панорама русской жизни

Более пятидесяти лет художник и скульптор Михаил Шемякин живёт за рубежом, но, являясь гражданином другой страны, остаётся верным подданным русского искусства. О завершённой серии иллюстраций к «Преступлению и наказанию», распаде СССР и жизни за границей он рассказал нашему корреспонденту.

- В год 200-летия со дня рождения Достоевского вы проиллюстрировали «Преступление и наказание» и даже написали послесловие к роману.

Достоевский, пожалуй, один из самых издаваемых в мире русских писателей. Я знаю, что в сто обязательных книг в американской школе входит «Преступление и наказание» - единственная русская книга.

Как вам кажется, почему именно Достоевский для мира является витриной российской жизни?

Я думаю, потому, что он опередил своё время. Он ведь очень близок к современной литературе. Ещё в те далёкие годы он занимался хирургией души, а это то, что близко западной литературе - вспомним более поздних авторов: Кафку, Камю, который, к слову, обожал Достоевского.

Я думаю, в основном он оказался интересен для Запада потому, что он показывает именно глубины русского духа и его многогранность.

А потому… Пушкин - это, конечно, прекрасно, его лирику тоже знают на Западе, Гоголя - в основном его гротескные вещи. Французы более-менее знают Тургенева, в Сорбонне Ремизов преподаётся - но он сложен и для российского читателя. А Достоевский стал достоянием всего мира.

- «Преступление и наказание» по-разному трактовалось в нашей литературоведческой науке. Например, советское литературоведение оправдывало главного героя: считалось, что Раскольников едва ли не правильно сделал, убив эксплуататоршу, что его вынудил «проклятый царский режим».

Потом интерпретации менялись. Но для многих левых интеллектуалов вот эта советская трактовка, чуть видоизменённая, тоже имела смысл - как символ некой вседозволенности…

Понятно, что замысел Достоевского огромен и в одну трактовку его вместить невозможно. Какую из многих этических и эстетических парадигм вы хотели подчеркнуть, работая над иллюстрациями?

Я думаю, так, как рассматривали образ Раскольникова в Советском Союзе - как предтечу революционеров, - видел его и сам Достоевский. Ведь Раскольников фактически решил идти по пути «Бесов»: ради добра, ради человеческого счастья угробить старушку, потом мимоходом невинную жертву…

Я начал работать над иллюстрациями к «Преступлению и наказанию», прекрасно понимая, что они никогда не будут изданы. В то время я был «левак», инакомыслящий, человек, прошедший принудлечение в психушке.

Мы были, так сказать, людьми «определённого сорта», которые близко ни к чему важному не подпускались. К тому же я не был членом Союза художников... Мы избрали свой путь, совершенно иной, - путь с лопатой, со скребком. Работали такелажниками, почтальонами, дворниками.

А по ночам писали картины, стихи, романы - всё в стол. Но рукописи, как известно, не горят. Картины и рисунки, как выяснилось, тоже…

Когда я начал работать, для меня самым главным было понять, как я вижу этот роман в изобразительном, графическом тексте. Особенно заинтриговало и заинтересовало меня в «Преступлении и наказании» - я к этому пришёл уже с юношеских лет, - что роман этот многогранный, но двуплановый.

Первый план - это реалистическое бытие: Раскольников убивает старуху, убивает Лизавету, моет топор, моет руки, оттирает кровь с рукавов - всё это очень реалистично, очень объёмно и выпукло.

И второй план - который я обозначил для себя как метафизический, состоящий из снов и видений. Я часто спрашивал у людей, которые, конечно, читали «Преступление и наказание»:

сколько раз приходила покойная супруга Свидригайлова к своему мужу, вдовцу, - никто толком не может ответить, даже не помнят, что она приходила. К кому ещё она приходила?

Это и я сам упустил, но Сара, моя жена, которая штудировала этот роман, напомнила мне о том, что покойница приходила ещё и к матери Раскольникова и очень грозно на неё смотрела, как бы предвещая то, что её сын совершит преступление.

А Свидригайлова она так утомила своими визитами (то спрашивает, нравится ли платье, то погадать на дорогу предлагает), что в конце концов он воскликнул: «Охота вам, Марфа Петровна, из таких пустяков ко мне ходить, беспокоиться!»

Самое интересное, что этот второй план бывает не менее выпуклый, чем реалистический, - в силу концентрации кошмарного действия. Таким людям, как я, это запоминается больше, чем мытьё топора. В мою юношескую память и душу врезалось посещение убиенной процентщицей Раскольникова.

Когда во сне он входит в тихую комнату, и вдруг эту тишину разрывает муха, бьющаяся о стекло, и он замечает, что под салопом сидит кто-то - маленькая старушка, процентщица, которая зажимает рот руками, стараясь сдержать душащий её хохот.

И Раскольниковым овладевает такое бешенство, что он начинает рубить топором старуху, которая, как бы сделанная из дерева, не прекращает свой хохот… Первая иллюстрация была посвящена этому сну.

Потом, естественно, появилась иллюстрация убиения лошади - предвестия того, что будет совершено преступление. Каждый сон несёт в себе определённый ключ к характерам героев. Например, Свидригайлов. Он видел три сна.

Возвращается покойница - девочка, видимо, им и соблазнённая, которая, не выдержав позора, утопилась. Потом 5-летняя девочка, которая пытается его соблазнить - и пугает даже развратного Свидригайлова.

И плюс ко всему вот эта бегающая по кровати мышь, которую он пытается поймать. Вот три страшных сна, которые я объединил в единый лист, где три фигуры Свидригайлова смотрят друг на друга, а между ними - девочка в гробу, мыши и сидящая маленькая девочка с омерзительным порочным лицом.

То есть моя работа строилась на том, что я старался раскрыть второй план и преподнести его так же выпукло, как и реалистическое бытие, преподнесённое Достоевским.

В 1971 году я был выслан из Советского Союза - и работа над иллюстрациями к роману приостановилась на долгие годы. Одно из условий моего изгнания было - улететь без ничего. Одежда, никакого багажа и даже в руках - ничего!

Русская душа склонна к мистическим рассуждениям и выдумкам. Вот я, от рождения к мистике наклонность имеющий, решил, что покинуть русскую землю я должен из того места, где на свет появился, то есть из Москвы, должен лететь отсюда в «свободный мир».

Ну и сглупил, конечно. Потому что в то время Ленинградское отделение КГБ было в натянутых отношениях с Московским и не предупредило его о том, что я высылаюсь. В итоге я подвергся тщательному обыску.

С собой у меня не должно было быть никакого багажа, попрощаться с родителями и друзьями было строго запрещено - вот на таких условиях я улетал навсегда... В общем, посмотрели на мой паспорт, на документы - Франция приглашает меня и даёт вид на жительство, а с собой в руках ничего нет.

Значит, что? Бриллианты в задницу запрятал или во рту держал... Меня стали обыскивать. А мне позволили взять с собой пластиковый пакет, который в магазине сувениров продают, - это уже не считалось багажом, и в него я положил несколько вещей для натюрмортов:

дощечку для нарезания мяса, старые кухонные ножички, несколько сушёных яблок и какие-то репродукции картин любимых мастеров. «А ты, парень, случайно не мясник?» - спросил один из таможенников, разглядывая сточенные лезвия ножей.

«Нет, я не мясник, я художник», - ответил я. (А уже было объявлено, что посадка в самолёт, летящий в Париж, закончена. И моя собака, которую я отказался оставить, тоже уехала уже в ящике в грузовое отделение.

Я понял, что меня, видимо, разыграли…) «Так он же художник! - обратясь к коллегам, громко произнёс он и выразительно покрутил пальцем у виска. - Что ж ты нам раньше не сказал? Быстро чеши, парень, к самолёту, потому что трап уже отошёл»…

Самолёт задержали из-за меня. Я бежал по снежному полю, к самолёту, к которому подвозили трап. Я вошёл в салон и под злобными взглядами пассажиров сел у окна. Почему я рассказываю вам всё это?

Да потому, что, в одну ночь раздарив своё имущество друзьям, я решил подарить иллюстрации к «Преступлению и наказанию» в Музей Достоевского в Москве.

И когда я пришёл и предложил работы, сотрудниками музея мне было сказано: «Конечно, мы знаем ваши иллюстрации по фотографиям (наравне с литературным самиздатом существовал ещё и менее известный изосамиздат.

Мы фотографировали в библиотеках какие-то интересные работы запрещённых художников, а в то время были запрещены все: и Сальвадор Дали, и Магритт, и постимпрессионисты.

Фотографировали свои работы, работы других художников-нонконформистов. Печатали чёрно-белые снимки и распространяли между собой. Поэтому мои иллюстрации были многим известны как в Ленинграде, так и в Москве). Конечно, мы с великой радостью взяли бы их.

Но если мы официально их примем, мы так же официально должны будем покинуть свои кабинеты, потому что вы ж понимаете, какое у вас имя»… И эти работы остались в СССР, потом разошлись по разным людям. В частности, Ростроповичу досталась одна иллюстрация - как раз сны Свидригайлова.

И вот спустя полвека после моего изгнания мне позвонили во Францию из издательства «АСТ» и спросили, можно ли воспользоваться моими старыми рисунками для готовящегося нового издания романа «Преступление и наказание».

Я, конечно, дал добро, но предупредил, что серия не докончена, но я постараюсь её закончить для этого юбилейного издания. И полгода я сидел не разгибаясь - и всё же завершил иллюстрирование романа.

А вскоре московский музей Достоевского предложил мне сделать постоянную инсталляцию на тему какого-либо романа Достоевского. И я создал инсталляцию «Наваждение Раскольникова» по «Преступлению и наказанию», которая открылась в день рождения писателя.

Мне кажется, что свою основную задачу как художник (относительно этого романа) я выполнил. Сейчас вышло довольно дорогое издание в серии «Коллекционная книга». Но я поставил условие, чтобы мои иллюстрации были и в книге другого формата, по легкодоступной цене.

Потому что для меня важно, чтобы её могли позволить себе студенты, чтобы как можно больше людей заинтересовались и смогли переосмыслить «Преступление и наказание».

- Вот уже 30 лет мы живём без СССР. Каким вам запомнился переломный 1991-й год?

Как можно забыть этот переломный день?! Мы с моей женой прилетели из Афганистана, где занимались спасением забытых и преданных советскими чиновниками наших пленных солдат.

На Женевской конференции, посвящённой проблемам войны в Афганистане, о них не было со стороны СССР сказано ни слова!

Меня тогда этот факт так потряс и возмутил, что на следующий день я обзвонил именитых людей Америки и Франции, которые поддержали мою идею о создании «Международного комитета по спасению советских военнопленных в Афганистане» и вошли в его состав.

Это были известные учёные, литераторы, врачи. Но подписи - это одно… а действовать приходилось мне и Саре.

Так получилось, что у меня был шанс выйти на командиров моджахедов и вести с ними переговоры об освобождении советских пленных солдат, потому что в своё время я оказал финансовую поддержку молодой радиостанции «Свободный Афганистан», продав на аукционе две свои картины и передав радиостанции вырученную сумму.

Правда, для переговоров нам с Сарой пришлось совершить далеко не безопасную поездку в Афганистан, перейти ночью границу Пакистана и прибыть в боевой лагерь довольно свирепого командира Гульбеддина Хекматиара, расположенный высоко в горах.

И слава богу, что часть советских пленных нам удалось освободить. Правда, вскоре наши заслуги в этом деле присвоили себе другие люди из ими быстро слепленных многочисленных комитетов по спасению пленных.

И ордена за выполненную рискованную миссию нам вручили 25 лет спустя… Выполнив свою работу в Афганистане, мы вечером прилетели с отчётами в Москву для встречи с Горбачёвым.

Заснули в СССР, а утром объявляют, что Советский Союз распался. Попали из огня да в полымя! Только-только чудом выбрались живыми из Афганистана и сейчас попали в революционную заваруху.

Люди, узнав, что их любимый Союз Советских Социалистических Республик больше не существует, начнут гневно и бурно протестовать против этого. Начнутся демонстрации, красные флаги будут виться по площадям, возникнут потасовки.

Люди пойдут громить правительство, допустившее развал СССР. Я выглянул в окно отеля в полной уверенности, что увижу первые колонны возмущённых демонстрантов с алыми стягами в натруженных руках…

Ничего подобного за окном я не увидел, под мозглявым дождичком, как обычно, спешили на работу люди. И только потом все осознали, что произошло

- Сейчас, к сожалению, возникает достаточно явный тренд, который кто-то называет «Назад в СССР». Мы каждый день с этим сталкиваемся, в культурной жизни, в частности.

Могут ли русские интеллектуалы всего мира это «движение вспять» остановить? Или нас всё-таки разъединили, погрузили в энтропию - и теперь каждый сам за себя и всем всё равно?

Ложные и уродливые системы правления порождают в народе цинизм, лживость и равнодушие. Что касается мемуарно-спутанной ностальгии по СССР, то, может, отчасти это происходит потому, что рухнули надежды на обновление общества.

Ведь все мы ждали добрых плодов от зарождающейся демократии, но, как и в послереволюционное, а затем советское время, к власти прорвались Неистребимые Подлецы (многие из них - подлецы генетические, это дети и внуки партийных боссов).

И, следуя примеру своих предков, прикрываясь идеологической демагогией - псевдопатриотизмом, поиском внутреннего врага, прочно обосновывались на вершинах власти, создали чудовищную по своим размерам коррупцию, безнаказанно обворовывают народ и, подчинив себе юридические и силовые структуры, преследуют любые протестные выступления, осуждающие произвол и усиливающееся гонение на инакомыслящих.

Лично я считаю, что именно мгновенный развал СССР был, конечно, для его народов трагедией. У меня где-то хранится кассета видеожурнала «Огонёк», выпускаемого Виталием Коротичем, с любопытной съёмкой.

Дело происходит в одной из прибалтийских республик. Машине Горбачёва преграждает путь группа студентов, которые несут плакаты «Дайте нам свободу». Горбачёв выходит из машины, отстраняет демонстративно своих охранников, которые пытаются не подпустить его к толпе.

Подходит к студентам и говорит: «Так, вы хотите свободы? Отлично. Я понимаю. И я даю слово, как глава ЦК КПСС, что мы дадим любой республике свободу, если она хочет выйти из состава Советского Союза.

Но, учитывая то, что мы долгие годы прожили вместе… Знаете, когда муж с женой разводятся, это всё-таки происходит не в один день и не в два: начинают выяснять, кому что принадлежит…»

Поэтому, говорит, выход займёт 5 лет. Но каждая республика может договориться о своём выходе, предварительно поняв, на каких условиях она выходит и что нам остаётся.

Но вместо этого часть партийной верхушки КПСС, собравшись в Беловежской Пуще, решает, что Союза Советских Социалистических Республик отныне больше не должно существовать. Россия достаётся Ельцину, а оставшиеся республики делятся между членами КПСС.

Как?! Без народного голосования, без его согласия?! И произошла трагедия, затронувшая жизни миллионов людей, живших в СССР. И результаты этой трагедии будут сказываться не одно десятилетие.

И партийная сволота, получив во владения республики, предав свои же идеалы, начинает разжигать ненависть к России, русским, русскому языку, русской культуре… Вы помните, что происходило в прибалтийских республиках, в республиках Азии.

Раиса Горбачёва тепло относилась ко мне и моему творчеству. Как-то раз мы с ней гуляли по парку правительственной дачи, где она устроила банкет по поводу установки моего памятника Петру Первому в Петропавловской крепости, и она сказала:

«Многие подбивают Мишу, чтобы он принял в усложняющейся обстановке жёсткие меры. Но Миша не любит жёстких мер, боится крови и никого не хочет слушать».

А ведь сколько крови пролилось в итоге его мягкотелости! Хотя у Горбачёва была полная возможность взять за шиворот предателей и поставить их к стенке - и продолжать делать то, что наметил, для демократизации СССР.

А сегодня ведь власть стремится возвратить не то хорошее, что было в Советском Союзе, а то, что в конечном итоге Союз и развалило. В первую очередь стремление зажать рот, критикующий эту власть и порядки, этой властью установленные.

Понятно, откуда всё это идёт. Властная верхушка, которая на сегодняшний день - довольно нездоровое явление, почему-то считает, что русский народ можно безнаказанно и бесконечно «водить за нос», используя для этого принадлежащие ей телевизионные каналы.

Но большая часть народа всё равно стоит на разумных позициях и прекрасно понимает, что в стране происходит. Терпение народа может лопнуть, если и дальше будет продолжаться его обнищание, наступление на свободу слова, избиение невинных людей, и ничем хорошим это не кончится.

Ведь в 90-е годы была действительно нищета, пустые полки в магазинах, но никто не кричал: «Назад в СССР». Почему сегодня начинают мечтать о возврате в СССР?..

Думаю, что не в сегодняшнем обнищании народа кроется причина. А в неверии в улучшенное будущее и желании вернуться в привычное прошлое, забыв о том, как долго и какой ценой из него выбирались...

Когда я смотрю на некоторых чиновников, мне кажется, что это люди, выпавшие из прошедшего времени... Они все очень и очень устаревшие, я имею в виду не возраст, а их взгляды и поведение, отсутствие понятия истории. Сейчас другие технологии, другая молодёжь, вообще всё - другое.

Они этого не понимают, а главное - не принимают. Грустно смотреть на это. Потому что мы когда-то верили в то, что вот она наконец наступила - демократия, то, за что мы боролись.

В тот момент казалось, что все те страшные испытания, через которые мы прошли, были не зря, казалось, что мы что-то выиграли. А потом всё приняло вот эту уродливую форму, прогрессирующую в своём уродстве.

И слова «демократия» и «либерализм» стали обозначать противоположное. И вызывают ненависть у околпаченного населения России.

Сегодня много говорится о «национальной идее», без которой русский народ не может существовать. Да, разумеется, народу нужно знать и понимать, во имя чего он живёт, во имя чего он должен терпеть лишения и невзгоды. Во имя светлого будущего?

Во имя процветания своей Родины? А может, и во имя процветания и благополучия его самого - то есть народа? Или если не процветания, то хотя бы нормального существования, достойного человека, живущего в одной из самых богатых в мире по природным ресурсам стране.

И теперь нужно понять степень разочарования, владеющего множеством россиян, и степень растерянности и недопонимания, что же произошло с их страной, её идеологией и её бытом.

Семьдесят лет в СССР процветал атеизм, а верующие считались людьми отсталыми. «К концу пятилетки у нас не остаётся ни одной действующей церкви!» - вещал с трибуны очередного съезда Хрущёв.

И что он видит сегодня - человек, рождённый в СССР? Россию, объятую православием. А ведь ещё вчера причастность к вере и церкви даже мелкого служащего чиновника в СССР грозила позорным изгнанием из рабочего коллектива и потерей работы.

Ну а представить кого-нибудь из членов правительственной верхушки на церковной службе или всенародно прикладывающимся к иконе можно было только в фантастическом сне. Сегодня бывшие члены КПСС, в недалёком прошлом неистовые безбожники, в церквах напоказ истово крестятся и низко кланяются перед иконами.

Церковь не только не отделена от государства, а является на сегодняшний день его наиважнейшей и неотъемлемой частью. Далеко не аскетического вида священство присутствует на всех культурных и благопристойных светских мероприятиях.

У них целуют руки, просят благословления. Всё это рождённый в СССР и воспитанный в духе воинствующего атеизма наблюдает в телевизионных новостях и хрониках.

И ещё он узнаёт, что открыто продолжать линию воинствующего атеизма сегодня опасно и может грозить тюремным заключением по статье Уголовного кодекса РФ от 2013 года, призванной защищать от оскорблений чувства верующих.

Россия - страна чудес и чудных перемен, и ведь не исключено, что всё может в какой-то момент измениться и появится уголовная статья об оскорблении чувств неверующих.

И из телевизионных новостей исчезнут репортажи о толпах народа, желающих приложиться к очередному «Поясу Богородицы» или к кусочку мощей одного из многочисленных мучеников.

И всю высокопостную чиновничью братию из церквей как ветром сдует. И снова религия будет объявлена не утешением и поддержкой, а опиумом для народа…

А как быть рождённому в СССР и как рассматривать нашу великую Октябрьскую революцию, семьдесят лет воспеваемую в стихах, поэмах, театральных постановках, советском кинематографе?

Как отнестись сегодня к героям революции, отдавшим за неё свою жизнь? Как быть с Мальчишем-Кибальчишем? Стоит ли детям узнавать «Как закалялась сталь»? Как воспринимать «Оптимистическую трагедию» сегодня?

А оказывается, всё очень просто: нужно наконец понять взращённому в СССР, что перед ним просто «Трагедия» и оптимизм здесь ни при чём! Мальчиш-Кибальчиш - юный преступник, да и Николай Островский был введён в заблуждение большевиками, как и описанные им герои его книги, которая была переведена на 100 языков и издана в 100 странах мира.

И что окончательно обескураживает человека, с юных лет воспитанного на презрении и ненависти к богатым капиталистам, обитающим за пределами советской земли, подкрепляемыми стихами Маяковского: «У советских собственная гордость. На буржуев смотрим свысока».

Потому что своих богатеев и буржуинов истребили и смели с лица родной земли его деды и отцы, принеся множество жизней в жертву этой идее - всеобщего братства и равенства.

А сегодня вместо уничтоженных Демидовых, Морозовых, Рябушинских, которые прославились в своё время не своими капиталами, а благотворительностью во славу России, строя фабрики, заводы, больницы, учебные заведения и дома милосердия, возник новый класс богатеев, владеющих миллиардами долларов и почтительно именуемых олигархами.

К сожалению, лишь немногие из них, разбогатев, задумываются о судьбе России, её культуре и образовании и вкладывают в это деньги, вписывая свои имена в историю развития своей страны.

Из них для меня, пожалуй, самые значительные и известные - это Усманов, Алекперов, Вексельберг и Прохоров. Но большинство из них слегка раздражают эти миллионы живущих за чертой бедности людей демонстрациями своих ослепительных многомиллионных яхт, зарубежных вилл и особняков.

Разумеется, в сегодняшней «неустаканившейся» ситуации с большим и малым бизнесом и катастрофически быстро растущей разницей между обществом богатых и простым народом трудно объяснить рождённому в СССР, что в любой цивилизованной стране богатый класс играет значительную роль в политике, экономике, культуре и образовании.

В Америке не существует министерства культуры, но культура там процветает, развивается на деньги благотворителей. Благотворительность - одна из важнейших тем Америки, в 2017 году сумма благотворительных пожертвований на культуру, образование и другие социальные проекты превысила 400 миллиардов долларов.

России пока далеко до этого, но как поётся в песнях: «Всё ещё впереди» и «Ещё не вечер!» Хочется верить, что из новых русских вылупятся новые Сергеи Щукины, Саввы Морозовы, Николаи Путиловы.

И вот это всё вышеперечисленное приводит рождённого в СССР в полное недоумение и рождает у него в голове ненужные и где-то опасные для сегодняшнего дня вопросы, и главные из них, наверное: «Как это можно было допустить? И сколько это будет продолжаться?» И я прекрасно его понимаю и сочувствую.

- Вы много лет живёте в разных странах, наблюдаете за всеми культурными тенденциями. Изменился ли, на ваш взгляд, за последние 30 лет интерес к русской культуре в мире?

 Интерес, безусловно, растёт. Но проблема в том, что сама культура в европейских странах начинает угасать.

Вот я живу во Франции, и, когда меня спрашивают: «Что у вас там интересного происходит?» - честно отвечаю: «Ничего». Мы живём рядом с городом, в котором 70 тысяч населения. Город старинный, не маленький, с замком Х века и со старинными соборами.

Там выходит ежедневная газета, и я сохранил один номер: во всю страницу фотография кладбища, по которому шагает сгорбленный старик с палкой, и большая надпись: «Бурная жизнь Шатору».

Действительно, мы живём как будто на красивом кладбище или в колоссальной лавке антиквариата. Всё прекрасно, всё великолепно, но жизни никакой нет. Она есть в Америке, конечно, потому что там иные ритмы.

Есть в Англии - наверное, благодаря новым русским, потому что экономику они подняли, влив туда многие миллиарды. Ну и вообще англичане всегда что-то ищут… Они островитяне, и в общем-то это не совсем Европа.

Но самая интересная страна сегодня с точки зрения движения в области культуры, литературы - это, конечно, Россия. Я всегда верил в этот духовный подъём. И служил ей и её культуре всю жизнь и до конца своих дней буду служить.

Я вижу здесь колоссальный потенциал. И если бы правители меньше думали о физкультуре, а побольше о культуре и ей помогали в первую очередь, здесь, конечно, можно было бы сотворить чудеса.

И если бы глубинка ещё могла показать, что она там делает… Вот мы были в Магадане, Красноярске, Новосибирске - удивительная интеллигенция, удивительная молодёжь, но у них нет возможности выхода «в люди».

Какие там Парижи, Лондоны и Нью-Йорки? Они до Москвы-то, до Петербурга доехать не могут! Объясняется это нищетой. И в этом виновна необразованная чиновничья братия, благодаря которой в плане финансовой поддержки искусство топчется на задворках спорта.

И это надо исправлять. И деньги есть - не только на бедную молодёжь из глубинки! Видно, сгоряча брякнул ставшую популярной фразу Медведев: «Денег нет! Но вы держитесь!» Верится, что рано или поздно правящая чиновничья верхушка образумится. Желательно бы - пораньше.

Примечание:

Михаил Михайлович Шемякин - художник, график, скульптор, исследователь искусства. Родился в 1943  году в Москве.

В 1956 году поступил в художественную школу при Институте живописи им. И.Е. Репина Ленинградской академии художеств, откуда был исключён за несоответствие его работ нормам соцреализма. Был разнорабочим, работал такелажником в Эрмитаже.

В 1967 году основал группу художников «Санкт-Петербург». В 1971 году был выслан из СССР.Автор многочисленных монументов и скульптурных композиций, установленных в Москве, Петербурге и других городах России и мира; автор нескольких балетных постановок («Щелкунчик», «Волшебный орех» и др.).

Лауреат Государственной премии РФ, народный художник Кабардино-Балкарии, народный художник Республики Адыгея, действительный член Нью-Йоркской академии наук, академик искусств Европы, почётный доктор Университета Сан-Франциско, награждён орденом Рыцаря искусств и литературы Министерства культуры Франции.

Лауреат множества почётных наград в области искусства.

Беседу вёл Замшев Максим