Статьи

18 января исполнилось 75 лет со дня прорыва блокады Ленинграда.

Мы с ребятами играли во дворе, когда одно из окон на третьем этаже резко распахнулось и весь двор услышал истошный вопль нашей соседки: «Война!» По телу прошла противная дрожь, как будто я нутром ощутил весь ужас предстоящего.

Взрослеть пришлось быстро

В тот грозный год я перешёл в третий класс. Перед войной отцу дали на Фонтанке в большой коммунальной квартире 14-метровую комнату. Громадный мрачный коридор, кухня на 11 семей, единственный туалет. Всю блокаду мы прожили там.

В сентябре немцы разбомбили знаменитые Бадаевские склады. После этого в магазинах как-то быстро всё стало исчезать. Мать старалась что-то придумать, чтобы нам с братом Валерием, которого угораздило родиться в феврале 1941 года, было не так голодно.

Бадаевские склады ещё горели, когда мы с матерью оказались там и пытались собирать расплавленный сахарный песок, перемешанный с грязью. Потом кто-то сказал, что на Средней Рогатке в поле остались кочерыжки от капусты. Конечно, мы отправились и туда.

Всё чаще будоражил нервы леденящий вой сирены. Поначалу жильцы дружно спускались в бомбоубежище - «спасительное» подвальное помещение находилось прямо перед нашим подъездом, в торце соседского дома. Но скоро все привыкли к ору сирены, и стало казаться, что безопасно будет и в какой-нибудь нише или сводах старого коридора.

В один из дней, когда защёлкали зенитки, я и двое соседских ребят решили забраться на чердак - оттуда видно далеко вокруг. На чердаке всё было готово к приёму воющих «подарков» с неба: лопаты, пожарные топорики, огромные щипцы, песок…

Нам «повезло» - после характерного монотонного зудящего звука раздался нарастающий вой и, пробив крышу, в нескольких метрах от нас в песок уткнулся небольшой сигарообразный кусок металла, из которого с шипением вырывались тонкие языки сине-белого пламени.

Это было похоже на фейерверк. Мы какое-то мгновение заворожённо наблюдаем за этой картиной. Но через несколько секунд срываемся с места и, присыпав «зажигалку» песком, как учили взрослые, хватаем щипцы и общими усилиями через чердачное окно сбрасываем её во двор. По крыше барабанят осколки зенитных снарядов, но мы на это не обращаем внимания – нас распирает от гордости. Шутка ли - сами разделались с «зажигалкой»!

Ночью зенитки грохотали особенно яростно, видимо, фашистским самолётам удалось прорваться к центру Ленинграда. Я проснулся от сильного толчка, чуть не сбросившего меня с постели. Три мощных взрыва сотрясли наш дом. Где-то совсем рядом посыпались стекла. Наш пятиэтажный дом качнулся и, казалось, должен был рухнуть, но всё неожиданно стихло.

Утром, спустившись, как обычно, во двор за водой (водопровод в квартире уже давно не работал), я увидел страшные итоги этой ночи. От соседского дома осталась одна стена с нелепо висящими в воздухе распоротыми комнатами да гора кирпичных обломков, перекорёженных металлических прутьев и перебитых балок.

И, как монумент, возвышался над всем этим кусок лестницы, уходящей куда-то в небо. Специальная команда разбирала этот страшный холм, вытаскивая из-под обломков тела жильцов, погибших в собственных постелях. Их было 128…

Большая трагедия случилась 1 мая 1943 года. Я шёл по улице Растрелли в сторону сада Дворца пионеров, когда раздался мощный взрыв. Страшная картина открылась, когда я, обогнув памятник Екатерине II, оказался на Невском.

Снаряд попал в наполненный людьми трамвай, рядом с Елисеевским магазином. Отпечаталась в памяти женская рука с часами, пригвождённая осколком к стене здания напротив. На какое-то мгновение ноги у меня как будто приросли к земле. Не помню, как оказался дома.

Суп из сыроежки

Ещё не наступила голодная зима 1941 г., ещё слышны были во дворе детские голоса, но уже постоянно хотелось есть. И как-то появилась идея. По нашим наблюдениям, в подвале соседского дома находился продуктовый склад. Мы решили проникнуть туда через небольшое окошко и, наконец, наесться до отвала.

На земляном полу обнаружили десяток деревянных ящиков… с колбасой. Продукт был скользкий и позеленевший, но, обтерев, мы жадно накинулись на эти «аппетитные» кругляши, да ещё прихватили с собой. Самое удивительное, что никаких последствий для здоровья - одно удовольствие…

Потом довелось попробовать и столярный клей, и бульон из варёных кожаных ремней. Необыкновенно вкусной казалась появившаяся в блокаду дуранда - спрессованный жмых из выжатых семечек. Надо было иметь крепкие, поистине стальные зубы, чтобы упоённо грызть это лакомство, походившее на кусок асфальта.

Зима 1941/1942 года оказалась очень тяжёлой, голод буквально выкашивал людей. Норма хлеба для детей опустилась до 125 граммов. Мать выдавала по кусочку строго по часам. В жесточайшей экономии и дисциплине был шанс на спасение.

Многие гибли из-за того, что, бывало, прямо в булочной набрасывались на липкий серый комочек. А случалось так, что и не успевали обрести свои заветные 125 граммов: эти крохи прямо с весов хватал озверевший от голода человек и молниеносно с жадностью запихивал себе в рот.

В 1942 году не выдержала голода бабушка Мария Семёновна (47 лет!). Наша коммунальная квартира (12 комнат - 11 семей) после той зимы недосчиталась большинства соседей. Была неделя, когда полностью вымерла большая семья Семёновых (шесть человек). И не раз, выходя утром в непомерно длинный коридор нашей квартиры, я натыкался на очередное недвижное тело.

Не работали ни водопровод, ни канализация. На льду Фонтанки в разных местах виднелись запорошённые снегом чёрные бугорки - замёрзшие люди, так и не сумевшие добраться до дома. У проруби таблички: «Воду не брать. Заражено. Трупы». Приходилось с санками, на которые громоздились пара бидонов, объёмистая кастрюля, ездить на Литейный проспект, где лопнули трубы и вода струилась между двух высоких наледей.

Морозы стояли лютые. Пока были дрова, топили печку. Потом перешли на более экономную «буржуйку». Когда закончились дрова, в ход пошла мебель, в конце концов в комнате не осталось ничего, что могло как-то согреть. Я брал санки, небольшой топорик и пускался на поиски топлива. Бывало, удавалось раздобыть куски досок, небольших брёвен, расщеплённые взрывом остатки деревянных перекрытий разбомблённых домов. Но везло нечасто.

Подспорьем для ленинградцев стали огороды, многие сады и парки города превратились в «сельскохозяйственные угодья». Нам отвели небольшой участок в Тосно. Весной 1944 года с другой бабушкой, Екатериной Васильевной, мы поехали туда на поезде, чтобы кое-что посадить. Из «фруктов и овощей» осеннего урожая помню только турнепс и репу. Особенно сладка была репка. До сих пор, когда вижу её на базаре, что-то ёкает у меня внутри.

Но той весной случился неожиданный «пир». Бабушка пошла в лес и, вернувшись, радостно сообщила: «Смотри, что я нашла. Ведь это настоящая сыроежка». Мы развели небольшой костёр. В котелке великолепный «суповой набор»: сказочная сыроежка, вода, и конечно, соль.

Смертям назло

Сегодня, когда судьба забрасывает меня в Питер, я всегда от Московского вокзала до родной Фонтанки иду пешком. На Аничковом мосту взгляд непременно задерживается на великолепных конных скульптурах Клодта. А вот и столь памятный для меня Дворец пионеров. Классическое двухэтажное здание одного из корпусов тянется от Аничкова моста вдоль Невского до Екатерининского сада. Каких только кружков не было до войны в этих роскошных апартаментах!

Во время блокады, несмотря на тяжелейшую ситуацию, власти решили наладить жизнь Дворца пионеров, вернуть детям бодрость и надежду. Педагоги разыскивали своих учеников, ходили по адресам, но из пяти тысяч воспитанников удалось найти тогда только около 100 человек.

Когда вьюжным февральским днём 1943 года я, нагруженный отцовским баяном, добрался до Дворца пионеров и робко постучал в дверь с табличкой «Класс баяна», - это многое изменило в моей жизни. А возможно, сохранило и саму жизнь. Туда из разных стран приходили посылки с продуктами, одеждой, с трогательными сувенирами.

Педагог П.И. Смирнов почти сразу посадил меня в ансамбль (семь таких же, как и я, чудом выживших ребятишек). Я играл в ансамбле далеко не первую партию, но как важно было почувствовать, что благодаря и тебе создаётся красивая, удивительная музыка. Дворец пионеров стал моим вторым домом.

…Наступило 27 января 1944 года. Самый запоминающийся день не только для меня - для всех ленинградцев. Змеиное кольцо блокады больше не существовало.

Ещё вчера густо-чёрное январское небо прорезали только серебристые стрелы прожекторов, а в этот вечер мглы как не бывало. Во всполохах салюта отражались кружащиеся снежинки. Все высыпали на Фонтанку из своих полупустых холодных квартир. Наверное, здесь были все, кто пережил эти страшные 900 дней.

Красочные разрывы ракет озаряют ошалелые от восторга лица, выхватывают из темноты блестящие глаза, слёзы, объятия. Здесь все - родные. Грохот салюта переплетается с гулом восторженных голосов. На набережной образуется что-то похожее на ликующий хоровод сплетённых рук, измученных лиц, закутанных в платки, потёртых шуб.

Это как танец, который нельзя положить на музыку. Это сама музыка. Музыка Победы.