Статьи

К 150-летию со дня рождения Петра Струве.

Петр Бернгардович Струве (1870-1944 гг.) - одна из ярчайших фигур русской политики начала ХХ века и Русского зарубежья.

100 лет назад он навсегда покинул Россию - с надеждой непременно вернуться и увидеть возрождение своей страны из пепла, в который её обратили революционная смута и Гражданская война.

Почти 25 лет изгнания были годами «беспрерывной работы мысли и горения духа», - как вспоминал его внук Никита Струве. Во многих оценках и прогнозах относительно крутых виражей и поворотов мировой истории ХХ века он не ошибся, а к чему-то стоит прислушаться и сегодня.

Необычайно разносторонняя личность: экономист, юрист, политик, историк, журналист и публицист, философ...

Внук астронома и создателя российской астрономической школы; один из главных теоретиков русского марксизма и создатель манифеста РСДРП; вдохновитель и участник сборника «Вехи»; депутат Государственной Думы; автор многочисленных трудов по экономике, университетский профессор;

участник антибольшевистской борьбы в годы Гражданской войны и начальник управления иностранных дел в правительстве П.Н. Врангеля; редактор одной из известнейших газет русской эмиграции «Возрождение» и инициатор Российского зарубежного съезда - и это только самые яркие точки в биографии...

Он не раз становился объектом многочисленных шаржей в прессе, порою довольно злых. Чем-то напоминающий Паганеля - такой же чудаковатый учёный, порой неловкий, рассеянный и кажущийся сперва смешным и наивным, но видящий гораздо яснее и глубже других.

И действительно, находясь в эмиграции, Пётр Струве видел опасные «подводные камни» популярных идеологических и политических течений, неоднократно предупреждал современников о трагических последствиях, к которым могут привести резкие и необдуманные шаги, призывал к объединению и прекращению бессмысленных политических распрей.

Увы, русская эмиграция прислушивалась к голосу учёного нечасто, поглощённая выяснением вопросов, что же правильнее - республика или монархия, созданием новых и новых политических групп и ячеек, припоминанием старых обид и порождением новых разногласий, порой на пустом месте…

И спустя многие десятилетия, уже в XXI веке, многие идеи, высказанные им в статьях, воспринимаются как пророческие.

В поисках истины

Нередко, оценивая жизненный путь Струве, современники и последующие поколения обвиняли его в отсутствии твёрдой идейной позиции от начала до конца, чуть ли не в беспринципности.

Консерваторы припоминали его «марксистскую» молодость, марксисты не могли простить ни либерализма, ни консерватизма, а уже в его поздние годы либералы незаслуженно записывали Струве в монархисты и крайне правые.

Но был ли Пётр Бернгардович действительно этакой «политической Душечкой»? Умел ли, как говорил писатель Шкловский, «внашиваться в любую обувь»?

Достаточно внимательно почитать его «Дневник политика» (под этим заголовком выходили статьи Струве, занимавшего пост главного редактора газет «Возрождение», «Россия» и «Россия и славянство»), воспоминания близких и друзей, чтобы понять: нет, не был и не умел, и не хотел.

Зато был всегда патриотом, которому были чужды партийные формальности и условности, умел видеть рациональные и здравые начала в разных концепциях и хотел только одного: в своей стране - справедливости и порядка, для своего народа - свободы и возможности реализации своего интеллектуального и трудового потенциала.

Молодой Струве, родившийся в семье пермского губернатора, с юных лет усвоил уважение к «государству, как к созидательной силе», как писал один из биографов Струве Ричард Пайпс. Формирование его взглядов шло под знаком александровских реформ.

Поворот российской монархии после убийства царя-освободителя к реакции вызвал в душе юного Струве серьёзное разочарование, которое и повлекло его в лагерь либеральной молодёжи. Однако в скором времени разочарование постигло его и там.

Многие либералы радели не за конституцию, парламент и гражданские права, а больше - за новую мораль и улучшение собственного материального положения.

А многие и вовсе были подобны герою романа «Анна Каренина» Стиве Облонскому - тот любил либеральные идеи как прикрытие и оправдание его собственных слабостей и промахов: супружеской неверности (ведь с точки зрения либералов, брак есть нечто отжившее и ненужное),

огромных долгов и бесхозяйственности («либеральная партия говорила, что в России всё дурно») и даже неспособности выстоять на ногах короткого молебна в храме («либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения...»).

Всё это быстро отвратило Струве от либералов и подтолкнуло в сторону марксистов. Ему казалось, что там гораздо больше шансов найти серьёзные идеи и дела.

Однако со временем он стал понимать: соратники по РСДРП все больше становились фанатиками идеи революции ради революции. Стремясь разрушить «мир насилья», они начинали разрушать мир - насилием. Струве, верный привитым ему ещё в семье принципам свободы и ценности человеческой жизни, не мог этого принять.

И стоит сказать, что в этом вопросе Струве был очень последовательным и принципиальным: столь же жёсткой критике он подверг расстрел манифестантов 9 января 1905 года...

О своих ранних воззрениях уже в эмиграции, в газете «Возрождение», Струве писал, подразумевая под «крамолой» марксистские идеи: «Было время, когда и я не видел подлинной силы и опасности крамолы…

Реакция казалась и была внешне могущественной и опасной, крамола же, в подлинной силе и огромной потенции, таила в себе те разрывы и разрушительные удары, которые смели не только историческую власть, но и русскую общественность и подорвали русскую культуру».

Итогом этих идейных скитаний стало то, что сам Струве называл «либеральным консерватизмом»: Струве был твердо убежден в том, что истинный национализм основывается на либерализме.

Исходя из этого, он подвергал критике идеологию официального национализма, привязывающего национальный дух к определенным, данным от природы национальным началам.

По мнению Струве, национальный дух - это нечто развивающееся и изменяющееся во времени. «В России не повезло ни либерализму, ни консерватизму», - писал он в одной из своих статьей в «Возрождении», - Мы недоросли в либерализме…<...>

... Консерватизм нам тоже преподносится в образе тупого реакционерства». Но на самом деле сочетание этих двух понятий в их истинном смысле, как утверждал Струве, означает «правомерное и исторически оправданное сочетание любви к свободе с любовью к традиции и порядку».

Сегодня мы осмысливаем прошлое - спустя 100 лет после революционных событий и начала Гражданской войны, пытаемся понять, откуда подул ветер, обратившийся в ураган, что разметал людей по разные стороны баррикад, а потом раскидал по разным концам земного шара.

Спустя 80 лет с начала Второй мировой войны, пытаемся понять, из каких глубин возник другой вирус звериной ненависти человека к человеку. И, отталкиваясь от этого, пытаемся разобраться во многих вопросах настоящего.

Пётр Струве наблюдал возникновение и развитие большевизма с самого начала, видел и первые ростки нацистской идеологии. Предупреждал русских эмигрантов о многих опасностях, которые и сегодня (при внимательном взгляде) отнюдь не кажутся проблемами исключительно той эпохи и того социума.

О природе большевизма (ответ западным «мыслителям»)

Свое отношение к большевизму наиболее точно Струве выразил в 1917 г., назвав его «смесью русской сивухи с пойлом из Карла Маркса».

К этой мысли он не раз вернётся в эмиграции, когда будет спорить с журналистами газеты «Times» в своей статье «Английские отражения большевизма и евразийства».

Струве отмечал, что западные публицисты видят в большевизме и советчине «допетровский скелет русской государственности», «русское варварство» - этакое древнерусское и исконно русское чудовище, которое теперь угрожает разрушением всему цивилизованному (читай - европейскому) миру.

Но Струве справедливо напоминает им: а как же Карл Маркс - разве он русский? И разве не в Англии заваривалось то самое «пойло»?

О политике, религии и культуре

Отношения Струве с политикой были неоднозначны. Его внук Н.А. Струве писал о нем: «Можно даже сказать, что политиком он не был, хотя был, несомненно, выдающимся политическим мыслителем и всю жизнь болел политикой.

Дело в том, что Петр Бернгардович соединял в себе два разнородных, противоречивых начала:

он был одновременно и в одинаковой степени и мыслителем, и деятелем, и даже, более того, энциклопедистом-ученым, пытливым изыскателем, кропотливым собирателем фактов и в то же время страстным, страстно-принципиальным и принципиально-страстным борцом».

Пётр Струве утверждал: «...политика мелеет и истощается, когда теряет связь с высшими религиозными началами.

Но и религия извращается и утрачивает свою силу, когда её начала и мерила легкомысленными умами и топорными приёмами перечеркиваются в политические лозунги и рецепты, прицепляемые к нечленораздельным гулам народных масс».

Другим важным звеном, неотделимым от политики, он считал культуру.

Революция 1917 года, по его словам, была, в первую очередь, «глубоким культурным падением русского народа».

«С тех пор культурное зло только увеличилось, и связь культурного падения с политической системой большевизма обозначилась с ясностью непререкаемой», - писал Струве в своей статье в газете «Россия и славянство».

Спасут ли Россию «новые варяги»?

Появление антикоммунистических сил на международной арене Европы обнадёжило многих эмигрантов, современников Струве. Так появилась популярная идея о том, что спасение России от большевиков - в новой иностранной интервенции.

«Интервенционистская истерика», - так коротко и ясно называл это Струве. «…мы здесь, за рубежом, не только не имеем права поддерживать обманчивую мечту-надежду измученной России на интервенцию, а наоборот, обязаны изобличать всю призрачность этой надежды…<…>

… Тоска по интервенции, ослабляя волю к борьбе и направляя ее по фальшивому руслу, должна вызывать отпор, как вредная обманчивая мечта, создающая призраки и ставящая их на место действительности», - писал он.

Об этот вопрос: нужны ли России новые «варяги»? - было сломано немало копий в эмигрантской прессе.

Увы, голос Струве был услышан далеко не всеми - «интервенционистская истерика» перешла в неконтролируемый припадок, когда определённые части эмиграции всерьез желали победы Гитлеру уже во Второй мировой войне...

О «мыльном пузыре» Гитлера

«Гитлер - это поветрие, искажающее твердое шествие германского народа по пути внешнего восстановления и внутреннего выздоровления.

Поветрие не потому опасное, что оно угрожает внешнему миру, но потому, что в нем глубоко заложены семена того зла, которое разрушило Россию и разъедает остальной мир: семена социальной гражданской войны», - писал Струве.

В 1932 году в статье, посвященной выборам в Германии, Струве утверждал, что гитлеризму предстоит, «либо лопнув, как мыльный пузырь, бесславно сойти с исторической сцены», либо превратиться в «социал-демократию с национальным знаком,

т.е. в возможную, терпимую в Германии разновидность фашизма, ни единодержавного и диктаториального, как в Италии, а конституционного, живущего и развивающегося в атмосфере и в обстановке свободного состязания общественных сил».

Об опасности раскола славянства

Ещё в 1912 году Струве написал статью «Общерусская культура и украинский партикуляризм. Ответ Украинцу» в «Русской мысли».

«Моя точка зрения в украинском вопросе довольно ясна. Не имея ничего против культурных украинских стремлений, я сознательно и решительно высказываюсь против их заострения до политического и культурного партикуляризма, отрицающего общерусскую культуру», - разъяснял Струве свои взгляды.

Уже в то время он понимал, что назревает серьезное разногласие по этому вопросу.

«Разногласие это таит под собой огромную культурную проблему, чреватую - если интеллигентская “украинская” мысль ударит в народную почву и зажжёт её своим “украинством” - величайшим и неслыханным расколом в русской нации, который явится, по моему глубочайшему убеждению, подлинным государственным и народным бедствием...».

И далее: «Все наши "окраинные" вопросы окажутся совершенными пустяками в сравнении с такой перспективой "раздвоения" и - если за "малороссами" потянутся и "белорусы" - "растроения" русской культуры», - писан он.

О «племени молодом»

Струве понимал: в эмиграции подрастает новое поколение, которое, в отличие от отцов, уже не живет жаждой отмщения большевикам, но желает оставаться русскими, сохранив свое национальное самосознание.

Эмигрантская молодёжь хотела быть столь же политически активной - и на этот «спрос» было много «предложений» в лице создававшихся политических движений (к примеру, «Союз младороссов»).

Однако Струве предупреждал: участие в любом политическом движении должно быть результатом взвешенного решения, исходить из серьезных убеждений человека, а вовсе не от того, что нынче это модно и делает молодого человека успешным в глазах сверстников-интеллектуалов.

В своем ответе лидеру «младороссов» А.Л. Казем-Беку Струве писал:

«Идея, что большое историческое движение национально-освободительной борьбы против большевизма может быть рассматриваемо под углом зрения «успеха» и «моды», есть идея морально порочная, есть нравственная неправда…

<…>…ни успех, ни еще менее «мода» не могут быть критериями для оценки великих целей и больших движимых ими течений».

Поэтому Струве предупреждал об опасности «моды» на антибольшевизм, уверяя, что носители великих идей всегда шли против течения и руководствовались собственной волей, но не стремлением к успеху. Погоня за «успехом», по его мнению, таила в себе «опасность малодушного разочарования».

«Когда Корнилов, переодетый в простое платье, пробивался в Новочеркасск, а Алексеев там же в одном лице воплощал и главнокомандующего, и бухгалтера, который щелкал на счетах, - они, конечно, служили не «моде». Наоборот, они, веруя в правоту и величие своего дела, боролись против течения. Слава им!», - писал он.

Струве полагал, что признаками этой «моды» и были увлечения эмигрантской молодежи «дисциплиной фашизма, национал-социализма, даже коммунизма».

О будущем России

«Все в прошлом виноваты, и не попрекать друг друга этим прошлым должны мы, а, до дна измерив всю настоящую нашу беду, - себе самим и взаимно друг другу дать клятву о том, что мы сомкнёмся в единую дружину для того, чтобы упорной работой и жертвенным действием вновь воздвигнуть Великую Национальную Россию».

Он утверждал, что в будущей, освобожденной России, в которой будет непременно многопартийная система власти, наиболее жизнеспособной будет национальная, крестьянская партия, экономическая программа которой будет включать в себя отрицание социализма, который, по мнению Струве, в Советской России был построен на «прямой и бесстыжей эксплуатации крестьянства».

Примечание:

Мейер Г. Возрождение и «Белая идея» / Г. Мейер // У истоков революции. - Франкфурт-на-Майне: Посев, 1971 г.. - С. 121-242.

Пайпс Р. Струве: левый либерал, 1870-1905 гг..: в 2 т. / Р. Пайпс. - М.: Московская школа политических исследований, 2001 г.. - Т.1. - 552 с.

Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905-1944 гг..: в 2 т. / Р. Пайпс. - М.: Московская школа политических исследований, 2001 г.. - Т.2. - 680 с.

Струве Н.А. О П.Б.Струве / Н.А.Струве // Православие и культура. - М.: Русский путь, 2000 г.. - С.464– 468.

Струве П.Б. Дневник политика (1925-1935 гг.). - М.: Русский путь; Париж: YMCA-Press, 2004 г.. - 872 c.