Катынь напоминает о себе
Как выйти на путь примирения?
В начале июня с.г. на сайте Российского военно-исторического общества появилась информация о состоявшемся заседании дискуссионного клуба «Гучков Дом», посвященного теме «Российская и польская история XX века: как выйти на путь примирения?». В дискуссии приняли участие известные российские историки и общественно-политические деятели. Разговор был непростым, так как в нем была затронута тема спорной Катынской трагедии.
Директор Фонда «Российско-польский центр диалога и согласия» Юрий Бондаренко предложил больше не дискутировать по этому поводу, поскольку по Катыни всё давно ясно, а власти России не раз признавали ответственность довоенного советского руководства за расстрел поляков.
Напомню, что в апреле 1990 г. президент СССР Михаил Горбачев, в августе 1993 г. президент России Борис Ельцин, а в апреле 2010 г. президент России Дмитрий Медведев признали ответственность сталинского руководства за расстрел тысяч пленных польских офицеров и арестованных граждан весной 1940 г.
А 26 ноября 2010 г. Государственная Дума РФ приняла Заявление «О Катынской трагедии и её жертвах», в котором было сказано, что «Катынское преступление было совершено по прямому указанию Сталина и других советских руководителей...».
В 2012-2013 гг. Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), рассмотрев дело «Яновец и другие против России» (Janowiec and Others v.Russia. Жалобы № 55508/07 и № 29520/09) своими Постановлениями от 16.04.2012 г. и 21.10.3013 г. признал ответственным за расстрел польских граждан весной 1940 г. довоенное сталинское руководство. Казалось бы, в Катынской теме точка поставлена.
Однако известно, что в 2010 г. Минюст РФ направил в ЕСПЧ Меморандумы-ответы в рамках рассмотрения вышеупомянутого дела «Яновец и другие против России». В них была изложена российская правовая позиция по Катыни. Она кардинально отличалась от публично озвученного мнения российских руководителей.
Особо отмечу, что Меморандумы Минюста РФ основывались на результатах 14-летнего следствия, проводимого Главной военной прокуратура (ГВП) РФ с сентября 1990 г. по сентябрь 2004 г. по уголовному делу № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле-мае 1940 г.» (Катынское дело).
ГВП РФ установила достоверную гибель в результате решений «тройки» НКВД СССР лишь «1803 польских военнопленных». Остальные польские военнопленные и арестованные ГВП РФ считает пропавшими без вести.
Действия должностных лиц из довоенного руководства НКВД СССР, допустивших противоправные действия в отношении 1803 польских граждан были квалифицированы, как злоупотребление служебным положением при особо отягчающих обстоятельствах. Уголовное дело № 159 было прекращено 21 сентября 2004 г. за смертью виновных.
Как видим, об ответственности сталинского руководства за Катынь в правовом плане речь идти не может. Нравится это или не нравится, но такова правовая оценка Катынских событий в России на сегодняшний день, и с ней следует считаться. Я лично не удовлетворен такой, крайне усеченной оценкой, но другой пока нет…
В этой связи вернусь к заседанию клуба «Гучков Дом». Меня поразило, что в ходе дискуссии о Катыни никто из присутствовавших там российских маститых историков и политических деятелей даже не обмолвился о Меморандумах Минюста РФ, направленных в Европейский суд.
Хотя это не удивительно. Ведь даже депутаты Госдумы РФ в процессе принятия вышеупомянутого заявления «О Катынской трагедии и её жертвах» не были поставлены в известность о Меморандумах, в которых, повторюсь, была представлена официальная правовая позиция России по Катыни. В связи с этим представляется целесообразным изложить принципиальные позиции, содержавшиеся в Меморандумах Минюста РФ от 19 марта и 13 октября 2010 г.
Замалчиваемые Меморандумы
В пункте 60-м Меморандума от 19 марта 2010 г. заявлено: «Власти Российской Федерации хотели бы уточнить, что они не проводили расследование обстоятельств смерти родственников заявителей». Это подтверждает, что ГВП РФ не проводила расследования обстоятельств гибели 21.857 польских граждан, которые согласно записке председателя КГБ СССР А. Шелепина из «закрытого пакета №1», считаются расстрелянными сотрудниками НКВД весной 1940 г.
В этой связи заявления некоторых российских историков по поводу обстоятельств гибели польских офицеров и граждан на территории СССР в период Второй мировой войны и виновниках этой гибели, претендующие на последнее слово в оценках Катыни, являются личным мнением этих историков и не могут тиражироваться как окончательная версия Катынской трагедии.
В пункте 45-м Меморандума от 19.03.2010 г. дана оценка результатам нацистской эксгумации и идентификации извлеченных останков из Катынских захоронений в 1943 г. Отмечалось, что эта идентификация не была проведена в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства.
Соответственно, в пункте 46-м Меморандума от 19 марта 2010 г. заявлено, что «Список лиц, якобы опознанных в 1943 г. … не является доказательством по уголовному делу № 159».
В пункте 9-м Меморандума от 13 октября 2010 г., заявлено, что «таблички с фамилиями польских офицеров на памятнике в Катынском лесу не подтверждают в правовом смысле ни того, кто там похоронен, ни того, кто там был убит, так как польская сторона не обращалась к России за получением или подтверждением списка Катынских жертв».
Здесь целесообразно напомнить письмо Президиума Польского Красного Креста (ППКК), направленное 12 октября 1943 г. в Международный Комитет Красного Креста. В нем отмечалось: «…Даже если бы ПКК располагала всеми результатами работ по эксгумации и идентификации, включая документы и воспоминания, она не могла бы официально и окончательно засвидетельствовать, что эти офицеры убиты в Катыни» (ГАРФ. Ф. 7021. оп. 114, д. 23, л. 38).
В пункте 62-м Меморандума от 19.03.2010 г. констатируется: «В ходе расследования оказалось невозможным… получить информацию относительно решения по расстрелу конкретных лиц, так как все записи были уничтожены и восстановить их было невозможно». Отсутствие достоверных сведений и документов о гибели родственников польских заявителей подтверждено и в пункте 69-м Меморандума.
Это ставит под сомнение достоверность Катынских документов из «закрытого пакета № 1» из архива Политбюро ЦК КПСС, которые якобы доказывают расстрел 21.857 поляков. Кстати, в октябре 2009 г. выяснилось, что Ельцин, получив 24 декабря 1991 г. этот пакет от Горбачева, до сентября 1992 г. хранил его в личном сейфе (!).
В Меморандуме от 13 октября 2010 г. констатировалось, что российским «следствием достоверно установлена гибель в результате исполнения решений «тройки» 1803 польских военнопленных». Остальные признаны «пропавшими без вести».
Из вышеизложенного следует вывод, что довоенному руководству НКВД СССР в вину можно вменить только гибель 1803 польских граждан. Тем не менее, ЕСПЧ своими Постановлениями, принятыми по делу «Яновец и другие против России» от 16.04.2012 и от 21.10.2013 г. поддержал нацистско-польскую версию Катыни. Об этих версиях и поговорим.
Нацистская версия Катыни
Напомню, что в апреле 1943 г. нацисты объявили, что найдены следы чудовищного преступления, совершенного Советами. В урочище Козьи Горы, рядом с деревней Катынь, близ Смоленска, они обнаружили массовые захоронения расстрелянных польских офицеров.
Бригада немецких судмедэкспертов в количестве 5 человек и представители Технической комиссии Польского Красного Креста под руководством профессора судебной экспертизы Герхарда Бутца (Gerhard Buhtz) осуществили в 1943 г эксгумацию и идентификацию 4143 останков расстрелянных польских офицеров.
Для этого ежедневно следовало исследовать от 60 до 80 трупов. Подобное, как заявили в 1945 г. известные польские судмедэксперты Ян Ольбрыхт и Сергиуш Сенгалевич, для полевых условий просто нереально. Это ставит вопрос об объективности нацистской эксгумации.
В этой связи сообщу некоторые личные данные профессора Бутца. Он с апреля 1933 г. являлся членом СС, членский номер 100376, 1 мая 1933 г. стал членом НСДАП, членский номер 3171323. Одним словом, убежденный и надежный нацист.
Нереальными были и результаты нацистской идентификации останков польских офицеров в Катыни - 67,9%. Это не должно удивлять. Сегодня достоверно установлено, что у нацистских экспертов были «Списки интернированных польских офицеров в Козельском лагере НКВД». Все поляки, эксгумированные и идентифицированные нацистами в Катыни, числились в этих списках, захваченных немцами в июле 1941 г. в здании УНКВД по Смоленской области.
Это подтверждает письмо Министерства пропаганды Германии президиуму Германского Красного Креста (ГКК) от 23 июня 1943 г., введенное в научный оборот профессором МГУ им. Ломоносова Валентином Сахаровым. В нем сообщалось, что в ГКК пересылаются списки пленных польских офицеров, «обнаруженные в ГПУ Смоленска» (ГАРФ. ф.7021. оп. 114, д. 23, л. 109. Цит. «Тайны Катынской трагедии». М.: 2010, с. 94).
Надо полагать, что интерес нацистских идентификаторов к спискам пленных польских офицеров был продиктован не просто любопытством. Они были нужны для «уточнения», а точнее, формирования немецкого списка идентифицированных в Катыни останков поляков.
Факт захвата нацистами в Смоленске документов НКВД о пленных польских офицерах из Козельского лагеря НКВД подтвердила, со ссылкой на Берлин, оккупационная русская газета «Речь» (г. Орел) № 69/252 от 18 июня 1943 г.
Именно на основании списков НКВД нацисты сумели обеспечить в Катыни невероятный и никем до сих пор не повторенный результат идентификации человеческих останков из захоронений.
Не случайно нацисты в марте-июне 1943 г. ограничились вскрытием лишь восьми «польских»» захоронений в Козьих горах.
Получается, что им заранее было известно, что число останков в этих восьми захоронениях будет примерно соответствовать числу расстрелянных польских офицеров из Козельского лагеря НКВД, то есть немногим больше 4 тысяч человек. Крайне странно! (Более подробно о немецкой эксгумации 1943 г. в Катыни можно прочитать в книге В. Швед. Катынь. Современная история вопроса. М.: Алгоритм, 2012).
В настоящее время можно утверждать, что летом 1943 г. нацисты вскрыли как минимум одно крупное «польское» захоронение в Катынском лесу.
Старожилы этих мест рассказывали моему коллеге С. Стрыгину, что нестерпимый трупный запах от вскрытого в жарком августе 1943 г. «польского» захоронения они помнят до сих пор. О вскрытии этого захоронения было известно и польскому археологу Марьяну Глосека, руководившему в 1994-1995 г. раскопками в Катынском лесу.
Но польское руководство тогда не проявило интерес к неизвестным «польским» захоронениям в Катынском лесу, как не проявило интереса к выявленной там же в 2000 г. 9-й «польской» могиле. О ней в телефонном разговоре президенту Польши А. Квасьневскому сообщил президент России В. Путин. Получается, что ситуация с погибшими на территории СССР гражданами Польше нужна не столько для увековечивания их памяти, сколько для претензий к России.
Советская версия Катыни и реакция Польши
Сильный удар по результатам нацистской эксгумации и идентификации нанесла Специальная Комиссия под руководством академика Н. Бурденко, работавшая в Катыни в январе 1944 г. Она сделала вывод, что Катынское злодеяние – это дело рук германских нацистов.
К сожалению, Комиссия работала несколько поспешно и в своем отчете была вынуждена обойти вопросы, связанные с нацистской эксгумацией 1943 г. и функционированием в предвоенный период лагерей Особого назначения (ОН) НКВД СССР, в которых содержались польские офицеры. Между тем эти вопросы оказались крайне важными для поляков, что послужило в будущем основанием для отрицания польской стороной результатов работы комиссии Н. Бурденко.
В 1988 г. польские историки, не дождавшиеся от советских коллег аргументированных ответов на спорные вопросы по Катыни, осуществили так называемую «научно-историческую экспертизу» Сообщения комиссии Бурденко. И хотя поляки в этой экспертизе продемонстрировали дремучее невежество в вопросах знания деятельности органов НКВД СССР и системы секретности, господствовавшей в СССР, советские ученые их так и не поправили.
Основным доказательством, якобы разрушавшим советскую версию Катыни, изложенную в Сообщении комиссии Бурденко, польские ученые сочли отсутствие информации о лагерях «ОН» под Смоленском, в которых содержались польские офицеры.
Между тем им следовало бы знать, что если в СССР что-то засекречивалось, то это как бы переставало существовать. Так оказалось и с лагерями «ОН», информация о которых засекречена до сих пор!
Кстати, польские профессора, видимо, невнимательно читали «Опись документов и предметов, обнаруженных экспертами судебно-медицинской экспертизы при вскрытии могил и исследовании трупов в Катынском лесу с 16 по 21 января 1944 г.», являвшуюся одним из 4 документов, составлявших Сообщение комиссии Н. Бурденко.
На странице 18-й описи сообщается, что на трупе № 46 были обнаружены две квитанции лагеря 1-ОН от 06 апреля и 5 мая 1941 г. в приеме денег от Арашкевича Владимира Рудольфовича. На стр. 27 той же описи сообщается, что на трупе №101 обнаружена квитанция лагеря 1-ОН от 18 мая 1941 г. в приеме денег от предположительно Левандовского Эдуарда Адамовича. Это документальное подтверждение существования лагерей «ОН».
Польские историки сочли «вымышленной» личность начальника лагеря «ОН №1» В.М. Ветошникова. Между тем известно, что в 1991 г. даже на официальные запросы следователей Главной военной прокуратуры СССР о местонахождении бывшего начальника Калининского областного управления НКВД генерала Д.С. Токарева приходили ответы, что такими сведениями КГБ СССР не располагает (Катынский синдром… С.354).
Но разве это повод считать Токарева, как и Ветошникова, «мифической» личностью? Кстати, известно, что в период запросов генерал Токарев проживал в г. Владимире и еженедельно получал продовольственные пайки от областного управления КГБ. Та же ситуация, несомненно, была и с розыском Ветошникова.
Не выдерживает критики утверждение польских профессоров, которые на основе «тщательного изучения линии перемещения германо-советского фронта и обстоятельств взятия Смоленска» сделали крайне глубокомысленный вывод о том, что советская версия о невозможности эвакуации польских офицеров из лагерей ОН в июле 1941 г. является «абсолютно неправдоподобной». Такое утверждение - просто исторический нонсенс.
Напомню, что германский вермахт уже через две с половиной недели после начала войны оказался под Смоленском. Город сдали так поспешно, что даже архив областного Управления НКВД был захвачен нацистами. Какая тут, к черту, эвакуация пленных поляков, которые, кстати, категорически отказались покидать лагеря «ОН».
Отсутствие должной реакции советской стороны на «научно-историческую экспертизу» Сообщения комиссии Бурденко польская сторона расценила, как фиаско советской версии Катыни. В Польше вернулись к нацистской версии Катыни. Вскоре к этой версии присоединились некоторые советские историки.
Они обнаружили в Особом архиве списки-предписания на отправку пленных поляков из Козельского лагеря в УНКВД по Смоленской области. Их поразило совпадение фамилий в этих списках с нацистским эксгумационным списком, опубликованном в «Amtliches Material zum Massen mord von Katyn» (Официальный материал о массовых убийствах в Катыни»), изданном в 1943 г. в Берлине.
Совпадение сочли «весомым доказательством роли НКВД в уничтожении поляков в 1940 г.» (Катынский синдром… С. 291). Во многом это обусловило появление 13 апреля 1990 г. известного заявления ТАСС о «непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных».
В тот период никто не думал, что совпадение в списках НКВД и нацистском эксгумационным списке вызвано тем, что нацисты в Катыни осуществляли свою «идентификацию» останков по спискам-предписаниям НКВД.
При этом советские историки не обратили внимания на то, что в нацистском эксгумационном списке очередность фамилий польских офицеров не отличалась от очередности, представленной в списках-предписаниям НКВД.
Группы польских офицеров, которые, согласно спискам НКВД, были направлены из Козельского лагеря в распоряжение Смоленского УНКВД первыми этапами, оказались первыми и в нацистском эксгумационном списке. Получается, что их первыми извлекали из верхних слоев Катынских захоронений. Однако, по логике, расстрелянные первых этапов должны были находиться на самом дне захоронений.
На эту важнейшую «мелочь» никто не обратил внимания, поскольку в тот период большинство советской и польской интеллигенции, в том числе и историки, жаждало не выяснения истины, а душераздирающих разоблачений «сталинских преступлений».
Антисоветским ажиотажем в СССР, а затем в России воспользовалась польская сторона, получившая право практически бесконтрольно проводить раскопки в местах предполагаемых польских захоронений. При этом поляки использовали модернизированную нацистскую методику идентификации, опробованную в 1943 г.
Располагая поименными списками-предписаниями на конвоирование польских офицеров и полицейских в распоряжение областных УНКВД, выявленные в архиве Управления по делам военнопленных НКВД СССР, польские эксперты без труда «достоверно» устанавливали фамилии погибших поляков.
Логика у польских экспертов была предельно простой. Если польский военнопленный, согласно спискам-предписаниям, направленным в лагеря из Москвы, но не фактическим эшелонным спискам, числился направленным из Козельского лагеря в распоряжение Смоленского УНКВД, то он признавался захороненным в Катыни. Если числился направленным из Осташковского лагеря в распоряжение Калининского УНКВД, то признавался захороненным в Медном.
Судя по табличкам на польских мемориалах, поляки таким образом сумели обеспечить почти 100%-ную идентификацию останков из вскрываемых захоронений, а на кладбище НКВД в Медном даже 100,4%.
Поясню. Весной 1940 г. из Осташковского лагеря в распоряжение Калининского УНКВД были отправлены 6287 польских полицейских и пограничников. Однако польские эксперты уверяют, что на мемориальном кладбище в Медном захоронено 6311 польских граждан. Вот и получаются те самые 100,4%.
Однако подобное никого не смущает ни в России, ни в Польше.
Более того, на реконструкцию польских мемориалов, которая в России начнется в ближайшее время, выделено более сотни млн руб. И всё это на фоне масштабной кампании по сносу в Польше памятников советским солдатам.
Так родилась уже нацистско-польская версия Катыни, согласно которой довоенному советскому руководству вменяется расстрел весной 1940 г. 21.857 польских граждан.
Причем значительное количество этих жертв сегодня подтверждено псевдоматериальными свидетельствами в виде именных персональных табличек на польских мемориалах. Люди, посещающие эти мемориалы, видя эти таблички, верят, что именно там захоронены поляки, расстрелянные по приказу «бесчеловечного советского руководства».
Сомнительные Катынские документы
Важнейшим аргументом в споре на тему Катыни сторонники нацистско-польской версии считают сверхсекретные Катынские документы из «закрытого пакета №1» Особого архива Политбюро ЦК КПСС. Якобы они безоговорочно подтверждают вину сталинского руководства за расстрел поляков.
Немалый опыт работы с партийными документами заставил меня отнестись к Катынским документам настороженно. Известно, что категория секретности «Закрытый пакет» появилась ещё во времена Ленина.
К моменту возникновения Катынской проблемы в 1940-х годах количество «закрытых пакетов» в Особом архиве ЦК ВКП(б) составляло как минимум сотню, или несколько больше. Возникает вопрос, кто и почему в нарушении инструкции по секретному делопроизводству присвоил «закрытому пакету» по Катыни №1? Куда исчез подлинный «закрытый пакет №1» времен Ленина?
Напомню, что сканы Катынских документов весьма приличного качества были размещены на интернет-сайте «Правда о Катыни» ещё в 2005 г. Анализируя тексты документов по этим сканам, я заметил в них явные несуразицы.
Так, записка Берии Сталину № 794Б от «_» марта 1940 г., помимо отсутствия даты, содержит массу ошибок, которые непременно бы заметил секретарь Сталина А.Н. Поскрёбышев. Известно, что вождь патологически не терпел ошибок в цифрах, которые в записке присутствовали.
Ну, а когда мой коллега С. Стрыгин выяснил, что записка Берии № 794Б могла быть зарегистрирована в секретариате НКВД СССР не в марте, а только 29 февраля 1940 г., то стало ясно, что происхождение этой записки крайне сомнительно.
Многочисленные ошибки, грамматические и орфографические, содержит записка председателя КГБ Александра Шелепина Первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву за № 632-ш от 3 марта 1959 г. Анализ её содержания показал, что автор записки (Шелепин не был автором, он её лишь подписал) не обладал объективной и достоверной информацией относительно судьбы польских военнопленных и граждан в СССР. Это крайне странно.
Выписки с решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле поляков, помимо того, что они напечатаны на устаревших бланках, оформлены с грубейшими нарушениями требований тогдашнего партийного делопроизводства. Это просто информационные копии, которым не место в «закрытом пакете».
Кстати, в Октябрьском РК Компартии Литвы именно мне было поручено вести «Особую папку», в которую входили «закрытые пакеты». Требования к документам, предназначенным для этой папки, мне были хорошо известны. Вот такие странные документы хранились в кремлевском сверхсекретном «закрытом пакете №1».
Плагиаторы и дилетанты
В завершение несколько слов о российских историках, отстаивающих нацистско-польскую версию Катыни. Немало для популяризации этой версии в России сделала Наталья Лебедева, советский кандидат наук и научный сотрудник Института истории АН СССР. Но так было не всегда.
В 1989 г. была издана книга Н.С. Лебедевой «Безоговорочная капитуляция агрессоров», в которой она истово отстаивала советскую версию Катыни по академику Н. Бурденко, возлагая ответственность за расстрел польских офицеров в Катыни на германских нацистов.
После выхода в свет своей книги Н. Лебедева была включена в группу советских историков, состоящую из Валентины Парсадановой и Юрия Зори, получивших возможность заниматься Катынской темой в секретных архивах СССР.
Лебедева быстро освоилась в новой ситуации и, как сообщается в книге «Катынский синдром...», «не только умолчала о вкладе коллег, но публично приписала себе открытие материалов о польских военнопленных - те заслуги, которых она не имела» (стр. 287, 298). Вот так Наталья Сергеевна попала в первооткрыватели Катынской темы.
Свою практику присвоения результатов чужих расследований, именуемую плагиатом, Н. Лебедева продолжила в 2014 г.
Тогда в статье «Когда решили ликвидировать 22 тысячи поляков?», опубликованной в выпуске «Правда Гулага» (№ 75 от 11.07.2014 г.), издаваемом «Независимой газетой», она заявила о своем сенсационном открытии. Якобы она обнаружила в фондах РГАСПИ среди «совершенно секретных» материалов Политбюро ЦК ВКП(б) письмо Л. Берии и Н. Хрущева И. Сталину за №793/б, датированное 29 февраля 1940 г.
Лебедевой также «посчастливилось найти» и письмо Берии Сталину за номером 795/б, также датированное 29 февраля 1940 г. Эти письма якобы позволили ей положить конец многолетним спорам о дате регистрации письма №794/Б. Можно было бы порадоваться за г-жу Лебедеву.
Не всем кандидатам наук выпадает такая удача. Но вот незадача. Открываю книгу «Тайны Катыни», подготовленную мною и независимым исследователем Катыни С. Стрыгиным, изданную «Алгоритмом» ещё в ноябре 2007 г. и на странице 154 читаю:
«В настоящее время авторами доказано, что записку Берии №794/Б следует датировать 29 февраля 1940 г. Основанием для этого послужили предыдущая и последующая за письмом № 794/Б корреспонденции, отправленные из секретариата НКВД в феврале 1940 г.
В 2004 г. в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) в рабочих материалах Политбюро ЦК ВКП(б) было выявлено письмо Л.П.Берия с исходящим номером № 793/б от 29 февраля 1940 г. (РГАСПИ, ф.17, оп.166, д.621, лл.86-90).
Два последующих письма - № 795/б и № 796/б были зарегистрированы в секретариате Наркома внутренних дел СССР также 29 февраля 1940 г. Естественно, записка Берии № 794/Б могла быть зарегистрирована в секретариате НКВД СССР только 29 февраля 1940 г.». Эта информация была размещена на интернет-сайте «Правда о Катыни» и повторена в книге «Катынь. Современная история вопроса» (стр. 350–351, «Алгоритм», 2012).
Не могу умолчать и о том, как меня удивили доктора исторических наук Ирина Яжборовская, Валентина Парсаданова и примкнувший к ним бывший военный прокурор Анатолий Яблоков. Они втроем написали солидное исследование «Катынский синдром…».
Но в нем авторы утверждают, что «готовя записку, Шелепин затребовал и получил - с датой 27 февраля 1959 г. - выписку из протокола Политбюро ВКП(б) с решением от 5 марта 1940 г. Вероятно, он познакомил с нею Хрущева, тем более, что его подписи на документе не нашел» (Катынский синдром... С. 205-206).
Известно, что на этой выписке от 5 марта 1940 г. кто-то впечатал новую дату 27 февраля 1959 г. Получилось нечто несообразное, но оно не удивило наших историков, хотя известно, что на архивных документах никто не вправе изменять дату. Дата проставляется только на сопроводительном документе. Архивный документ с исправленной датой это уже не архивный документ. Подобное не известно только дилетантам от истории.
Также невероятно утверждение, что А. Шелепин, тогдашний глава КГБ, мог «затребовать» сверхсекретную выписку из Особого архива Политбюро ЦК КПСС. Известно, что, помимо Первого секретаря ЦК КПСС Н. Хрущева, никто, даже члены Политбюро ЦК КПСС, не мог затребовать из партийного архива документы категории секретности «закрытый пакет».
Утверждение о том, что Шелепин осмелился ознакомить Хрущева с полученной им выпиской из протокола Политбюро ЦК ВКП(б), просто невероятно с позиций должностных отношений в ЦК КПСС.
Никто и никогда в КПСС не смел показывать «Первому», что тот чего-то не знает в вопросах, которые он курирует. Если бы Шелепин «сунулся» к Хрущеву подобным образом, как это описывается в «Катынском синдроме…», то его дни на руководящей работе были бы сочтены.
Всё это позволяет утверждать, что историки-катыноведы, позиционирующие себя, как глашатаи исторических истин по Катынской теме, даже не сумели, или не захотели уяснить систему делопроизводства и структуру иерархических отношений в ЦК КПСС при Хрущеве.
После этого становится ясным, как рождаются те странные выводы по Катынской теме, которыми «корифеи» от истории нередко «радуют» общественность России. Между тем Катынская проблема ждет досконального всеобъемлющего расследования, в котором не должно быть места скоропалительным и странным выводам.
Владислав Швед - действительный госсоветник РФ 3 кл., бывший член ЦК КПСС и 2-й секретарь ЦК Компартии Литвы/КПСС