиданий. Важно, чтобы в 2017 году пришло осознание — инфляция и в этом году, и в среднесрочной перспективе действительно будет колебаться около показателя в 4%, что на это можно и нужно рассчитывать.
— Инфляция — это в основном вопрос Банка России?
Это не только вопрос ЦБ, правительство много сделало для того, чтобы поддержать тренд на снижение инфляции. Это и ответственная бюджетная политика, и умеренная индексация тарифов естественных монополий.
Проактивная политика в сельском хозяйстве тоже один из ключевых факторов стабилизации инфляции — в потребительской корзине 30% составляют именно продукты питания, увеличение их внутреннего производства позволило замедлить рост цен, снизить их чувствительность к колебаниям обменного курса.
Предсказуемость инфляции не единственный вопрос. Важна стабильная и предсказуемая бюджетная политика. Бюджет бизнесу важен не сам по себе, а с точки зрения стабильности налогового законодательства. Неустойчивый дефицит сейчас — это всегда риск повышения налогов в будущем.
С этой точки зрения у нас достигнут большой прогресс — принятый трехлетний бюджет демонстрирует, что государственные финансы при консервативном сценарии на ближайшие три года с нефтью в $40 за баррель будут устойчивы без повышения налоговой нагрузки.
Главная задача экономической политики — не пытаться угадать, как сложится нефтяная конъюнктура, а иметь понятный набор действий в случае любых, даже не самых простых внешних условий. При текущих $54 к сценарию $40 за баррель бюджет готов.
Важно и дальше закреплять позитивные ожидания бизнеса. Необходима взаимоувязанная конструкция бюджетной, денежно-кредитной и валютной политики, обеспечивающая снижение зависимости экономики от колебаний нефтяных цен.
При этом бюджетная конструкция должна базироваться на новой, устойчивой в долгосрочной перспективе налоговой системе, способствующей обелению экономики, росту инвестиций и объемов экспорта, активному применению новых технологий.
— Стабильность налоговой нагрузки в нынешней ситуации — это достижимая цель?
Мое мнение, что налоговая нагрузка на компании, работающие полностью официально, должна снижаться. Ведь когда говорят, что у нас налоговая нагрузка на бизнес невысока, сравнивая поступления с размером ВВП, забывают, что с учетом значительного теневого сектора нагрузка на бизнес неравномерна и в легальном секторе высока.
Особенно это касается налогов на фонд оплаты труда, уплачиваемых предприятиями: ни в одной конкурирующей с нами экономике таких платежей нет.
— Кажется, стабильность есть, просто качество стабильности не всех устраивает?
В стабильную инфляцию, курс и динамику других показателей верят еще далеко не все. Если спросить, есть ли вероятность двузначной инфляции, все вам ответят: конечно, да. Каждая вторая статья на экономическую тематику сейчас предрекает или углубление кризиса, или обвал рубля. Ожидания и у бизнеса, и у населения зачастую адаптивны, то есть базируются на опыте последних лет.
А реальность-то уже другая — все ключевые индикаторы стабилизировались, причем благодаря проведенным реформам под этой стабильностью заложен прочный фундамент. И самый смекалистый бизнес это уже начинает понимать: индексы деловой активности за последние несколько месяцев выросли до многолетних максимумов — превысили не только предкризисный уровень, но и уровни 2011–2012 годов.
Ожидаю довольно неплохие результаты от 2017 года. Экономика уже растет, в четвертом квартале увеличились и ВВП, и промышленное производство, а во втором полугодии 2017 года ВВП будет расти на 2% год к году и, возможно, даже больше.
Однако задачу экономической политики я вижу в первую очередь в повышении потенциальных, устойчивых в долгосрочной перспективе темпов экономического роста. После оживления и ускорения следующего года мы быстро упремся в структурные ограничения, которые есть у нашей экономики. Министерство экономического развития должно сформулировать те изменения, которые помогут преодолевать эти структурные ограничения.
— Обычно в вопросе долгосрочных прогнозов ориентируются на Минэкономики.
Вся история с прогнозом Минэкономики должна меняться. Он из чисто технического документа, демонстрирующего сценарий с цифрами, должен стать инструментом коммуникации правительства с деловым сообществом и населением. Прогноз должен объяснять, сколько те или иные меры будут прибавлять к экономическому росту и в какие периоды, на какие еще показатели это будет влиять.
Все это обязательно надо объяснять, чтобы бизнес понимал, почему правительство считает, что экономика будет развиваться именно таким, а не иным образом. Прогноз сам по себе — это инструмент управления ожиданиями. И бизнес, и население должны из него узнавать, что правительство, министерства, ЦБ будут делать при разных внешних сценариях, в том числе негативных.
Только имея понимание происходящих процессов и доверие к экономическим властям, можно уверенно планировать инвестиции. В противном случае бизнес будет вместо своей основной работы пытаться угадать валютный курс, инфляцию и когда случится следующий кризис.
— Есть два вида уверенности — уверенность в том, что ничего особенного с тобой не произойдет, и уверенность в том, что правительство решило тебя и твой бизнес потащить в светлое будущее и сопротивляться бесполезно. Вы какую уверенность в реальности предполагаете — надо не мешать или надо тащить?
Государство не существует отдельно от бизнеса и от людей. Государство должно стараться создавать максимально комфортные условия для развития предпринимательства, предлагать те изменения, которые позволят бизнесу становиться эффективнее. Все должны быть вместе, доверять друг другу и вместе двигаться вперед.
— То есть это политика поддержки растущих секторов?
Расти могут в том числе и те, кто сейчас падает. Ориентация только на одну отрасль или их группу — это неверно. Компании и традиционной, и новой экономики должны одинаково понимать, что ситуация прогнозируема, что власть работает на то, чтобы они были конкурентоспособны и на локальном, и на глобальном рынках. Мы ориентируемся на всех, кто готов инвестировать в России.
— В проекте антикризисного плана на 2017 год, который вами подписан, впервые обозначена разработка Минэкономики программ поддержки отраслей, переживающих сейчас структурный спад. Для чего это нужно?
Экономика России последних лет, если на нее смотреть внимательно,— это улица с двусторонним движением. Так, торгуемые отрасли, успешно конкурирующие с импортом или работающие на экспорт, демонстрировали рост. С другой стороны, неторгуемые отрасли были перегреты высокими ценами на нефть, выпуск в них снизился и сейчас стабилизировался на новом структурном уровне ниже прежних показателей.
Есть отрасли, производящие товары длительного пользования, в первую очередь автопром, столкнувшиеся с серьезным структурным падением спроса и у которых при этом существуют не полностью загруженные производственные мощности.
Да, в следующем году мы увидим существенный рост продаж автомобилей, однако мы прекрасно понимаем, что объем продаж на уровне, который мы видели три-четыре года назад, в ближайшие годы недостижим.
На первом этапе политика поддержки этих отраслей заключалась в смягчении удара, который они пережили,— это была краткосрочная поддержка внутреннего спроса. Второй этап — структурный ответ на имеющиеся проблемы.
В автопроме, например, мы будем поддерживать переориентацию отрасли на внешний спрос. Будем работать над изменением регулирования и новыми мерами как в этой, так и в смежных отраслях. Экспорт — это не только производство, но и логистика, сертификация и многие другие вопросы. Мы пытаемся увязать все элементы в новую систему.
— Министерства раньше ревностно относились к своим отраслевым стратегиям, считая это своим внутренним делом.
Профильные министерства хорошо понимают ситуацию в конкретных отраслях, мы же смотрим на всю картину, на экономику в целом — понимаем взаимосвязи разных отраслей, особенности всей налоговой системы, регулирования и так далее. Поэтому отрасли лишь выиграют, получив синергетический эффект от нашего взаимодействия.
— То есть вы рассматриваете себя в том числе как консалтинговое министерство для других министерств?
Традиционно Министерство экономики — это штаб изменений. Эта та роль, которая всегда была у него, и я считаю, что ее нужно только усиливать. При этом наша роль не в том, чтобы просто собирать точки зрения ведомств и пытаться выступать арбитром во внутренних спорах. Мы должны быть источником новых идей, становиться лидером в подготовке программ изменений.
— Исходя из того что вы пришли в Минэкономики из Минфина, многие уверены, что штаб теперь в Минфине. В какой мере вы готовы спорить с подходами к реформам вашего бывшего руководителя Антона Силуанова? До последнего времени противостояние Минфина, ЦБ и Минэкономики было главным сюжетом в экономических дискуссиях.
Спор ради спора — пустое занятие. Бессмысленно просто говорить, что кто-то что-то делает неправильно. Главное — понимать логику, аргументы и мотивы людей, почему они предлагают те или иные решения, и обсуждать с ними ситуацию на уровне смысла, а не формы.
Спорить будем по многим вопросам, но всегда будем стараться приходить к консенсусу и общему пониманию. Нацеленность на повышение экономического роста есть абсолютно у всех — и в ЦБ, и в Минфине, и в Минэкономики.
— Вернемся к подготовке плана по экономическому росту. Что конкретно будет в вертикальных столбцах матрицы, описывающих ограничения?
Первая проблема — это ограничения в сфере человеческого капитала, количественные и качественные. Связанная, но требующая выделения в отдельную категорию — это проблема бедности. Далее третья группа — это ограничения, связанные с инвестиционной активностью, также в части как их объема, так и качества.
Отдельно в четвертую группу выделяем тему инноваций. Пятая группа — ограничения для международной кооперации и экспорта. Шестая — высокий уровень трансакционных издержек в экономике, асимметрия информации. Седьмая — проблема высокой доли теневой экономики в стране. Последняя, кстати, одна из самых важных тем.
— Этот список вы начали с человеческого капитала и бедности...
Понятны демографические ограничения, в рамках которых мы находимся: базовый прогноз Росстата предполагает сокращение населения в трудоспособном возрасте примерно на 900 тыс. человек каждый год до 2020 года.
С точки зрения достижения среднемировых темпов экономического роста мы в непростой ситуации: уровень развития по ВВП на душу населения у нас выше, чем в среднем в мире, а по динамике экономически активного населения кардинальное отличие — мир продолжается расти, а у нас по прогнозу — быстрое снижение. Оба фактора говорят, что при прочих равных мы должны расти медленнее, чем мир.
Поэтому преодоление демографических ограничений — одна из ключевых задач. Нам необходим комплекс решений, направленных на увеличение численности экономически активного населения, снижение структурной безработицы, а также повышение производительности. Задача властей создать условия для максимально возможной реализации потенциала каждого человека, живущего в нашей стране.
Бедность является серьезным ограничением. Это не только социальная проблема, но в том числе и серьезная угроза для экономического роста, учитывая, что значительная доля малообеспеченных сегодня у нас — это семьи с детьми.
— В последние годы в академической среде в качестве главной проблемы роста считается не бедность, а неравенство?
Проблема бедности в российской экономике гораздо важнее на данном этапе, чем проблема неравенства, которая довлеет над экономическим ростом развитых стран. Понятно, что стратегически надо стремиться и к снижению неравенства.
— Низкую активность инвестиций многие называют причиной проблем с экономическим ростом...
Очевидно, объема инвестиций в России сейчас недостаточно, чтобы показывать более высокие темпы роста, однако инвестиции, особенно качественные, невозможно увеличить мановением волшебной палочки. Когда предприниматель принимает решение инвестировать или нет, он всегда сравнивает потенциальную выгоду и риск. Задача — двигаться по направлению увеличения выгод, снижения издержек и одновременно рисков.
Сейчас ключевой риск, о котором мы говорили,— экономическая неопределенность. Но есть, бесспорно, и другие. Необходима кропотливая работа по уменьшению разного рода издержек для бизнеса, тарифов естественных монополий и так далее. Очень серьезный блок проблем связан с конкуренцией, барьерами входа на те или иные рынки, в том числе создаваемые самим государством.
В теме инноваций два блока: использование уже существующих технологий и создание новых. Инвестиции, основанные на современных технологиях, не просто увеличивают объем доступного капитала, но и позволяют совершать скачки вверх по производительности. Новые технологии во всем мире позволяют добиться большей эффективности уже имеющегося капитала — и мы должны идти активнее по этому пути.
Это особенно важно в условиях наших демографических ограничений: так как мы не можем экстенсивно увеличивать занятость, то наш выход — это создание новых высокотехнологичных производств с невысокой занятостью, применение новаций, сокращающих занятость на промежуточных этапах, и так далее.
Далее. Экспорт. Для устойчивого роста в современном мире нужно иметь более открытую экономику, активнее торговать. Экспорт — это не только вопрос производства и его конкурентоспособности, но и вопросы логистики, получения доступа на внешние рынки, зон свободной торговли, торговых объединений, встраивания в цепочки производств.
— Следующее ограничение, которое вы назвали, высокие трансакционные издержки в России и асимметрия информации. О чем именно речь?
Здесь две ключевые истории. Горизонтальная и вертикальная: взаимоотношения по линии производитель-потребитель и государство—бизнес и население. Первое: у нас путь от производителя до конечного потребителя очень длинный. Много посредников, много так называемой информационной асимметрии. Например, потребитель часто просто не знает о том, что на рынке тот или иной товар или услуга доступны, у него нет информации о ее качестве.
Второе: взаимоотношение государства и бизнеса. Здесь получение информации о том, что доступно для развития бизнеса, само получение государственных услуг должны отнимать минимум времени и денег, а необходимые промежуточные взаимоотношения между госорганами должны происходить, минуя конечного получателя услуги.
На помощь должны прийти те нововведения, которые уже реализованы в мире,— это вопросы создания цифровых экосистем, в том числе в области электронной торговли, резко снижающие издержки и роль посредников.
— И еще это в теории должно позволить снизить уровни монополизации экономики?
Бесспорно.
— Последним блоком вы назвали теневую экономику.
Мне кажется, что сейчас российское государство с точки зрения уровня технологического развития подошло к моменту, когда можно сделать серьезный шаг вперед к росту доли белой экономики и снижению доли теневого сектора.
Теневой сектор — это часть общей экономики, из-за которой возникает много искажений. Например, если на одном и том же рынке есть белая компания и та, которая работает в тени, то происходит искажение конкурентных условий.
Конкуренцию выигрывает не та, которая более эффективна, имеет лучше управленческие процессы или наименьшие издержки, а та, которая больше недоплатит налогов и снизит социальные гарантии своим работникам. В итоге и капитал, и труд связываются в бизнес-процессах с более низкой экономической отдачей, что в конечном счете отрицательно влияет на темпы экономического роста.
— Кажется, в России на рынках обыкновенно или все компании белые, или все черные, промежуточные ситуации редки?
Нет, почему. Это довольно типичная проблемная ситуация. Сейчас экономика плавно движется в сторону обеления — этот процесс надо стимулировать, так как он напрямую ведет к ускорению экономического роста.
— Это горизонталь матрицы. Что в вертикальных строках кроме налогов?
Новая налоговая система — это только пример того, что в матрице по вертикали. Там есть еще все, что связано с цифровой экономикой, институтами развития, и другие важные элементы. Придет время, расскажу...
— И когда придет это время?
Сроки известны. Есть поручение президента — к маю подготовить конкретный набор мер. Май — это довольно скоро.