Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  


Византизм и русскость. Часть IV

Средневековый Запад был не цивилизацией западного Христианства, а романо-германской цивилизацией. Крестовые походы, духовно-рыцарские ордена и прочее оформляли экспансионистские устремления французского, немецкого, английского рыцарства. Западноевропейский рыцарь был синонимом необузданности, алчности, жестокости и полной нестесненности в средствах на пути к цели

Мономах и Санта-Клаус

На тот момент, когда Русь принимала крещение, никакого церковного конфликта между Римом и Константинополем не существовало. Споры эпохи патриарха Фотия отошли в прошлое, хотя и не разрешились. Германские императоры охотно сватали византийских принцесс.

Конфликт между Востоком и Западом если и имел место, то носил скорее культурный, чем религиозный характер - германцев раздражало богатство Византии в сочетании с чуждым им образом жизни, вплоть до скромной, почти лишенной мяса греческой кухни.

Они не понимали, почему этим грекам достаются все богатства и роскошь мира, в то время как жизнь Запада убога и идея ограбить Константинополь и в самом деле была популярна среди франков, ходивших в крестовые походы. Но никакого религиозного основания она не имела.

В Х-XII веках Русь была частью европейского мира. Причем скорее северо-, нежели западно- европейского. Между христианскими правителями Норвегии, Швеции, Дании, Англии и Руси поддерживались постоянные брачные связи. В обоих направлениях шли интенсивные культурные влияния.

Сохраняя безусловную верность Православию, Русь, однако, ни в коем случае не путала веру как таковую и частные интересы греков. Русские совершенно не настроены были конфликтовать с Западом только потому, что с ним поссорились византийцы.

Наиболее евроинтегрированную (в хорошем смысле слова) политику проводило влиятельнейшее княжеское семейство Мономахов. Это тем более поразительно, если учесть, что Мономахи были потомками по женской линии того самого императора Константина Мономаха, при котором произошел в 1054 году раскол Западной и Восточной Церквей.

В 1092 году великий князь Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, учредил вместе с митрополитом-греком Ефремом Переяславским празднование «Перенесения мощей святителя Николая Мирликийского в Бари». Этот праздник, «Никола вешний», отмечаемый на Руси и по сей день, был во многом скандалом.

Предлагалось праздновать разбойничье похищение итальянскими купцами мощей святого из греческой церкви в Мирах Ликийских. Конечно, у итальянцев был тот резон, что они опасались захвата Мир турками-сельджуками и гибели мощей, но греки и считали, и считают это событие беззастенчивым грабежом.

А папа Римский Урбан II отправил к Всеволоду посольство с частицей мощей святителя. Позиция греков не помешала русским учредить этот праздник, положивший начало широкому культу Святителя Николая на Руси, где он стал фактически национальным святым (39).

Вскоре Урбан получил от Мономашичей помощь в еще более деликатном вопросе. Дочь Всеволода и сестра Владимира Мономаха Евпраксия (Адельгейда), жена германского императора Генриха IV публично выступила с обвинением в адрес своего мужа, который принуждал её к участию в групповых оргиях.

После публичного обнародования информации об извращениях императора от него отвернулась большая часть германских вассалов и он оказался в очень тяжелом положении. Этот этап войны империи и папства за инвеституру оказался выигран папами благодаря русской императрице. Евпраксия же вернулась на родину, постриглась в монахини и упокоилась в центре православия Псково-Печерском монастыре.

Не менее характерна и русская реакция на первый крестовый поход.

В едва освобожденный франками Иерусалим отравляется русский игумен Даниил, подробно описывает свое паломничество в Святую Землю в своем знаменитом «хождении», близко общается с первым иерусалимским королем Балдуином Фландрским, принимает участия в церковных службах крестоносцев у Гроба Господня, и оставляет в палестинской Лавре Святого Савы записку с поминовением русских князей - «Се же имена их: Михаил Святополкъ, Василие Владимеръ, Давидь Святославич, Михаилъ Олегъ, Панъкратие Святославич, Глѣбъ Менский» (40).

А вскоре сами русские князья организуют настоящий крестовый поход на половцев, инициатором которого выступает Владимир Мономах.

«И оболичишася во бронѣ, и полки изрядиша, и поидоша ко граду Шаруканю. И князь Володимеръ пристави попы своя, ѣдучи предъ полкомъ, пѣти тропари и коньдакы хреста честнаго и канунъ святой Богородици» (41).

Ни одно сражение русских со степняками ни до, ни после, вплоть до похода Ивана Грозного на Казань, не имело столь отчетливого религиозного оформления. Мономах хотел дать именно степную реплику крестового похода, оказавшуюся, кстати, весьма результативной.

Владимир Мономах был женат на дочери погибшего в битве при Гастингсе английского короля - Гите Гаральдовне. И его сын - Мстислав Великий, носил второе имя - Гаральд. Ко времени правления в Новгороде Мстислава-Гаральда, женатого на шведской принцессе Христине, относится прибытие на север Руси святого Антония Римлянина, согласно житию приплывшего в Волхов на камне и основавшего в русской земле монастырь.

Плавание на камне - традиционная для агиографии специализация кельтских, ирландских святых. А вряд ли где еще в то время на Руси гость с Запада, мог найти столь же дружеский прием, как у Мстислава-Гаральда (42).

А к 1113 году относятся события описанные в «Чуде св. Николы о князе Мстиславе». Заболевший князь молится святителю Николаю и получает исцеление от его иконы. Он закладывает Николо-Дворищенский собор, до сих пор стоящий в Новгороде, престольным праздником которого является не «Никола зимний», а именно «Никола вешний».

Существуют и еще более смелые культурные сближения Мономашичей с Западом, вплоть до гипотезы, что Владимир Мономах, составляя своё «Поучение», вдохновлялся англосаксонским памятником «Поучение отцов» (Faeder Larcwidas).

Но приводимые в защиту этой теории текстологические параллели слишком натянуты и более вероятно, что перед нами полностью оригинальный памятник в библейском жанре отцовских поучений, в котором, к тому же, множество цитат как раз из византийской литературы.

Так или иначе, церковный конфликт Рима и Константинополя воспринимался на Руси довольно прохладно и уж точно не как повод для политического и культурного разрыва с западными соседями.

Напротив, Русь, особенно династия Мономашичей, несмотря на свое византийское происхождение, подчеркивала дружелюбие и к западным государям, и к папам, и открытость к западным культурным влияниям, от основ византийского закона и вероучения отнюдь не отступая.

Никакого «закрытия» Руси от Запада ни в XI, ни в XII, ни в домонгольскую эпоху XIII не произошло. Как не закрывалась от Запада и сама Византия - настоящим западником на троне в Константинополе был, к примеру, император Мануил Комнин, любитель пиров и турниров, больше напоминавший европейского рыцаря, чем василевса предыдущих эпох.

Совершенно была пронизана западничеством, вплоть до униатства, поздняя Византия XIV-XV столетий, выходцы из которой рассеявшиеся после падения Константинополя во многом перестроили культурный код самого Запада, инициировав Ренессанс.

А вот Русь того времени, отвергнув церковную унию, отвергла и Запад, и выбор византийцев, так что уж точно не византизмом объяснялся русский изоляционизм той эпохи. Напомню, что на Ферраро-Флорентийский собор от Руси отправился грек митрополит Исидор, и, как и прочие византийские иерархи (кроме Марка Эфесского) и как император, подписал унию с Римом.

Когда Исидор попытался войти в Москву с латинским крестом, его попросту выгнал великий князь Василий Темный, а вскоре Русь поставила собственного русского митрополита - Иону, вступив в длительный подспудный конфликт с патриархатом в Константинополе.

Еще одна попытка принести в Москву латинский «крыж» была предпринята папским легатом, находившимся в свите невесты великого князя Ивана III - Софьи Ветхословец (Палеолог), которую сосватал русскому князю архитектор унии и знаменитый гуманист - кардинал Виссарион Никейский.

Как видим, «византийское влияние» и тут тянуло Русь к Западу и было отвергнуто самой Русью. Когда легат с «крыжом» появился у ворот Москвы, митрополит Филипп I заявил великому князю: «Если он войдет в одни ворота, я тотчас же выйду через другие» (43).

Ревность в православии, отнюдь не заемная у Византии, а собственная, русская, гораздо большая, чем у самих византийцев и тем более у балканских народов, не мешала, при этом, Великим Государям пользоваться услугами Аристотеля Фиорованти при строительстве Успенского собора и развитии русской артиллерии, не мешала итальянским мастерам возводить стены и башни Кремля.

Напротив, именно итальянско-византийские связи, связи греческой диаспоры в Италии с Русью, и привели к тому, что культурно Москва ориентировалась в тот период на локомотив развития тогдашней Европы - ренессансную Италию, в то время как Новгород зависел от гораздо более отсталой Германии.

Библиография

39. Исследование этого сюжета см.: Хрусталев. Д.Г. Разыскание о Ефреме Переяславском. СПб., «Евразия», 2002.
40. Хождение игумена Даниила // Памятники литературы Древней Руси. XII в. М.: «Художественная литература», 1980 с. 114
ПСРЛ. Т.2. Ипатьевская летопись. стб. 266
41. Мурьянов М.Ф. Русско-византийские церковные противоречия в конце XI в. // Феодальная Россия во всемирно-историеском процессе. М.: «Наука», 1972 сс. 216-224
42. Алексеев М.П. Англосаксконская параллель к Поучению Владимира Мономаха. - ТОДРЛ, т. II. М.-Л., 1935 сс.39-80 [http://ir.nmu.org.ua/bitstream/handle/123456789/6345/05f87592d40436514d68c82784746228.pdf ]
43. «Он во врата граду, а яз, богомолец твой, другими враты из града» (Иоасафовская летопись. М.: «Рукописные памятники Древней Руси», 2014. с.83).

Виселицы вдоль столбовой дороги

Мнение, что Византия заступила Руси «общечеловеческую столбовую дорогу европейской цивилизации» - это откровенная ложь. Русь прекрасно умела дружить с Западом и поверх Византии. Византия стремилась втянуть Русь в орбиту своего позднего западничества, но Русь не приняла этого «приглашения».

Утверждения западников чего-нибудь бы да стоили, если бы было доказано, что те славянские народы, которые пошли «столбовой дорогой» евроинтеграции, действительно куда-то евроинтегрировались и от этого однозначно выиграли. А вот в этом дозволительно усомниться.

Обширный материал для подлинного понимания этнических и культурных процессов, происходивших в Европе, дает великолепная монография Роберта Бартлетта «Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. (950-1350 гг.)» (44).

Средневековый Запад был не цивилизацией западного Христианства, а романо-германской цивилизацией. Крестовые походы, духовно-рыцарские ордена и прочее, выражали не властолюбивый дух папства, а напротив оформляли экспансионистские устремления французского, немецкого, английского рыцарства.

После того как в ряды этого рыцарства влились потомки скандинавов, лишенные хотя бы той незначительной утонченности, которую выработали у франков эпохи Меровингов и Каролингов, западноевропейский рыцарь стал синонимом необузданности, алчности, жестокости и полной нестесненности в средствах на пути к цели.

Европейская феодальная аристократия была трансгранична - представители одной и той же семьи могли иметь владения в Испании, Ирландии, Франции, Померании, Палестине, Сицилии. Но в одном и только в одном случае – если это была романская или германская семья. Там, где кончался мир немцев и французов, там любая аристократия, любое чувство христианского братства в подчинении единой церкви во главе с одним Папой заканчивались.

Человеческий статус представителей всех народов, кроме романо-германцев, ставился под сомнение, особенно доставалось кельтам, которых завоеватели считали за животных.

Современному европейцу, воспитанному на кельтской музыке, кельтских орнаментах, убежденному, что истинная Европа где-то в Ирландии и Бретани, что её сердце бьется в Броселиандском лесу, невозможно себе вообразить ту степень презрения к кельтам, которыми проникнуты средневековые документы в XII-XIII веках.

«Мы издали неукоснительное предписание, дабы отныне никто не допускался к монашескому сану, ежели не может проповедовать по-французски, либо по-латыни. Когда нет более прикрытия в виде чужого языка, ни у кого не останется ширмы для непослушания. Ибо как может человек, владеющий только ирландским языком, по-настоящему любить обитель или Писание?».

Говорится, напомню, это о языке одного из древнейших христианских народов, пронесших свою весьма своеобразную христианскую цивилизацию через Темные Века, сохранившем в своих рукописных собраниях многие античные литературные памятники. Ставить под сомнение любовь ирландцев к Писанию конечно было совершеннейшим цинизмом.

Пример ирландцев нам понадобился для того, чтобы показать, что даже на западе Европы, список «истинных европейцев» был строго ограничен. Но нас, конечно же, интересует прежде всего ситуация на Востоке Европы, в среде обращенных в католичество славян, среди которых должны были бы оказаться и русские, если бы сделали мнимый «выбор в пользу Запада».

XII-XIII века в Восточной Европе - это период напористой германской экспансии - Остзидлунга. Немцы проникали в города, засеивали любые пустоши, поселения германских колонистов ставились в чересполосицу со славянскими, и вот уже Польша и Чехия превращались фактически в окраины Германии, на которых славяне играли роль недоколонизированных туземцев.

В 1308 году епископ Иоанн Краковский был обвинен в «стремлении изгнать польский народ и отдать их ремесленные мастерские и имущество чужеземцам». Мало того, ему приписывалась клятва: «Если мне не удастся завершить начатое дело и изгнать с этой земли польский народ, то я скорее умру, чем останусь жить» (45).

Монашеские ордена, которые, по логике вещей, должны были бы служить примером общеевропейского христианского братства, выступать как своеобразная республика веры, простирающаяся поверх этнических границ, на деле выступали как проводники германизации.

«Братьев, говорящих на немецком языке, намного большей численности, чем требуется, направляют в отдельные францисканские обители нашего королевства и в польские герцогства, в то время как братья из числа славян рассеяны среди иноземцев» (46).

Города Восточной Европы подвергались сплошной германизации. «Список новых бюргеров, допущенных жить в старую Прагу в XIV веке, показывает, что от 63 до 80 процентов тех, чью национальную принадлежность возможно установить по именам и фамилиям, были немцы…

Француженка по происхождению, королева Богемии Бланш, стремясь достичь большего взаимопонимания со своими подданными, стала учить не чешский, а немецкий язык, «ибо почти во всех городах королевства и повсюду в присутствии короля немецкий язык употреблялся чаще чешского».

Аналогичная ситуация имела место в Польше. Когда будущий архиепископ Львовский (Лембергский) в середине XV века приехал из сельской местности в Краков, «он обнаружил, что все общественные и частные дела вершатся на немецком языке» (47).

Начиная с XIV столетия в цеховых уставах восточноевропейских городов появляется так называемый «дойчтумс параграф». Претенденты на членство в гильдии должны были доказать, что они «праведные и честные немцы, а не венды», ибо «мы запрещаем сыновьям брадобреев, ткачей, пастухов, славян, детям священников и всем незаконнорожденным заниматься ремеслом в нашем городе» (48).

Понятно, что славяне не оставались в долгу.

«Было бы полезно, справедливо и нормально, если бы медведь оставался в лесу, лиса - в пещере, рыба - в воде, а немец - в Германии. Мир был здоров, когда немцы служили мишенью для стрел: тут вырывали им глаза, там - вешали вниз головой, в другом месте они отдавали нос в уплату налога, здесь убивали их безжалостно на глазах у князей, там - заставляли пожирать собственные уши» (49).

Это цитата из написанного в XIV веке в Чехии трактате «De Theutonicis bonum dictamen», представляющем, по выражению Бартлетта, «призыв к погрому» .

В этом трактате дается яркая характеристика немецкой колонизации Чехии:

«Мудрый заметит, а благоразумный рассудит, каким образом эта ловкая и лживая раса проникла в самые плодородные угодья , лучшие фьефы, богатейшие владения и даже в княжеский совет…

Сыновья этой расы приходят на чужие земли… потом оказываются избраны в советники, тонким вымогательством присваивают общинную собственность и тайно отправляют себе на старую родину золото и серебро и

иное имущество из тех краев, где они стали поселенцами; так они грабят и разоряют все земли; обогатившись начинают притеснять своих соседей и восставать против князей и других полноправных правителей» (50).

Заметим, это происходило в Чехии и Польше - независимых государствах,  во главе которых в то время стояли славянские династии. Эти династии, впрочем, постепенно были вытеснены германскими (Люксембурги, затем Габсбурги в Чехии) или иными иностранными (Ягеллоны, затем Вазы в Польше).

То же, кстати, случилось и с евроинтегрированной частью Руси - Галицией, которую просто аннексировали при помощи династических хитросплетений средневековой Европы. Династия Даниила Галицкого закончилась на его правнуках и Галицию постепенно оттягали польские короли.

Исключение, благодаря разделению церквей, русских князей из системы браков и феодальных наследований в Восточной Европе, стало для нас благом. Ни одна территория, кроме Галиции, не была «унаследована» западными соседями в результате династических союзов.

На самой же Руси система наследования по женской линии применялась редко. Граница между православием и католицизмом долгое время обозначала династические и национальные границы Руси в условиях отсутствия единого государства, и так и не дала русским землям до конца раствориться в Речи Посполитой, несмотря на интенсивнейшее ополячивание и окатоличивание русской аристократии, превращавшейся в магнатов и шляхту.

(Окончание следует)

Видео на канале YouTube "Авторы ЗдравствуйРоссия.Рф"

Интервью, доклады и выступления Е.С. Холмогорова



Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.