Статьи

Виктор Михайлович Чернов родился 9 ноября 1873 года в небольшом волжском городке Саратовской губернии. Его отец Михаил Николаевич Чернов происходил из семьи крепостных, но благодаря полученному образованию пошел по канцелярской службе, к сорока годам став уездным казначеем и, получив орден святого Владимира, выслужил дворянство. Мать Чернова - Анна Николаевна (урожденная Булатова), происходила из небогатого, но старинного дворянского рода.

«Какими судьбами занесло за Волгу, в степь между Малым и Большими Узенями, в захудалый Новоузенск, эту женщину с высшими запросами духа и, по рассказам, умевшую держать себя с подкупающей простотой, скромностью и редким тактом, выделявшим ее из окружающей среды? - писал В.М. Чернов,  рассуждая о странном для всех браке бывшего крепостного и дворянки.

- Как она, происходя из скромной, но все же дворянской семьи Булатовых, предка которой семейная легенда хотела видеть в каком-то кавказском выходце, "князе" Бей-Булате, - вышла замуж за человека полуобразованного, едва-едва только успевшего выбиться в свет из сермяжной степной деревни?» По слухам, мать Чернова после «больших сердечных разочарований» бросила столичную жизнь и уехала в тихий уголок, где ничто не напоминало ей о прошлом.

Также говорили, что резко изменить жизнь ее заставили материальные трудности, так как семья ее внезапно обеднела. «Так или иначе, - заключал Чернов, - эта образованная, замкнутая и меланхолическая женщина в Новоузенске слыла "живой загадкой", и притом загадкой очень интересной».

Рано потеряв мать, Виктор воспитывался мачехой («засидевшейся в девицах, разбитной, хозяйственной и пышной поповной»), и все свободное время проводил на Волге среди босяков. «Я рос в значительной мере беспризорным, предприимчивым, своевольным бродягой», - позже напишет Чернов в мемуарах.

Видимо, на формирование мировоззрения сына оказали определенное влияние взгляды отца, который по воспоминаниям Чернова, был «в делах религии большим вольнодумцем, а церковь почти положительно не любил» и ни одной молитвы на память не знал.

Зато отец был убежден, что земля «рано или поздно должна была вся отойти к крестьянам, ибо только они одни и есть настоящие дети земли, только они к ней относятся с подлинною сыновнею любовью», а «помещики же на земле только зря и без толку балуются, да сквернят ее, обращая в средство наложения на деревню кабалы».

Хотя поначалу, как вспоминал Чернов, в бытность ребенком, он некоторое время был «страстно-религиозен»: «убегая от людей, уединяясь в пустую, темную комнату, простирался на земле перед образами и молился жарко, обливаясь тихими слезами умиления или жгучими слезами тоски». Но вскоре все переменилось. В 1882 году Виктор поступил в подготовительный класс Первой саратовской гимназии, а в следующем году успешно сдал вступительные экзамены в первый класс.

Здесь Чернов, согласно его воспоминаниям, окончательно распрощался с детской религиозностью: «...При переходе от младших классов гимназии к средним, я имел свой собственный период туманных мистико-религиозных увлечений и тайных, одиноких молитвенных восторгов; но они прошли сами собой, созрев в каких-то затаенных уголках полудетского сознания, преждевременно готовящегося стать юношеским.

Но с православною церковностью все это совсем не связывалось, и скорее имело точки соприкосновения с интеллигентским толстовством и народным сектантством».

«Излечился» гимназист Чернов и от патриотических чувств, хотя по его собственному свидетельству, будучи девятилетним ребенком, под влиянием прочитанной книги о русско-турецкой войне, он сочинил стихи на взятие Плевны, лет в 11-12 «упивался чтением по истории всевозможных войн, которые вела Россия» и мечтал о взятии Царьграда и возврате Балкан «настоящему их владельцу - славянству».

Избавиться от патриотических чувств помогли Чернову писатели-демократы и, прежде всего, творчество Н.А. Некрасова.

Приобщившись в старших классах гимназии к творчеству революционных демократов  Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского и идеолога народничества Н.К. Михайловского, Чернов стал мечтать о революционной борьбе. Но в царствование Императора Александра III, когда народовольческое движение было разгромлено и всякая оппозиционная мысль загнана в подполье, дальше мечтаний дело не заходило. «Это было необыкновенно тусклое время, - сетовал он.

- Кругом себя мы не видали никаких ярких фактов политической борьбы. Общество в революционном смысле было совершенно обескровлено. (...) Жила только легенда о "социалистах" и "нигилистах", ходивших бунтовать "народ" и показывавших наглядно пример, как бороться со всеми властями и законами, Божескими и человеческими - кинжалом, бомбами и револьверами. Романтический туман окутывал этих загадочных и дерзких людей.

О них кругом вспоминали с обывательским осуждением, но вместе - с каким-то невольным почтением. И это действовало на молодую фантазию».

Завязав в старших классах гимназии знакомство с «неблагонадежными», Чернов в 1890 году был впервые арестован и поставлен под особый надзор. «Меня сначала хотели прямо исключить из гимназии, но выручило отсутствие всяких улик», - вспоминал Чернов.

По ходатайству отца в следующем году 1891 году юноша был отчислен из саратовской гимназии и отправлен учиться в Дерпт. Здесь, под влиянием старшего брата, В.М. Чернов втянулся в жизнь студенческих революционных кружков и стал свидетелем споров между марксистами и народниками.

Окончив Дерптскую гимназию, Чернов поступил на юридический факультет Московского университета, сразу же приняв активное участие в деятельности «Союза московских объединенных землячеств», большинство членов которого придерживалось народнических взглядов. В Москве Чернов познакомился с целым рядом будущих известных политиков либерального и революционного направления -  П.Н. Милюковым, В.А. Маклаковым, Е.Д. Кусковой, С.Н. Прокоповичем, В.И. Лениным и др.

Придерживаясь народнических идей, Чернов полемизировал с марксистами. Но и кумиры юности уже не удовлетворяли молодого революционера. Познакомившись с оказавшим на него большое влияние «любимейшим учителем» Н.К. Михайловским, Чернов был разочарован тем, что теоретик народничества сомневается в близости народной революции и не приемлет террора.

«"Значит - вы против террора? - спросил Михайловского Чернов. - Или я не так понял? Конечно, кровь - есть ужас; но ведь и революция - кровь. Если террор роковым образом неизбежен, то значит - он целесообразен, он соответствует жизненным условиям. А тогда..." Михайловский с какой-то особенной, горькой интонацией перебил меня: "Не будем об этом говорить. Я не революционер. Вся­кому свое.

Есть такие пути - кто сам ими не идет, тот не может на них указывать. Неизбежность того, чему не можешь быть сопричастником, - это... это трагедия... Я слишком много видел таких трагедий и не желал бы никому - того же... "»

В 1894 году В.М. Чернов познакомился с бывшим народовольцем Н.С. Тютчевым, одним из основателей революционной партии «Народное право», стремившейся объединить народническое, социал-демократическое и либеральное течения. «Мы продолжали считать себя "народовольцами", - вспоминал Чернов, - за отсутствием другого, более соответствующего наименования».

Но весьма относительная «умеренность» партии не устраивала Чернова, поэтому от вступления в ее ряды он воздержался, так как не нашел в ее программе положения о терроре и социалистическом идеале. Тем не менее, за причастность к «Народному праву» весной 1894 года Чернов был арестован и привлечен к дознанию. Допрашивал революционера лично С.В. Зубатов, безуспешно пытавшийся склонить Чернова к сотрудничеству.

Поскольку допрос ничего не дал, революционера перевели в Петропавловскую крепость, а затем, спустя полгода, в Дом предварительного заключения. Освободившись после выплаты залога, Чернов был выслан сначала в Камышин, а затем в Саратов и в Тамбов.

Однако ни тюрьма, ни административная ссылка, широко практиковавшаяся в царской России, ожидаемых властью результатов не давали. Вместо того, чтобы перевоспитываться, революционеры, как правило, использовали время вынужденного ограничения свободы для штудирования социалистической литературы. Не был исключением и Чернов, продолживший в тюрьме и ссылке самообразование.

Здесь же была написана и его первая большая научная статья «Философские изъяны доктрины экономического материализма», содержавшая в зародыше идеи, которые он впоследствии защищал в своих сочинениях. Оказавшись в 1895 году в Тамбове, Чернов устроился работать канцелярским служащим в местное губернское земство и развернул активную публицистическую деятельность, став вскоре видным идеологом народничества.

Участвовал Чернов и в деятельности местных революционных кружков, ведших революционную агитацию в крестьянской среде.

Для пропаганды в деревне социалистических идей были созданы «летучие библиотеки», а в селе Павлодар Чернов основал крестьянскую организацию «Братство для защиты народных прав», стремившееся к передаче находившейся в частной собственности земли в руки всего трудящегося народа. Замысел Чернова состоял в том, чтобы покрыть всю Россию сетью крестьянских организаций.

В 1899 году Чернов выехал за границу с целью ознакомиться с достижениями мировой социалистической мысли и установить связи с представителями революционной эмиграции. Лидер заграничного «Союза русских социалистов-революционеров» Хаим Житловский познакомил Чернова с основными группами народнической эмиграции, и в 1900 году оба они приняли участие в основании Аграрно-социалистической лиги.

В программной брошюре Лиги, написанной Черновым, говорилось о необходимости возобновить революционную работу в крестьянстве, без опоры на которое «никакая революционная партия не сможет нанести в России серьезного, решительного удара буржуазно-капиталистическому режиму». На протяжении ряда лет Лига издавала и переправляла в Россию нелегальную литературу, которую распространяли местные народнические кружки.

В 1902 году в России произошло образование единой Партии социалистов-революционеров, и Чернов сразу же вступил в ее ряды и вместе с М.Р. Гоцем стал редактором ее печатного органа - газеты «Революционная Россия».

Чернов был избран членом ЦК партии эсеров и впоследствии переизбирался в ЦК всех его составов. Он всецело поддержал революционный террор, опубликовав после убийства эсеровским боевиком министра внутренних дел Д.С. Сипягина, статью «Террористический элемент в нашей программе», в которой обосновывал тактику индивидуального террора. В последующие годы Чернов, посвятивший себя революционной публицистике, стал главным теоретиком партии социалистов-революционеров.

Он был автором проекта программы партии и большинства статей, посвященных ее тактике; выступал с лекциями, в которых отстаивал идеологию социалистов-революционеров. А в сентябре 1904 года Чернов вместе с М.А. Натансоном и Е.Ф. Азефом представлял партию эсеров на Парижской конференции революционных и оппозиционных партий России, на которой обсуждалась тактика совместной борьбы с самодержавием.

Во внутрипартийных спорах Чернов всегда стремился занять центристскую позицию, чем, по мнению эсера  Н.И. Ракитникова, «лучше, чем какой-либо другой член партии, всегда олицетворял единство партии». Однако постоянное стремление к компромиссу (как в партийной деятельности, так и в теоретических вопросах), вызывало порой довольно едкие замечания.

«Немножко Канта, немножко Маркса, немножко Михайловского и Лаврова, немножко социализма, немножко отсебятины - такова программа Виктора Чернова и всей партии эсеров», - характеризовал взгляды эсеровского теоретика социал-демократ И.М. Майский.

С началом революции 1905 года партия социалистов-революционеров сделала ставку на вооруженное восстание. Нелегально вернувшись в Россию, Чернов принял участие в издании первой легальной газеты эсеров «Сын отечества». На первом съезде партии, состоявшемся в декабре 1905 года, Чернов был главным докладчиком и автором большинства резолюций съезда.

Съезд принял подготовленную им программу, центральным пунктом которой была «социализация земли» - превращение ее в народную собственность с последующим распределением на основах уравнительного землепользования. Программа, предусматривавшая ликвидацию частной собственности на землю и безвозмездную передачу помещичьей земли крестьянам, обеспечив эсерам и лично В.М. Чернову поддержку со стороны крестьянства.

Активист кадетской партии И. Куторга так характеризовал лидера эсеров: «В.М. Чернов сразу произвел такое впечатление, как будто его диалектический талант весь направлен на одну цель: подсунуть слушателю недоброкачественный материал, как это делает приказчик сомнительной лавчонки. Хитрое, немного на сторону скошенное лицо, косящие в разные стороны глаза и... поток, неудержимый поток красивых слов, запас которых у оратора явно неистощим.

Сладкая улыбка и жесты мужицкого "папаши" только увеличивали цельность образа. Таким представлялся мне В.М. Чернов в Петрограде, таким же знал я его в Праге, когда революционное оперение сильно повылезло и слова потеряли прежний глянец. Нас, молодых, не принадлежавших к партии Чернова "общественников", особенно раздражала манера его полемизировать. Было в этой манере полное презрение к истине.

Полная неразборчивость в подборе аргументов и необыкновенно неприятная издевающаяся улыбочка; грубая неправда и какое-то неуважение не только к противнику, но и вообще к слушателю сменялись лирическими "отступлениями" и патетическими призывами "не бояться революции": не бойтесь чрезмерно политических чрезмерностей Ленина - таково одно из этих, ставших знаменитыми, изречений Чернова. Предвидение событий, как видит читатель, оставляло желать лучшего».

После роспуска Второй Думы, участие в деятельности которой принимали эсеры, Чернов призвал партию активизировать террор и готовить народное восстание, однако меры, предпринятые правительством П.А. Столыпина, не позволили эсерам развернуться. Поражение революции заставило Чернова эмигрировать.

После того как выяснилось, что Е.Ф. Азеф, бывший одним из лидеров эсеров и возглавлявший боевую организацию партии, был секретным агентом Департамента полиции, Чернов вышел из руководства партии, поскольку считал себя ответственным за то, что долгое время отвергал выдвигавшиеся против провокатора обвинения. В эмиграции Чернов жил во Франции и Италии, разрабатывая теоретические вопросы социализма, практически отойдя от партийной дел до 1914 года.

После начала Первой мировой лидер эсеров занял интернационалистическую позицию, призывая своих единомышленников вместо того, чтобы сочувствовать какой-либо из воющих стран, содействовать росту революционных настроений в каждой из них, чтобы «справедливо» закончить войну через революции. Принимал участие в международных конференциях социалистов, выступавших против мировой войны в Циммервальде (1915 г.) и

Кинтале (1916 г.).

К 1917 году Чернов не сомневался в том, что самодержавие исчерпало себя и обречено рухнуть при первом же напоре масс.

Вернуться в Россию В.М. Чернову довелось лишь после победы Февральской революции. 8 апреля 1917 года вместе с Б.В. Савинковым и Н.Д. Авксентьевым он прибыл в революционный Петроград, сразу же призвав к объединению всех народнических групп и партий и к воссозданию Интернационала.

Пользовавшийся большой известностью в левых кругах, Чернов был кооптирован в Совет рабочих и солдатских депутатов, в Петроградский комитет эсеров и в редакцию партийной газеты «Дело народа». Как отмечал один из современников, «доминирующая роль в "Деле народа" принадлежала, конечно, В.М. Чернову.

Для большинства эс-эров его авторитет, особенно в первые месяцы революции, был бесспорен. В популярности с ним могли конкурировать только Керенский и Брешковская».

Несмотря на буржуазный характер новой власти, социалист Чернов призвал к поддержке Временного правительства. «Демократия поступила совершенно правильно, предоставив цензовой России образовать власть, - говорил он в одном из своих выступлений, - поскольку цензовые элементы (буржуазия) были к тому подготовлены, а трудовая Россия наскоро импровизировала свою организацию - Совет рабочих и солдатских депутатов».

Во время апрельского кризиса Чернов поддержал идею создания коалиционного правительства и 5 мая 1917 года, как лидер партии специализировавшейся на аграрном вопросе, стал министром земледелия. От «селянского министра» однопартийцы ждали радикальной земельной реформы, соответствующей программе партии, но столкнувшись с противодействием противников раздела помещичьих земель, он так и не смог добиться воплощения партийной программы в жизнь.

В этот период Чернов-министр наивно полагал, что в ближайшее время все перемены в истории будут проходить «под знаменем партии с.-р.»; призывал оказывать всемерное содействие «революционизированию демократии Запада»; занял оборонческую позицию, доказывая, что в развязывании мировой войны повинен царизм, а с его свержением характер войны изменился, и теперь Россия в лице Временного правительства борется за демократический мир;

отстаивал принцип «федерирования во вне и внутри страны», т.е. «установления принципов равноправия наций, наделения полным суверенитетом отдельных единиц», выступая за «Соединенные Штаты России».

Один из сатирических журналов того времени так характеризовал министра Чернова: «Мужицкий министр по профессии. Это предсказала ему еще бабушка, когда министру было три года. Представительный человек. В прокламациях сам себя рекомендовал, как "селянского министра". Седая львиная голова, на устах постоянно сахарная улыбочка, любит шуточки, красное словцо и немножко пафоса.

С виду это "Барин на крыльце, С выраженьем на лице", а по речи крестьянский ходатай и печальник, готовый положить душу за други своя. Вот так слушает его товарищ-крестьянин, расплывется лицо у него от предвкушения радостей, и подумает он: "Эх, барин, твоими бы устами да мед пить"!

Обходительный человек, что и говорить. И он обойдет действительно, когда нужно, "проклятый вопрос", не скажет: нет, не скажет: да, он просто воздержится от голосования, по старинной поговорке: "слово, это - серебро, а молчание - золото"».

Но Временное правительство, не справлявшееся с ситуацией и все более погружавшее страну в хаос, стремительно теряло популярность. Терял свое прежнее влияние и «селянский министр». Левая эсерка Б.А. Бабина позже заявляла: «Чернов не является для меня образцом социалиста. Талантливый теоретик, прекрасно писал, но в личной жизни вел себя недостойно социалиста.

Во время революции лидер партии, министр земледелия, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, крутит роман и меняет жену - это недостойно. Как вождь он совсем не удовлетворял никаким требованиям, просто хороший теоретик. (...) Разве не он, когда-то талантливый и умный теоретик, детально разработал принципы и порядок проведения социализации земли без выкупа, которая входила в программу-минимум дореволюционной П.С.-Р.?

И не он ли самый, оказавшись министром земледелия первого революционного правительства, позорно ее проворонил, позволил вырвать инициативу из рук своей партии? Он, бывший в свое время участником циммервальдской конференции, не сумел вовремя прекратить войну.

Он оказался главным виновником раскола партии, прежде сильной и пользовавшейся популярностью среди рабочих, а не только лишь крестьянских масс, как то всегда стараются изобразить большевики...»

Высоко ценивший Чернова меньшевик Н.Н. Суханов, по оценке которого «в создании эсеровской партии Чернов сыграл совершенно исключительную роль» и «был единственным сколько-нибудь крупным ее теоретиком», вместе с тем отмечал: «Но Чернов... выполнял в эсеровской партии только половину дела. В эпоху дореволюционной конспирации он не был партийным организационным центром.

А на широкой арене революции, несмотря на свой огромный авторитет среди эсеровских работников, Чернов оказался несостоятельным и в качестве политического вождя. А на широкой арене революции, когда "идеология" должна была уступить место политике, Чернову суждено было не только истрепать свой авторитет, но и, пожалуй, сломать себе шею».

Во время Июльского кризиса В.М. Чернов был арестован кронштадтскими матросами, обвинившими его в потворстве кадетам. Освободил Чернова лично Л.Д. Троцкий, призвавший матросов «не мешать своему собственному делу... мелкими насилиями над отдельными случайными людьми». Сохранив свой пост во втором коалиционном правительстве, Чернов, однако, уже мало кого устраивал.

Повергаясь критики кадетов за то, что он все еще не может отказаться «от злосчастной мысли продолжить политику "углубления революции"», Чернов 20 июля подал в отставку, потребовав расследования своей деятельности, однако советские органы власти выразили ему доверие. Но дни пребывания Чернова во власти были уже сочтены. 26 августа, в начале «корниловского мятежа», он вышел из состава Временного правительства.

В этот период Чернов стал резко критиковать российскую демократию, которая, доказав умение «бороться, свергать и разрушать», придя к власти продемонстрировала сомнительную способность «слишком много разговаривать и слишком мало делать».

Обвинив демократические партии во «властебоязни» и уступках кадетам, которые диктуют им свои условия, Чернов сетовал, предупреждал, что «если получив вотум народного доверия, мы его не используем и будем топтаться вокруг власти... то эта пустопорожняя тактика поистине может произвести впечатление полной государственной импотенции и привести к разочарованию народных низов».

Если, рассуждал Чернов, социалисты, которым все еще симпатизирует значительная часть общества, не проявят способности «спасти родину и революцию», то демократия будет осуждена на поражение и власть перейдет в руки большевиков. «По-видимому, - проолжал Чернов, - большевистский бурун грянет неотвратимо. Я безрадостно гляжу на ближайшее будущее...

Ответственно мыслящая часть трудовой демократии будет ослаблена и дискредитирована. Надо было не упускать, когда все шло прямо к нам в руки, а "не удержался за гриву - за хвост и подавно не удержишься"». В последнем Чернов не ошибся.

Октябрьскую революцию лидер эсеров не принял. 26 октября 1917 года Чернов стал одним из инициаторов создания «Комитета спасения родины и революции», войдя в его военно-организационную комиссию. Поддержал Чернов и неудавшийся поход А.Ф. Керенского и П.Н. Краснова из Гатчины на красный Петроград, и вспыхнувшее против советской власти 29 октября 1917 года восстание юнкеров.

Чтобы отстранить большевиков от власти, Чернов вместе с бывшим военным министром Временного правительства А.И. Верховским, лидерами эсеров и меньшевиков Н.Д. Авксентьевым, Б.О. Богдановым, А.Р. Гоцем и другими прибыл в Ставку, в Могилев, где в начале ноября участвовал в переговорах о создании единого «общесоциалистического правительства», в председатели которого была выдвинута его кандидатура.

Но попытка сформировать правительство была быстро пресечена, и Ставка была занята революционными солдатами.

Однако на выборах в Учредительное собрание победили не большевики, а партия эсеров, и Чернов 5 января 1918 года был избран его председателем. Но большевики, как известно, сразу же разогнали «учредилку». Перебравшись в Самару, где после свержения советской власти был создан Комитет членов Учредительного Собрания (Комуч), Чернов продолжил антибольшевистскую борьбу, но никаких постов уже не занимал.

Былая популярность обернулась общим неприятием бывшего министра-социалиста. Белый генерал П.П. Петров, служивший в Народной армии Комуча,  вспоминал: «В Самару в это время пребывали все новые и новые члены Учредительного собрания 1918 года. Прибыл и В.М. Чернов - "Хозяин Земли Русской", как кто-то величал его на одном банкете и даже в театре.

Хотя он как будто и не принимал участия в работе власти, но прибытие его произвело скверное впечатление на войска Народной армии. Скверное впечатление усугублялось тем, что официоз Комитета поносил не только Сибирское правительство, но и вообще буржуазию, по-видимому почувствовав поддержку с возвращением чехов.

Затем, если существуют у офицеров разные мнения о Керенском, то к Чернову они относятся единодушно - с ненавистью и гадливостью. Ленина и Троцкого ненавидят, пожалуй, меньше».

После колчаковского переворота, в ноябре 1918 года, лидер эсеров пытался организовать борьбу против А.В. Колчака, но при этом был категорически против предложения части эсеров о сотрудничестве с Красной Армией в борьбе с «реакцией». Компромиссным решением для Чернова стал временный отказ от вооруженной борьбы с большевизмом.

В 1920 году В.М. Чернов эмигрировал в Эстонию, а затем в Чехословакию, возглавив Заграничную делегацию эсеров. Сочувствуя Кронштадтскому мятежу и крестьянским выступлениям на Тамбовщине, эсеровский теоретик безуспешно пытался оказать им поддержку. Когда же победа советской власти стала очевидна, Чернов сменил тактику, поставив перед своими сторонниками задачу входить в советы, фабзавкомы и другие органы для мирного противодействия в них большевикам.

Постепенно Чернов утрачивал влияние среди эмиграции. Переехав в 1931 г. во Францию, он взялся за подготовку трудов по философии, политэкономии, истории и социологии, гастролировал с лекционными турне и пропагандировал идеи «конструктивного социализма». После начала Великой Отечественной войны Чернов, несмотря на свое отрицательное отношение к советской власти, поддержал СССР в борьбе с нацистской Германией.

При этом Чернов резко критиковал Сталина за репрессии в армии и довоенное сотрудничество с Гитлером, призывая советского лидера крепить связь с западными демократиями. Переехав  в 1941-м в США, Чернов до конца жизни участвовал в деятельности Нью-Йоркской группы партии социалистов-революционеров, был одним из редакторов партийного журнала «За свободу», писал статьи и мемуары.

Жизнь лидера эсеров оборвалась 15 апреля 1952 года в Нью-Йорке на 79-м году жизни.