Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  

Портрет Николая II (фрагмент). 1900 г.
Автор: Серов В. А.
Источник: Государственная Третьяковская галерея
09:31 / 18.05.2019

Император Николай II и созыв Гаагской конференции мира
Учреждение международного третейского суда в Гааге, осуществленное по инициативе русского императора, опередило свое время более чем на полевка. Государь писал в 1900 г.: «Результаты трудов, созванной в Гааге Мирной Конференции, дают полную надежду, что осуществлению такой близкой Моему сердцу задачи положены твердые основы..."

18 мая 1899 в Гааге открылась первая мирная конференция, созванная по непосредственной инициативе Императора Николая II.

Суть внешней политики Императора Николая II нераздельна от его личности. Христианский принцип миролюбия был заложен в основу, как внешней, так и внутренней политики Царя.

Однако это миролюбие прочно сочеталось в Николае II, как и у его отца Императора Александра III, с восприятием России как великой мировой державы, призванной быть гарантом мировой стабильности и равновесия. Царь считал защиту интересов России, главными приоритетами своей внешней политики.

Однако эти интересы никогда не означали оккупацию, грабёж и расчленение других государств и народов. Эфемерная слава военного завоевателя, полководца - никогда не привлекала Императора Николая II, хотя он хорошо знал и любил военное дело.

Мировоззрение Николая II было мировоззрением христианского государя, воспринимавшего свое императорское достоинство, как служение Богу и России.

Внешняя политика Николая II не может быть понята, если мы не будем учитывать, что она стала восприемницей всей международной политики России, начиная с образования её как централизованного государства.

Главная цель русской внешней политики была неразрывно связана с политикой внутренней, с той сверхидеей, которой руководствовалась Россия на протяжении всей её истории.

Этой сверхидеей была Святая Русь, то есть православная империя, целью которой было служение Христу и осуществление христианских принципов в политике, насколько, конечно, это было возможно.

Величайшей ошибкой было бы искать в политике русских царей доминанту в виде стремления к территориальным захватам, завоевания новых рынков сбыта - то есть всего того, что определяло сущность западной внешней политики.

России была совершенно чужда германская идея “lebensraum” («жизненного пространства»), во-первых, в силу того, что Россия обладал огромной территорией, а, во-вторых, потому что завоевания никогда не входили в приоритеты русского государства.

Как писал великий русский учёный Д.И. Менделеев: «Русский народ никогда не был склонен к завоевательству, и если воевал и покорил немало народов, то лишь потому, что к этому принуждали его прямо слагавшиеся обстоятельства».

«Я имею всегда одну цель перед собой, - писал Государь П. А. Столыпину 23 октября 1907 г., - благо Родины: перед этим меркнут в моих глазах мелочные чувства отдельных личностей».

Однако представление об этом благе никогда не означало в представлении Императоров Всероссийских оккупацию, грабёж и расчленение других государств и народов, захват новых рынков сбыта, то есть всего того, что определяло сущность западной внешней политики.

России была совершенно чужда германская идея “lebensraum” («жизненного пространства»), во-первых, в силу того, что Россия обладал огромной территорией, а, во-вторых, потому что завоевания никогда не входили в её внешнеполитические приоритеты.

Россия никогда не начала ни одной войны из-за того, что территории её соседей больше и богаче, чем её собственные, хотя бы уже потому, что таковых не существовало.

Наоборот, именно Россия постоянно подвергалась агрессии, так как её богатые земли манили бесконечных завоевателей с востока и запада. Само существование огромной православной империи, раздражало и пугало её многочисленных врагов.

Более всех земных благ Россия ценила мир. Для Европы война, вплоть до Наполеона, была скорее опасным развлечением, в котором участвовали небольшие наёмные армии, чем национальным бедствием.

Для России же война всегда была огромным народным горем. Победа над врагом воспринималась русским народом как Божья милость, а не как злорадное торжество над поверженным противником. Поэтому государственная мысль России постоянно искала пути создания таких международных условий, при которых война стала бы в принципе невозможной.

Огромную роль в попытке создания такой системы сыграл Император Александр I, главный основатель и идеолог Священного Союза, созданного после разгрома Наполеона.

Безусловно, что пример Александра Благословенного всегда был в памяти Императора Николая Александровича, и нет сомнений, что Гаагская конференция 1899 г., созванная по инициативе Николая II, была навеяна Священным Союзом.

Это кстати, отмечал в 1905 г. граф Л.А. Комаровский: «Победив Наполеона, - писал он, - Император Александр помышлял даровать народам Европы, истерзанными долгими войнами и революциями, прочный мир.

По его мысли великие державы должны были соединиться в союз, который покоясь на началах христианской морали, справедливости и умеренности, был бы призван содействовать им в уменьшении их военных сил и поднятии торговли и общего благосостояния».

Император Александр I был одним из первых государственных деятелей новой истории, кто считал, что помимо земных, геополитических задач, у внешней политики России есть задача духовная.

«Мы заняты здесь важнейшей заботой, но и труднейшей также, - писал Александр I княгине С.С. Мещерской. - Дело идёт об изыскании средств против владычества зла, распространяющегося с быстротою при помощи всех тайных сил, которыми владеет сатанинский дух, управляющий ими.

Это средство, которое мы ищем, находится, увы, вне наших слабых человеческих сил. Один только Спаситель может доставить это средство Своим Божественным словом.

Воззовём же к Нему от всей полноты, от всей глубины наших сердец, да сподобит Он послать Духа Своего Святого на нас и направит нас по угодному Ему пути, который один только может привести нас ко спасению».

Священный союз позволил сохранить Европу от большой войны в течение почти полувека. Он был уничтожен не по вине России, а по вине Запада, развязавшего Восточную (Крымскую) войну. Распад Священного союза превратил Европу в большой котёл, в котором температура постоянно накалялась.

Каждое европейское государство, за исключением России, преследовало свои узко-национальные интересы, мало считаясь с опасностью большой войны. Россия, исходя как из своих коренных интересов, так и общечеловеческих, делала всё, чтобы её не допустить.

Для этого надо было всеми силами не допустить гегемонии одной европейской державы над другой.

Идея о необходимости общеобязательных правил ведения войны была впервые выдвинута императором Александром II в 1874 г. Франко-прусская война, сопровождавшаяся особо губительным, в том числе и для мирного населения, огнём тяжёлых крупповских пушек, побудила Царя-Освободителя обратиться к державам, с предложением провести международную конференцию по кодификации правил войны в сухопутных сражениях.

Мысль русского царя, опережавшая время на несколько десятилетий, не была воспринята тогдашним мировым сообществом.

К идее о проведении конференции о разоружении русская государственная мысль возвращалась и в царствование императора Александра III.

Одним из активных сторонников конференции по разоружению был барон Е.Е. де Стааль, который в 1899 г. председательствовал на конференции в Гааге. Ещё в 1894 г. де Стааль подал записку Александру III о проведении конференции по разоружению, но Царь счёл такое мероприятие преждевременным.

20 апреля 1894 г. Александр III написал на записке Стааля: «Мы не раз говорили с Вами об этом. Но практических результатов я положительно не вижу. Конечно, это было бы великим благом всех, но думаю, что пока это утопия».

Своей инициативой провести конференцию по разоружению, Император Николай II хотел создать международную систему, которая смогла бы эффективно препятствовать большим войнам. В этом Николай II задолго опередил создание и Лиги Наций, и ООН.

Великая инициатива царя не была оценена в конце ХIX в., а в течение всего ХХ в. упорно замалчивалась. Большевистский режим, присвоивший себе монополию на мирные инициативы, не мог допустить, чтобы в общественном сознании утвердился образ убитого им Царя, как инициатора всеобщего разоружения.

Советская историография объясняла мирные инициативы Императора Николая II корыстными интересами: слабостью «царского режима», отсталостью русской экономики и вооружённых сил, влияниями на царя различных политических течений.

Так, историк В.И. Бовыкин полагал, что невозможность «поспеть в гонке вооружений за Германией, вынудила царское правительство выйти с предложением их сокращения».

Известная исследовательница международной политики начала ХХ в. И.С. Рыбачёнок выделяет три основных мотива инициативы Царя по созыву конференции:

«политический - создание стабильной и благоприятной для России международной обстановки в Европе; идеологический - формирование образа великой империи как носительницы идеи мира и справедливости;

и финансовый - «замораживание» военных бюджетов» при общем вполне прагматическом устремлении укрепить систему «неустойчивого равновесия», сложившуюся тогда в Европе».

Однако нельзя не признать, что все перечисленные автором мотивы созыва конференции в Гааге не учитывают главного: стремление Императора Николая II начать практические шаги по недопущению такого зла, как современная война.

Между тем, можно утверждать, что эта причина превалировала у Николая II над всеми остальными.

Идея Государя о разоружении и международном арбитражном суде была вызвана не сиюминутными политическими расчётами, а глобальным виденьем современной и грядущей геополитической эпохи, когда война становилась не «продолжением политики иными средствами», а величайшим мировым бедствием.

Даже такой критик Николая II, как французский историк Марк Ферро, чьи писания настолько предвзяты, что порой переходят в дезинформацию, вынужден признать:

«Николай II стремился положить конец войнам между Германией и Францией, Англией и Россией, Россией и Австрией. Это должно было быть небольшое сообщество наций, некий аналог «Священного союза».

Император Николай II, разумеется, не тешил себя иллюзиями о том, что на следующий день после конференции государства начнут политику разоружения. Французский дипломат Жан Жюль Жюссеран отмечал, что во время своей встречи с Николаем II, Государь предупредил, чтобы он не «строил больших иллюзий по поводу практических и немедленных результатов от его конференции. Но он уверен в её необходимости по причине моральной».

Однако речь шла не только о моральной стороне дела. Всё усиливающаяся гонка вооружений грозила большей части европейских государств нищетой и разорением.

Эта гонка была выгодна лишь одному европейскому государству - Германии, которая в силу осуществлённой в ней военно-технической революции вырвалась далеко вперёд в деле развития тяжёлого вооружения.

Об этом хорошо писал в своей записке на Высочайшее имя один из организаторов конференции крупный чиновник МИД Ф.Ф. Мартенс:

«Нынешнее перевооружение германской артиллерии, - писал он, - служит новым доказательством неотложности положить предел этой разрушительной и опасной системе бесконечных вооружений, впервые введённой той же Германией, и которая, в конце концов, неминуемо должна привести к небывалой по своим разрушительным последствиям всеобщей войне».

Таким образом, главной целью Николая II была попытка предотвращения или хотя бы смягчение последствий грядущей мировой войны, которая, и это понимал Царь, в условиях ничем не ограниченной гонки вооружений должна была неминуемо начаться.

12 августа 1898 г. министр иностранных дел граф М.Н. Муравьев обратился к представителям России за границей с циркулярной нотой:

«Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются, при настоящем положении вещей, целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств. Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья - таков ныне высший долг для всех государств.

Преисполненный этим чувством, Государь Император повелеть мне соизволил обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем Дворе, с предложением о созыве конференции в видах обсуждения этой важной задачи.

С Божьей помощью, конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века».

Циркуляр произвёл в Европе сильное впечатление, хотя однородным его назвать нельзя. Большинство европейских государственных и политических деятелей, а также пресса консервативного и либерального направления, однозначно приветствовали «великодушный почин миролюбивого Государя».

Министр иностранных дел Италии маркиз Эмилио Висконти-Веноста заявил, что «долг всех правительств помочь в деле мира, с инициативой которого выступил Царь».

«Мир был уже поражён, - писал в своей книге о конференции профессор международного права Парижского университета Альберт Жофр де Лапрадель, - когда могущественный Монарх, глава великой военной державы, объявил себя поборником разоружения и мира в своих посланиях от 12/24 августа и 30 декабря.

Удивление еще более возросло, когда, благодаря русской настойчивости, конференция была подготовлена, возникла, открылась».

Однако в целом, ведущие европейские политические круги восприняли идею конференции крайне скептически, усмотрев в ней лишь ограничение своих эгоистических намерений. Во Франции предложение Царя о созыве конференции стало «ушатом холодной воды».

По словам Ф.Ф. Мартенса французы «рвут и мечут, и не могут успокоиться, считая, что конференция направлена против них». Военное ведомство III Республики было обеспокоено, не приведёт ли запрет на перевооружение армий новым оружием к запрету на скорострельную 75-мм пушку, перевооружение которой с успехом шло во французской армии?

В январе 1899 г. Император Николай II пригласил папу Льва XIII на Гаагскую конференцию, чем вызвал острое недовольство со стороны официального Парижа.

Французский посол в Риме и при Святом Престоле А. Нисар в письме к Делькассе выразил опасение, что учитывая союз Франции и России, возможное сближение папы и Царя может привести к самым негативным последствиям, если «дух социалистической революции будет превалировать во Франции».

В Германии идею конференции восприняли как противодействие своим экспансионистским планам. За год до конференции германский император Вильгельм II потребовал от рейхстага нового значительного усиления состава императорской армии.

В рейхе, как и во Франции, была разработана новая 77-мм полевая пушка, скорострельность которой увеличилась в пять раз. Поэтому неудивительно то отношение кайзера к инициативе Царя, которое он выразил в помете на докладе статс-секретаря иностранных дел Бернхарда фон Бюлова 10/22 июня 1899 г.:

«Чтобы он [Николай II] не оскандалился перед Европой, я соглашаюсь на эту ерунду.

Но в своей практике я и впредь буду полагаться и рассчитывать только на Бога и на свой острый меч. И ср…ть я хотел на все эти постановления!»[1].

По воспоминаниям Бернхарда Бюлова, кайзер был настолько «поражён и возбуждён этим выступлением России», что отправил своему кузену «вызывающую телеграмму», в которой высмеивал его миролюбивые намерения и «подчеркивал держать русский меч обнажённым с таким пылом, как если бы он был русским военным министром».

Одной из важных причин, побудивших Государя инициировать созыв Гаагской конференции, стала Англо-бурская война и методы её ведения со стороны англичан. Именно британцы впервые в истории создали концлагеря, в которые заключались мирные жители, заложники, в том числе женщины и дети, заподозренные в оказании помощи бурам.

Условия содержания в этих лагерях были ужасными.

Русский военный агент в Брюсселе подполковник Е.К. Миллер в своём докладе в Петербург 17 (30) марта 1901 г. описывал условия заключения буров в английских концлагерях: «Условия жизни сотен женщин с маленькими детьми, скученных в тесных лагерях, крайне неблагоприятны, продовольствие отпускается в недостаточных размерах, и было часто совершенно непригодного качества.

[…] Маленькие дети остались совсем без продовольствия, так как нельзя назвать пищей гнилую маисовую муку, полную всяких насекомых». По приблизительным подсчётам в английских концлагерях погибло 25 тыс. буров и 14 тыс. аборигенов, из них 22 тыс. были дети.

Преступное ведение войны англичанами не могло оставить равнодушным Императора Николая II, который поручил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу подготовить вместе с правительствами других европейских держав организацию дипломатического и даже военного давления на Великобританию.

Однако Государя в этом не поддержало ни одно европейское государство.

24 октября (6 ноября) 1898 г. «Предварительный проект» программы конференции был представлен Императору Николаю II. Гаага не сразу была выбрана местом проведения конференции.

Вначале в качестве такового рассматривался Санкт-Петербург, но российская столица была отвергнута по предложению самого российского МИДа. Тогда возникла идея обратиться к королеве Нидерландов Вильгельмине.

Приглашение участвовать в ней было послано и принято всеми европейскими державами, а также США, Мексикой, Китаем, Японией, Персией, Сиамом. Каждая из приглашенных держав прислала своих уполномоченных.

По предложению королевы Нидерландов Вильгельмины начало работы конференции в знак уважения к её Августейшему инициатору приурочили ко дню рождения Императора Николая II - 6 по Юлианскому стилю, которое в XIX веке соответствовало 18 мая по Григорианскому стилю.

В ХХ и ХХI вв. 6 мая по Юлианскому календарю соответствует 19 мая по Григорианскому. Председателем конференции был избран представитель России барон Е.Е. Стааль. Был принят целый ряд конвенций, в том числе конвенция о мирном разрешении международных споров путем посредничества и третейского разбирательства.

Плодом этой конвенции, разработанной русским депутатом проф. Ф.Ф. Мартенсом, явилось учреждение действующего и поныне Гаагского международного суда.

Представители прессы на конференцию не были допущены; о её заседаниях имеются только краткие сведения, сообщенные печати по постановлению самой конференции.

Первая и главная цель конференции - сокращение вооружений и военных бюджетов достигнута не была, что объяснялось позициями Германии и Франции. Один из главных участников конференции со стороны России Ф.Ф. Мартенс называл позицию французской делегации «подлой»:

«Они - наши друзья и союзники, но не только не помогают нам, но, напротив, на каждом шагу пакостят, выступая против предложений России в военной и морской комиссиях».

Французские военные круги восприняли конференцию, как на желание России склонить Францию к отказу от возвращения Эльзаса и Лотарингии.

Французские военные были также обеспокоены, не приведёт ли запрет на перевооружение армий новым оружием к запрету на скорострельную 75-мм пушку, перевооружение которой с успехом шло во французской армии.

Французы были настолько напуганы предстоящей конференцией, что Николай II поручил М.Н. Муравьёву успокоить французов. «Я думаю было бы хорошо, - писал Государь, - если бы Вы побывали в Париже и повидались бы с Фором и некоторыми из главных их деятелей.

Важно их всех успокоить насчёт нашего проекта всеобщего разоружения, который, судя по их печати, кажется, наделал во Франции сильный переполох. Ваше посещение Парижа, сразу положит конец разным сомнениям или разочарованиям, если они имеют место».

Успокаивать французов в Париже выезжал не только М.Н. Муравьёв, но и генерал А.Н. Куропаткин. Несмотря на то, что последним удалось успокоить союзников по поводу Эльзаса и Лотарингии, а также 75-мм пушки, французской поддержки русская идея о прекращении новых вооружений не получила.

Между тем, Император Николай II в разговоре с послом Монтебелло выразил настойчиво пожелание, чтобы оба посланника на конференции, французский и русский, «действовали наступательно и всегда согласно друг с другом по всем более-менее важным пунктам».

Конференция достигла соглашения по установлению общих правил относительно мирного разбирательства столкновений между державами и выработала определенные правила относительно ведения войны. Все это выразилось в шести конвенциях и декларациях:

1) конвенция о мирном улаживании международных столкновений,

2) конвенция, определяющая обычаи сухопутной войны,

3) конвенция, распространяющая применение Женевской конвенции 1864 г. на войну морскую,

4-6) декларации, запрещающие бросание взрывчатых снарядов с аэростатов, употребление снарядов, единственной целью коих является распространение удушающих газов, пуль, взрывающихся в человеческом теле.

Конвенция о мирном разбирательстве споров и о морской войне ратифицирована всеми 26 державами; конвенция о сухопутной войне - не ратифицирована Швейцарией, Турцией, Китаем; декларация о бросании взрывчатых снарядов с аэростатов не подписана Англией, декларация о снарядах, распространяющих удушающие газы - Англией и Соединёнными Штатами.

Наибольшее значение имела конвенция о мирном разрешении международных столкновений. Она устанавливала право вмешательства третьей державы в столкновение между двумя другими державами как до войны, так даже и после открытия военных действий, посредством предложения «добрых услуг».

Спорящие державы могут отвергнуть или принять добрые услуги. В последнем случае конвенция рекомендовала спорящим державам (если война еще не началась) избрание каждой одной нейтральной державы, и эти державы могли выработать все условия соглашения, пока шли переговоры между ними.

Затем спорящие державы могли принять предложенное им соглашение или отвергнуть его. Конвенция предусматривала случаи, когда спор мог происходить вследствие различного толкования фактической обстановки какого-либо события.

Для подобных случаев конвенция предложила совсем новый способ международного следствия и передачи спора Третейскому суду. Для этого в Гааге учреждался постоянный международный третейский трибунал.

Учреждение международного третейского суда в Гааге, осуществленное по инициативе русского императора, опередило свое время более чем на полевка.

Оценивая итоги Гаагской конференции, Государь писал в 1900 г.: «Результаты трудов, созванной в Гааге Мирной Конференции, дают полную надежду, что осуществлению такой близкой Моему сердцу задачи положены твердые основы в виду признания всеми державами возможности и необходимости её всестороннего разрешения».

Конференция, конечно, не остановила гонку вооружений. Более того, сразу же после неё, Германия почти демонстративно увеличила свою армию мирного времени на 26, 6 тыс. человек, Турция - более чем на 300 тыс.

Министр колоний Англии Дж. Чемберлен заявил, что само Провидение предназначило Англию «быть завоевательницей и управительницей громадных пространств земной поверхности».

Но хотя конференция и не смогла остановить гонку вооружений, она имела важное практическое значение.

«С некоторых пор в газетах и в здешних политических кругах, - сообщал Николаю II в июле 1903 г. российский посол в Париже князь Л.П. Урусов, - обсуждалась возможность заключения с иностранными державами договоров, в силу коих споры по известные рода вопросам обязательно подвергались бы третейскому суду.

Нужно заметить, что вообще великодушная мысль Государя Императора, практическим выражением коей была Гаагская конференция 1899 года, широко распространилась с тех пор и сделала большие успехи во Франции...

Принцип арбитража популярен во Франции и его поддерживает большая часть здешней печати».

В том же 1903 г., сначала (в октябре) с Англией, а затем (в декабре) и с Италией Франция подписала договоры о представлении на разрешение Гаагского третейского суда недоразумений и споров «неполитического свойства»; международное расследование знаменитого «Гулльского инцидента» велось в Париже зимой 1904-1905 гг. также в рамках гаагских договоренностей.

С тех пор следование гаагским решениям превратилось в общепринятую норму, а идеал достижения «прочного мира во всем мире» стал общим местом рассуждений аналитиков и комментаторов международных отношений.

Видео на канале YouTube "Статьи на ЗдравствуйРоссия.Рф"

Раздел "История", подраздел "XIX век"



Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.