Все - в сад!
В Хлебном доме дворцового комплекса Царицыно работает выставка "Назначаю Вам встречу в саду…"
«Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоём.
Звёзды на небе, звезды на море,
Звёзды и в сердце твоём...»
Старинный романс на стихи Елизаветы Дитерихс
Общественные деятели всё чаще задаются вопросом: «Нужны ли сейчас развлекательные программы, книги, фильмы, экспозиции?» Пожалуй, что нет. Нужны - увлекательные и воспитывающие вкус, который в дни эпохальных проверок становится тоньше.
Оголяются нервы. Всё приходит в движение. Выставочные залы не пустуют. Люди инстинктивно тянутся к тому, что принято именовать «гармонией». Встреча с «прекрасным» из необязательной роскоши сделалась насущной потребностью.
В Хлебном доме дворцового комплекса Царицыно работает выставка "Назначаю Вам встречу в саду…", посвящённая изящному садоводству и «садам для гуляний» XIX - начала XX столетия.
Таким образом, речь не идёт о хрестоматийном вишнёвом саде и прочих плодово-ягодных кущах. Не о купеческих яблонях, что росли за высокими воротами Замоскворечья, тут говорится.
Здесь - узкая тема. Сад, как эстетическое наслаждение и - «модное» искусство, пришедшее из викторианской Англии. То, что мы называем ландшафтным дизайном.
Помните фразу «Все - в сад!», прозвучавшую в экранизации романа Джерома К. Джерома, где Гаррис пел иронические куплеты, а тех, кто сидел с постными физиономиями, он выгонял «в сад»?
Пока настоящие сады не зазеленели, мы идём в полусказочный сад, устроенный в Царицыно. Все - в сад!
Царицынские проекты всегда отличались креативной смелостью - в годном смысле, поэтому, назначая нам встречу в саду, авторы сконструировали фантастическое и - живое пространство.
Мы попадаем в каморку садовника, где висит его спецодежда и разложены инструменты, затем - вступаем на порог шикарной оранжереи, а следом оказываемся в комнате с многоступенчатым флоралием.
Да-да, флоралий - это не только праздник в Древнем Риме в честь богини Флоры, но и декоративная подставка для растений. Удивительный факт: разведение домашних цветов в горшочках - не такая уж давняя привычка.
Это стихийно возникло в XIX столетии, когда ширились города, прирастая заводскими слободками и круша ветхую старину.
«Век девятнадцатый, железный, / Воистину жестокий век! / Тобою в мрак ночной, беззвездный / Беспечный брошен человек!» - воскликнул Александр Блок, знавший цену прогрессу. Лондон, Берлин, Санкт-Петербург превращались в индустриальных монстров, дышащих отнюдь не «духами и туманами», если уж мы взялись цитировать Блока.
На этом фоне потерянный хомо-сапиенс искал отдушину - ею стали общегородские, то есть публичные и частно-приватные сады, а заодно - те самые флоралии, где цветы размещались в особом порядке.
Сформировалось несколько стилей, переменно входивших в моду. Штудировались бестселлеры - например, книга Макса Гесдёрфера "Комнатное садоводство". На выставке можно увидеть странички из первого русского издания 1898 года, но, что интересно, этот 670-страничный сборник переиздаётся и поныне.
Советы немецкого практика не утратили актуальность - он выявил, что не все растения «уживаются» друг с другом и вообще цветок - требовательная персона и капризный король. Практичность объединялась с прусской сентиментальностью, а в мещанских гостиных навсегда поселился друг-фикус.
Садоводство и любовь к цветам быстро сделалась доходным бизнесом - на стендах представлены красочные каталоги семян и саженцев. Эти прайс-листы выглядят, как обложки дамских романов - виньетки, шрифты, колористика - всё говорит нам о стремлении к утончённости.
Полиграфия переживала неслыханный подъём, крупные художники не стыдились рисовать обложки, а литераторы призывали к поклонению Красоте на всех уровнях. Розы и туберозы - в центре внимания.
На пике обожания - цветочные ароматы парфюма, о чём напоминают нам устроители выставки.
Посреди одного из залов стоит афишная тумба, где призывы подписываться на журнал "Прогрессивное садоводство и огородничество" соседствуют с рекламой духов Альфонса Ралле - "Белая сирень" и "Белый ирис".
Ныне забытый, но в те годы славный романист Жорис Гюисманс, в своём нашумевшем романе "Наоборот", собственно, и положившем начало декадентству, сказал, что «…запахи духов почти никогда не связаны с теми цветами, чьё имя носят».
Парфюмеры стремились выдать «идеальный ландыш» и «точную гардению», соревнуясь на международных Expo. Рубеж веков - эра химии, вторгавшейся во все сферы. На рекламном объявлении - тема «принципиально-новых» удобрений.
С конца XIX столетия химики изобретали методы усиленной подкормки цветов и деревьев - то, что известно сейчас каждой бабушке, тогда казалось пиком научной мысли.
Перед нами - афиши, созывавшие на открытие садов и парков, в том числе, и закрытых, частных, куда пускали избранный бомонд; тут же - рисованные виды уже действующих мест отдохновения, вроде увеселительного сада "Ливадия" близ Петербурга.
Чуть не круглосуточно там работали аттракционы, выступали актёры и циркачи, затевались шоу и фейерверки, пели цыгане. Сам Фёдор Шехтель создавал павильоны, театрики и даже ресторан в стиле «шинуазри».
Подобные сады чудес активно возводились в больших городах, а фельетонисты вышучивали скудно-пошлый репертуар, которым потчевали гостей.
Выставка хороша ещё и тем, что соблюдён баланс «разума» и «чувств», а познавательность не давит фактологией - всё даётся в форме прогулки. Мы перемещаемся из зала в зал, будто фланируя по зелёному лабиринту.
Повсюду - настоящая зелень, скамеечки, фрагменты парковых беседок. Серьёзный рассказ - непринуждён. Эскизы архитектора, предлагавшего модерновый тип оранжереи, сочетается с пригласительным билетом на мероприятие в «ботаническом заведении».
Тут же - статуэточки и блюда в пасторальном духе, что были невероятно популярны у непритязательной публики. Ими украшались комодики да серванты, а поэт Саша Чёрный всё это жёстко презирал.
Экспозиция должна показывать и «высокое», и «низкое» - и чаяния профессоров, и мечты купеческой дочки.
Обратимся к высокому! На одной из выставочных витрин - книга "Сады - города" Павла Мижуева, сторонника британского Garden city movement, движения, направленного на дезурбанизацию. Его возглавлял философ и социолог-утопист Эбенизер Ховард.
В Англии, буквально задыхавшейся от городских миазмов (скученность, низкий уровень санитарии у пролетариев, выхлопы индустриальных колоссов), родилась концепция города-сада, где завод не будет мешать человеку наслаждаться природой и - свежим воздухом.
Участники Garden city movement выступали против многоэтажек, считая, что они вредны для здоровья и губительны для души. В России эту грёзу подхватили весьма охотно. Именно тут, а не в Англии города-сады экономически-выгодны, а главное - возможны.
Остров Альбион - ограничен, мал, и власти не пойдут на расточительство. Русь же велика, и потому ховардовская модель гораздо лучше подходит для наших просторов.
Мижуев писал, тщательно поясняя и буквально разжёвывая:
«При каждом доме должен быть сад, который отделяется от улицы живой изгородью. Все улицы должны быть обсажены деревьями; вдоль тротуаров идут более или менее широкие полосы газона, отделяющие тротуары от мостовой.
В каждом небольшом участке города должны быть площадки для детских игр и скверы для гулянья и отдыха. В центре сада-города и по его окраинам должны быть общественные сады и парки.
Наконец, застроенная часть сада-города должна быть окружена значительным сельскохозяйственным поясом, входящим в общий план сада-города и занимающим площадь, превышающую в несколько раз площадь той части сада-города, которая назначена для постройки домов».
Книга была издана в 1916 году и прошла, по сути, незамеченной - социум полыхал иными идеями, однако, к началу 1920-х о городе-саде вспомнили и он сделался притчей во языцех - неслучаен лозунговых стих Владимира Маяковского:
«Через четыре года здесь будет город-сад!» В эру конструктивизма боролись две противоположные концепции - «город-коммуна» и «город-сад», но в результате всё равно победил Сталин с его имперским духом и Москвой - Третьим Римом.
Впрочем, товарищ Коба тоже любил сады и парки, но это уже совсем другая история. А пока - все в сад!