Статьи

Грустная история любви Грибоедова и Нины 

Судьба не раз забрасывала этого блистательного дипломата и поэта, автора бессмертного «Горя от ума» в Грузию. В ту пору, когда Александр Сергеевич узнал и полюбил Тифлис, он служил в пограничном отделении при гражданской канцелярии главнокомандующего Закавказским краем.

Их любовь с грузинской княжной была потрясающе красивой и трагичной, и этот сюжет навсегда остался в памяти двух наших народов.

195 лет назад Александр Грибоедов женился на Нино Чавчавадзе.

Уроки "Господина Сандро"

«Иногда в Тифлис в один и тот же день приезжают негоцианты из Парижа, курьеры из Петербурга, купцы из Константинополя, англичане из Калькутты и Мадраса, армяне из Смирны и Иезда и узбеки из Бухары,

так что этот город может быть назван главным узловым пунктом между Европой и Азией», - вспоминал французский консул в Грузии Жак Франсуа Гамба, многое повидавший и умевший примечать самое интересное путешественник.

В Тбилиси Александр Грибоедов усердно учил персидский, практиковался в турецком и арабском, познавал древнюю культуру грузинского народа. Серные ключи, знаменитые бани, заезжие восточные купцы с широкими, крашеными хной бородами, древние соборы,

бесконечные лавки ремесленников - все это создавало неповторимый ансамбль старого города, в котором русскому дипломату не пришлась по душе разве только летняя духота.

В известном описании тогдашнего Тифлиса примечателен и такой эпизод: «В больших садах есть чахирни, или дома, где давят в чанах виноград и приготовляют вино; тут же, в земляных ямах, стены обкладываются глиною наподобие кувшина, которые снутри обжигаются, и потом в них для хранения, вместо погребов и бутылок, наливают вино.

Такие кувшины бывают в несколько сот ведер, в которых иногда находили утопленников, неосторожных пьяниц. Лучшим из виноградных садов здесь почитается бывшего начальника артиллерии Ахвердова».

У этого недавнего «правителя Грузии», считавшегося сказочно богатым коренного тифлисца Грибоедов был частым гостем. Потомственный военный, генерал Федор Ахвердов некоторое время служил при Платоне Зубове, последнем из блистательных фаворитов Екатерины Великой.

Русскому поэту, композитору и дипломату было о чем посекретничать с умным, обаятельным человеком, знавшим толк и во внешнеполитических делах (Ахвердову случалось подписывать важные международные договоры).

Этот аристократ любил живопись, литературу, театр, а его жена Прасковья Николаевна (урожденная Арсеньева) была родной теткой Михаила Лермонтова. Грибоедов сдружился не только с изрядно обрусевшим генералом, но и с генеральшей.

В их огромном, занимавшем целый квартал, гостеприимном доме у подножия Мтацминды собирались военные, политики, князья и поэты. Бывали там и Чавчавадзе - это семейство связывали с Ахвердовыми родственные узы и давняя дружба.

За генеральским домом раскинулся фруктовый сад, а неподалеку протекал Сололакский ручей, где многочисленные гости находили спасительную прохладу. Именно здесь, в усадьбе кавказских друзей Александр Сергеевич познакомился с Ниной, тогда еще шестилетней княжной, - с той, кто спустя 10 лет примет его руку и сердце.

Грибоедов развлекал ее игрой на фортепияно, давал ей первые уроки музыки и русской литературы. Тех вечеров в компании с «господином Сандро» она никогда не забывала, а в нем видела идеал мужчины, доблестного защитника, романтичного художника.

Отец Нины Александр Чавчавадзе, к тому времени начальник Армянской области, являлся сыном видного дипломата времен Ираклия II, заключившего с Россией в 1783 году спасительный для Грузии Георгиевский трактат.

Александр Гарсеванович не жалел времени и на литературные штудии, переводил на грузинский Пушкина и Расина. Александр Грибоедов полюбил гостить в кахетинском имении Чавчавадзе, в Цинандали.

В 1820 году Ахвердов умер, но Александр Сергеевич оставался частым гостем его дома. Мудрая, все понимающая Прасковья Николаевна станет связующим звеном между ним и княжной Ниной.

Тифлисский триумфатор

Через несколько лет, сразу после подписания Туркманчайского мира с Персией, он вернулся в Тифлис, где в его честь палили пушки. Для тогдашней грузинской элиты русский дипломат был другом и заступником, одним из главных посланцев России.

Мужественные люди, сильные личности (за которыми к тому же тянулся шлейф дуэльных приключений) на Кавказе ценились особо, а Грибоедов был именно таким.

Все в Грузии знали, что этот молодой сановник сумел побороть персидскую гордость. Несколько веков иранцы нагоняли ужас на православных жителей Закавказья.

Море грузинской и армянской крови было пролито в борьбе за веру и независимость. Когда Россия одолела векового врага в бою и за столом переговоров, Александра Грибоедова встретили как триумфатора.

Он же всегда в себе сомневался, искал для себя покоя, семейного уюта, хотя на людях держался невозмутимо и даже несколько горделиво. Громкая слава мешала Александру Сергеевичу. Ему с трудом удалось найти тихую келью в грузинской столице.

Не избегая суматошных светских приемов, дипломат-поэт предпочитал одиночество. Ведь именно там, в Тифлисе, он написал лучшие страницы «Горя от ума», а затем отшлифовал пьесу. Возможно, ее даже поставили в домашнем театре семейства Чавчавадзе.

Цветок целого мира

Быстро повзрослевшая Нино превратилась в красавицу. В ее лице и речи ощущались кротость, чистота души, внутренняя грация. В то же время она прекрасно музицировала, могла поддержать любой разговор. Портреты лишь отчасти передают обаяние этой очаровательной девушки.

Потенциальных женихов у нее было много, включая блестящего офицера Николая Сенявина, признававшегося другу в письме: «Цветок целого мира пленил меня, и в уснувших чувствах моих пробудилась наконец страсть, дотоле мною не знаемая.

Ты не знаешь, я так влюблен, что готов пренебречь целым светом, дабы обладать Ангелом!» Даже степенный генерал Василий Иловайский делал ей предложение.

Без памяти влюбился в Нину храбрейший воин, израненный в боях двоюродный брат великого полководца Сергей Ермолов. «За ангельскую красоту, не вдаваясь в метафору, можно ее было назвать существом истинно неземным», - вспоминал о ней дипломат Федор Торнау.

Когда Грибоедов встретил в доме Ахвердовых повзрослевшую красавицу, его судьба была решена. Он смотрел на нее, как загипнотизированный, даже неизменное остроумие на несколько минут куда-то улетучилось. О тех минутах Александр Сергеевич с трепетом вспоминал:

«Я все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: «Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам».

Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу ее за фортепьяно... мы... взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее».

Грибоедов сделал ей предложение, а ответом был влюбленный взгляд. Для Нино настала минута исполнения самых дерзких, самых сладостных мечтаний. Узнав об их союзе, Прасковья Николаевна радостно всплеснула руками: «Слава Богу, а то тут сватается бог знает кто! Александра Сергеевича мы знаем десять лет».

Счастливый жених тут же отправил курьера к отцу девушки в Эривань - за благословением. Вся ее родня одобрила предстоявший брак. Обручились в Цинандали, в маленьком домашнем храме, который сохранился до нашего времени.

В старинном имении князей Чавчавадзе и сегодня многое напоминает о любви Грибоедова и Нино: уходящие вдаль парковые аллеи, большая усадьба и, конечно, старый рояль.

Александр Сергеевич намеревался оставить государственную службу, поселиться в Грузии, посвятить себя творчеству и семье.

В те дни, когда всевозможные заботы и обязанности заставляли его уезжать, он просил передать молодой жене: «Скажите Нине, что это продолжаться не будет и что скоро, не далее как через два года, я сделаюсь отшельником в Цинондалах».

Обвенчались они в отстроенном незадолго до этого Сионском Успенском соборе, главном в Тбилиси. Грибоедов в тот день не на шутку разболелся, его трясло от лихорадки. Жених даже выронил обручальное кольцо и, само собой, счел это дурным предзнаменованием. Однако, глядя на Нино, счастливо улыбался.

Ему было 33, ей - 15. По тем временам - ничего необычного. Скорей необыкновенными были их пылкая любовь и родство душ. Являясь почти во всем единомышленниками, они часами разговаривали о музыке, поэзии, художниках и дипломатах.

Молодожен удивлялся: когда же юная Нино успела столько узнать - словно готовилась к встрече именно с ним. Обычно вспыльчивый, резкий, не слишком общительный, склонный к сарказму Грибоедов рядом с ней превращался в покладистого и восторженного юношу.

Вместе они пробыли на ее родине считаные дни, затем предстоял путь в Персию, на службу, от которой русский дипломат ждал всяческих конфликтов и подвохов.

"Грустно без тебя"

9 сентября он с женой и всем штатом русской миссии выехал из Тифлиса. Александр Грибоедов с самого начала предлагал Нине остаться в Грузии, прекрасно понимая, насколько опасным окажется пребывание в стране, которую Россия разгромила на полях сражений. Юная супруга наотрез отказалась.

Дорога выдалась непростая: непогода, ночевки в шатрах... «Нинуша, моя жена, не жалуется, всем довольна... Полюбите мою Ниночку. Хотите ее знать? В Эрмитаже... есть Богородица в виде пастушки Мурильо - вот она», - писал Александр Сергеевич своей приятельнице Варваре Миклашевич.

Когда чета Грибоедовых прибыла в резиденцию русского посла в Тавризе, Нина была уже беременна. Ее мужу предстояло ехать в Тегеран, куда горячо любимую супругу он с собой не взял, предчувствуя опасность.

Оттуда писал ей: «Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя, как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить... Чем далее я от тебя, тем хуже. Потерпи еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда не разлучаться».

В другом послании настоял на том, чтобы Нино вернулась в родительский дом - вынашивать ребенка. Обещал скорую встречу. Она все-таки покинула Персию.

В письмах Грибоедов, конечно же, не сообщил ей о том, что над русской миссией сгустились тучи: нашего посланника обвиняли в непомерных контрибуциях, которые истощали казну Персии, а также в том, что он укрыл в посольстве нескольких желавших принять русское подданство армян.

Последнее обстоятельство вполне соответствовало положениям Туркманчайского договора, однако иранская оппозиция под руководством Аллаяр-хана воспользовалась этим как предлогом и устроила смуту. 30 января 1829 года духовные власти Ирана объявили русским «священную войну».

Вооруженная толпа фанатиков пришла к дому миссии и устроила кровавый погром. Исламисты в тот день уничтожили почти весь состав нашего посольства, уцелел лишь старший секретарь Иван Мальцов.

Незадолго до трагедии он предлагал известный ему способ спасения и Александру Сергеевичу: требовалось спрятаться, уйти в подземные норы... «Русский дворянин в прятки не играет», - ответил Грибоедов.

Он сражался до последнего вздоха и погиб с саблей в руках, под градом камней. Назревала новая война между Персией и Россией. Отдыхавшая в Цинандали Нина ничего в ту пору об этом не знала.

Чёрная роза

Правду о тегеранском погроме и гибели мужа от нее скрывали целый месяц. Как это удалось? Ответа на такой вопрос у историков нет. Она узнала обо всем из случайно подслушанного разговора.

Осознав происшедшее, упала в обморок. Последовали преждевременные роды и смерть ребенка, который прожил несколько часов...

Александр Грибоедов завещал похоронить его рядом с храмом святого Давида, Нино эту просьбу исполнила.

Почти 30 лет, до самой смерти, она не снимала траурных одежд. Ее называли «черной розой Тифлиса». В 1857 году, когда в Грузии свирепствовала холера, подхватившая смертельный недуг 44-летняя вдова ушла в мир иной.

Молва сохранила последние слова избранницы Грибоедова: «Что только не перенесла твоя бедная Нина с той поры, как ты ушел. Ей не суждено было прожить долго. Мы скоро свидимся, свидимся, и я расскажу тебе обо всем. Теперь мы уже навеки будем вместе, вместе».

Их останки покоятся в тбилисском Пантеоне на высокой горе Мтацминда. Надгробие увенчал памятник плачущей вдове, а надпись на могильной плите известна всем как пароль великой супружеской верности: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»

Ни один поэт-романтик не придумал бы подобной истории. Грустную и чистую песнь о любви, о поистине божественном соединении сердец, которые не смогли разлучить никакие обстоятельства, сложила сама жизнь.