Статьи

Выставка "Российский дизайн. Избранное. 1917-2022" в Новой Третьяковке

«Скорей бросьте декларировать и опровергать, делайте вещи!»
Эль Лисицкий для журнала "Вещь"

Главный, хотя и не единственный минус этой выставки - заявка на масштабность при том, что размах получился на троечку. Экспозиция под громкой вывеской "Российский дизайн. Избранное. 1917–2022", что работает сейчас в Новой Третьяковке, изначально подразумевает столь многое да разное, что выборка показалась мне субъективной.

Это как «Лучшие полотна Ренессанса» или «Самые красивые платья X-XX столетий». Почему это, а не то? «Почему именно этот стул?», - как спросил Остап Бендер, правда по иному поводу.

Выставка интересна, спору нет, однако, зритель галопирует «через миры и века», скользя глазами по поверхностям. Сами по себе вещи, фотографии, эскизы - уникальны, но они, как штуки в музее, описанном Сергеем Довлатовым:

«Личные вещи партизана Боснюка. Пуля из его черепа, а также гвоздь, которым он ранил фашиста... Широко жил партизан Боснюк!»

Экспонировать кукол и табуретки - отменно! То же самое делает Музей Москвы, но у них всё уютнее и - креативнее. Там на зрителя обрушивается поток личных и коллективных воспоминаний, ты бродишь в лабиринтах памяти, ища ответы.

Но Третьяковка пошла проторенными путями - экспонаты лежат, стоят и висят, практически не обыгранные и потому - одинокие: «Вот это стул - на нем сидят / Вот это стол - за ним едят».

Советский и российский дизайн - это целая вселенная, а без русского авангарда, помноженного на Революцию, невозможен стиль века-двадцатого, скоростного, космического, глубоко русского.

Нельзя сжимать вселенную до размеров провинциального краеведения. В этом случае гораздо лучше принимается тематическая «узость», вроде «Пролетарского фарфора 1917-1932» или каких-нибудь плакатов к Олимпиаде-80.

Кроме того, покоробила сама формулировка - с 1917 по 1991 год у нас был советский дизайн, а не лишь российский - эта стыдливая подмена выглядит не комильфо.

Вместе с тем, выставка информативна и, если не придираться, как я это часто делаю, можно получить удовольствие. Пространство делится на тематические разделы. Так, сначала мы попадаем в царство супрематических линий, пролетарских ситцев и наивной патетики.

Устроители не ограничились прорывными концепциями из учебников по дизайну и явили жизненный фон обывателя, которому были не особо нужны конструктивистские принты Варвары Степановой и сервизы из авангард-фарфора, созданного Николаем Суетиным - учеником Казимира Малевича.

Поэтому рядком - дулёвские чашки с «мещанскими» цветочками. Когда мы говорим о той или иной эпохе, мы часто забываем, что острая мода, актуальность - это малая часть эстетического багажа.

Неслучайно Ильф и Петров говорили о «маленьком мире», где написана песня "Кирпичики". На выставке мы видим примус, без которого немыслима эра interbellum. «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус», - повторяем вслед за Бегемотом. Да тут и чайник, и кувшин, и прочее "Федорино горе".

Три умывальника - такими мы пользовались ещё на даче в 1980-х! Настольная лампа с притязаниями на изысканность - в ней ничего от рацио-конструкций, но лишь попытка затормозить ускользающее Ар Нуво.

И тут же - подробный рассказ о «новых кухнях» конструктивиста Моисея Гинсбурга. Он вслед за Ле Корбюзье считал, что дом - это «машина для жилья» и отводил «кулинарному пространству» 4,5 метра.

Считалось, что развитый хомо-сапиенс будет питаться на фабрике-кухне, а дома разогревать полуфабрикаты. «Объявлена война кухням. Тысячу кухонь можно считать покоренными», - утверждал Юрий Олеша в своей "Зависти", где идеалом объявлялся футболист Володя Макаров, завидующий машинам.

Феерия шрифтов и коллажей - перед нами обложки прессы, афиши и - реклама, та самая, где Владимир Маяковский опоэтизировал продукцию Резинотреста. Вперёд, в будущее!

Туда звали журналы "ЛЕФ" и "Вещь", но увы - мы наблюдаем реальную вещь, а именно шкаф с виньетками «упадочного стиля». Реконструированные платья и спорт-костюмы от Степановой и Поповой диссонируют с листками дамских изданий, где предлагалось ровно то же, что и в Париже на Рю де ля Пэ.

Супрематический шик и прелести крохотных «капсул для житья» общество не оценило - всем хотелось тепла, самоваров и занавесочек, а ещё - коринфских капителей и барочных люстр.

Тогда во всём мире произошёл разворот к неоклассике, и никто уже не завидовал ярой машине, но стали завидовать античному Аполлону и полярному лётчику. Мы переходим в следующий раздел, условно поименованный советским Ар Деко.

«Когда тяжёлое известковое облако разошлось, позади глухого пустыря засверкал перед Наткой совсем еще новый, удивительный светлый дворец», - фантазировал Аркадий Гайдар, а дворцы росли и множились на вчерашних пустырях.

На экспозиции роскошная мебель стоит рядышком с простецкой. Представлен запредельный гарнитур и тут же - знакомая железная кровать с панцирной сеткой.

Радиоприёмники с деревянными корпусами и - тёплый, ламповый звук. Агитационный фарфор - и тот сделался чуть-чуть наполеоновским, и ампирные вазы с видами ВДНХ напоминают нам об эстетической преемственности.

Часы с будильником - вещь рабочего, учёного, наркома. Время говорит: пора, ибо, как сказал товарищ Сталин: «Отсталых - бьют!»

Дальше - Оттепель и её солнечные дороги, а символом пути выступают не только ребята-походники с их гитарами, но и машины. Противопоставлены массовый "Запорожец", понравившийся Никите Хрущёву и - не пошедшая в производство стильная "Белка".

Фестивальная радость, весёленькие ситчики, узкие талии по моде. Созидание новостроек, воспетых Юрием Пименовым. Радиоточка поёт о романтике, в которой оказывалось больше преодоления, чем лёгкости: «Мы на край земли придём / Мы заложим первый дом / И табличку прибьём на сосне».

Вся страна - Черёмушки! Маленькие, зато свои квартирки предполагалось обставлять тонконогими столиками и узкими диванами. «Такая квартира ощущалась привалом в походе за туманами», - писали Пётр Вайль и Александр Генис в своём исследовании «60-е.

Мир советского человека». Узнаваемые образцы той мебели - аскеза и точность. Фотографии из книг по эстетике помещений - тут ничего лишнего.

Правда, эти креслица уже на излёте 1960-х казались обшарпанными и бедными. Но пока молодые физики расстаются с бабушкиным скарбом и думают, что юность – бесконечна. Журналы наперебой предсказывали будущее - уточнялись сроки «яблонь на Марсе» и встреч с инопланетной цивилизацией.

Обложки журнала "Техника молодёжи" - ребятам открывался волшебный мир, наполненный рукотворными чудесами.

Потом - застой? Нет. В 1970-х термин «дизайн» перестали вуалировать прятать. Зачем так долго изощрялись, называя это «оформительством»? В слове design слышалось нечто буржуазное и антирусское.

Хотя, и «оформление» - из латыни и вятичи сие не употребляли. В 1970-1980-х было много любопытных течений и разработок. Советские художники брали призы в Парижах, но конвейер продолжал гнать линялые этикетки.

Вещи «для позавчера» - такова реальность эпохи Брежнева. Годные часы-будильник "Янтарь", который был едва ли не в каждой квартире - их покупали школьнику.

Простота и надёжность. Типичность, как в новогодней комедии о перепутанных квартирах на Третьей улице строителей. Как ввели на поток, так и катилось долгие годы. Конечно, были статьи о моральном устаревании «проверенных» вещей, но всё оставалось на бумаге.

Возникла тема промышленного дизайна, заговорили о важности формы. На стендах - обложки журналов, посвящённых технической эстетике. Однако шалый постмодерн всё же накладывал свой отпечаток на все проявления.

"Экспериментальный умывальник" Ирины Преснецовой - это всё тот же рукомойник из первого раздела выставки плюс постамент а-ля теремок, зеркальце и подпись готическим шрифтом. Это игра ума, не имевшая отношения к производству, но без неё было бы скучно жить.

Эпоха «дорогого Леонида Ильича» немыслима без Олимпиады-80, грандиозного действа, которое называют «лебединой песней» развитого социализма. Но сколь прекрасна оказалась та песнь!

Среди экспонатов - игрушка-медвежонок, шёлковый платок с олимпийской символикой, спортивная мода - для юных и динамичных. Ушедшая натура - телефонный аппарат с диском и будка, исчезнувшая с городского пейзажа лет двадцать назад.

Информационное общество сделало небольшой гаджет основой основ - мы уже с трудом представляем себе, что значит звонить «двушкой» или заказывать междугородний разговор.

«Набираю вечное ноль-семь!» - кричал Владимир Высоцкий, а нынче содержание той песни надо расшифровывать построчно.

Постсоветский период вызвал гамму откликов - от восторга до зевоты. На мой взгляд, экспонаты подобраны крайне тенденциозно. Есть эффектные находки, а есть - претензия на оригинальность.

Изящная мебель с отсылкой к модернизму 1960-х соседствует со странноватым ковром в виде шкуры неизвестного хищника. Не обошлось и без популярной темы ковид-ограничений - представлены маски, больше напоминающие карнавально-шутовские наряды, чем средства индивидуальной защиты.

Эта выставка (при всех её минусах) все же хороша - это поэзия вещей, сказывающих «о времени и о себе» - тут каждый предмет хочет поговорить с нами, как в сказках Андерсена и жаль, что поболтать с видавшей виды лампой - никак нельзя.