Статьи

Совсем скоро юбилей у народной артистки Екатерины Васильевой. Можно было бы по традиции напомнить самые известные ее роли. Но Екатерине Сергеевне это вряд ли понравится.

Не любит она вспоминать о кино - давно другой жизнью живет. И интервью предпочитает не давать. Исключение сделала для нас. И позвала пить зеленый чай на природе, на берегу неторопливой Десны.

- Сбежали из Москвы? 

Сбежала много лет назад. И в город не тянет. Сейчас и семья батюшки (так актриса называет сына Дмитрия. - ред.) рядом, у детей каникулы.

- Но Вы же казначей, а отец Димитрий - настоятель храма Святого Антипы. Разве вам не нужно каждый день быть на службе? 

У меня работа общественная. Так что могу жить в тиши и уединении. 

- История возвращения вашего храма сложная. Долгие годы зданием распоряжался музей имени Пушкина...  

В 90-е годы каждый храм, который передавался РПЦ, испытывал невероятные проблемы и колоссальные материальные трудности. До этого отец Димитрий служил в сельской церкви в Курской области.

В Москву мы приехали, когда основная «раздача» храмов состоялась. Остались двенадцать на выбор.

Поехали смотреть - один страшнее другого, проблемы казались неразрешимыми. Выбрали два. В первом - Софии Премудрости -находился склад, грунтовые воды заливали его. Пришлось убирать гаражи, переселять людей... Все преодолели. И несколько лет были там.

Второй храм - Святого Антипы - взяли «на всякий случай». Уж больно красивый. Хотя было ясно, что его не отдадут никогда. Долгие годы нас даже не пускали на порог, мы ходили по чиновникам, поднимались до президента - и ничего не получалось.

Ирина Антонова так ловко маневрировала, что даже Лужков, который решал все вопросы левой ногой, в какой-то момент понял, что ничего не может сделать, и рассердился на меня. Я же его буквально за горло брала.

Мы поднимались на самый верх, вдруг Ирина Александровна делала очередной хитрый ход, и мы снова оставались ни с чем. Мата Хари просто! Такая дуэль была интересная! Но мы и тут победили. Антонова не могла поверить. А я боялась, что она не переживет.

Когда мы наконец вошли в храм... Боже! Вспоминать страшно...  Что делать - опять пошли с отцом Владимиром Волгиным (духовный отец Екатерины Васильевой, в те годы - настоятель храмов Софии Премудрости и Священномученика Антипы. — ред.) просить деньги.

Когда церкви начали передавать РПЦ, все побежали к одним и тем же людям. Приходим в кабинет, а нам говорят: «Мы уже давали». И так через раз. Иногда, увидев меня, чиновник спрашивал: «Сколько надо? Вам дам, на церковь - нет»...

Это сейчас просить не тяжело. А тогда, помню, сидим с батюшкой у кабинета. Я жалуюсь: «Ходим, ходим, а толку мало...» Он отвечает: «Катенька, Господь нам в две минуты может дать то, что мы просим.

Только чем же заниматься станем? Это - наше делание. Послушание»... А теперь уже и отец Димитрий протоиерей, два года как настоятель храма Святого Антипы. И на Пасху у нас бывает шестьсот причастников.

- Удивительно - самый центр, жилых домов-то рядом немного...

Антонова тоже вопрошала: «Кто к вам ходить будет?» Но потом наверняка видела из окна наши крестные ходы. Храм необыкновенной красоты. Уникальный по архитектуре, двухэтажный. Пять приделов, у каждого свое лицо.

Внутри, правда, еще не расписан. У церкви вообще нужд много. Это большое хозяйство. И священникам надо платить зарплату. Так что деньги по-прежнему приходится доставать. 

- Вы ведь и в семье казначей? 

Сейчас в основном батюшка. Хотя стараюсь и я, конечно. Все-таки восемь детей в доме. В общем, немного работаю. На многое меня уже не хватает. Да и выбор не очень - возраст такой.

Ну, сколько можно играть мам, бабушек? Актрис много. Продюсерам надо только в графу «сколько стоит» посмотреть. А так как стою я, к сожалению, дорого, то меня и не торопятся приглашать. Что ж, надо умерить аппетит, затянуть потуже пояс.

- Антрепризный спектакль «Я была счастлива» еще играете?

Уже нет. Очень тяжело. Невероятная физическая нагрузка. На одном дыхании, на очень высоком градусе. Прямо на разрыв аорты. Самый любимый спектакль за всю жизнь. Пьесу по моей просьбе написал друг - Володя Салюк, режиссер, драматург.

Я не могла найти текст, с которым не стыдно выйти на сцену. Православный, душеспасительный. А он такой сделал - по письмам Анны Григорьевны Сниткиной, жены Достоевского, и отрывкам из его произведений. Получилось очень сильно. Хотелось, чтобы посмотрели как можно больше зрителей.

Не из-за меня. Из-за смыслового значения. Сейчас играю «Олимпию» в «Мастерской Петра Фоменко». Полные залы. Плачут даже мужчины. Там и патриотическое, и православное, и русское, и человеческое. История страны с 1970-х до наших дней. И каждый находит что-то свое, близкое.

Играю, конечно, православную бабушку. В дирекции так и сказали: если согласитесь, будем ставить. Надо было, чтобы зритель сразу поверил, что героиня верующая. И для меня эта роль - не лицедейство. Бабушка - фигура знаковая. Она молится, и молитва побеждает.

- Вчера посмотрела одну из последних Ваших работ - фильм «Марафон». Милый, душевный. Теперь такое кино не в тренде. 

Да, о светлой любви говорить немодно. И на фестивали такие фильмы не берут. Весной закончила сниматься в сериале. Больше пока ничего нет.  

- Не предлагают или все больше отказываетесь?

Да наотказывалась уже. Все знают мои закидоны - в хорошем смысле слова: на что попало не соглашаюсь, поэтому чушь и глупость не предлагают. Да и денег продюсерам жалко. Звоню агенту: «Наташ, что делаем - умираем с голоду?» А она: «Такие суммы предлагают - все равно откажетесь».

Сниматься-то тяжело. Мне всегда это было трудно. Не люблю кино. В общем, и так пытка, да еще бесплатно?! Я все-таки театральная актриса. На сцене были удачные работы.

- Вы сотрудничали с лучшими режиссерами. Однако многие говорят, у Вас характер...

Плохой, да... Думаю, моя малая заинтересованность в работе влияла. Вроде я есть, а вроде меня нет. Для режиссера этого не может быть! Он - гуру, артисты - его секта. Они должны принадлежать постановщику полностью. У меня так не было. Никогда.

Помню, репетировали с Додиным «Господ Головлевых» - четырехчасовой спектакль во МХАТе. Тяжелая и постановка, и роль Анниньки. Вдруг Лев Абрамович говорит: «Вот смотрю на Вас, Кать, и поражаюсь. Вы же все равно будете здесь до трех часов, никуда не уйдете - в три я Вас отпущу.

Ну почему не использовать это время для погружения в то, что мы делаем? У вас даже одна нога в сторону двери повернута». Я так хохотала! Однако в отставленной ноге, видимо, и было дело. Всегда. Для режиссера это унижение, оскорбление. А я же не нарочно. Просто нервничала, постоянно смотрела на часы.

Тут, конечно, и моя самоуверенность, и наглость, и гордыня - не добродетели, но пороки, как потом поняла. А уж когда в церковь пришла, мне все это совсем неинтересно стало. Много лет тяготилась, пока не покинула подмостки. Так писали обо мне. А я просто ушла из стационарного театра в свободное плавание.

- Хорошо, что ушли. Что бы Вы сейчас там играли?

Да, да... Все знаю, хотя ничего не смотрю. Была бы в зале - вместе с людьми выскочила бы на сцену, не выдержала. Вообще театр, и пусть мне никто не рассказывает, всегда был идеологическим искусством.

Сейчас эти, с позволения сказать, художники утверждают, что право имеют... Какое право? Извращать идеи? дезинформировать? соблазнять зрителя? Страшно! Я очень страдаю.  

- Теперь уже все знают, что Вы не уходили в монастырь - информацию переврали. А мысль такая возникала? 

Не раз. Но в жизнь не воплощала никогда. Просто поехала паломницей на две недели в Толгскую обитель. Этого оказалось достаточно, чтобы мне на долгие годы приклеили ярлык.

Духовник отговорил уходить в монастырь - мол, там нет сильных духовных отцов. Потом мы еще не однажды возвращались к этому вопросу, и каждый раз он повторял то же самое. Такова была позиция и отца Иоанна Крестьянкина, старца. 

- У Вас в роду - священники. А иконы в доме в советские времена были?

Какие иконы?! Отец - известный советский поэт, естественно, коммунист. Хотя уж из такой религиозной семьи! Я была на его родине - в Кургане. Видела храм Святого Александра Невского, где дед служил старостой, наш дом, заимку. Купцы Васильевы были очень богатыми.

Мои тетки все перебрались в Москву, и отец, самый младший, но поднявшийся выше всех, не только помогал с жильем, но даже содержал их, потому что любил очень. Тетя Маня, тетя Валя... Мне кажется, все были верующими. Наверняка каждая в своей комнатке молилась у иконы.

Только отцу не показывали - боялись навредить. А он просто не мог быть верующим. По статусу. Жизнь такая была. Да и у мамы - линия Макаренко, все коммунары. Но... Как характер и внешность передаются из поколения в поколение, так и вера никуда не девается.

Как говорил Достоевский, русский человек может быть против Бога, за Бога, но никогда - без Бога. Генетически вера сохраняется в человеке независимо от его желания. И в экстремальный момент «выстреливает». В защиту человека, конечно. Господь хочет, чтобы человек не пропал, чтобы спасся. А тот не понимает, не хочет идти в церковь.

И Бог посылает испытания... Есть же поговорка: гром не грянет - мужик не перекрестится. Образно! Смешно! Но ведь так и есть. Любой, заслышав раскаты грома, непроизвольно совершает крестное знамение: «Батюшки святы! Господи, помилуй!» А ведь какой сакральный смысл в этом!

Что ж, пусть люди приходят в церковь как в последнюю инстанцию, когда больше идти не к кому, кроме Бога. Первый шаг в храм - уже смирение. 

- Что из детства вспоминаете?

До семи лет жила у бабушки в Люботине под Харьковом. Обожала ее. И только много лет спустя поняла, что она верила в Бога - когда сама, уже воцерковленная, попала в храм на Троицу. В этот праздник бабушка весь дом застилала травой, расставляла березовые ветки.

Забитая жизнью, она жила в каком-то постоянном страхе, боялась собственной тени. Только и могла - травку постелить, пока мои родители в Москве и не видят... Потом была дача в Переделкино, голубятня. Уже родился мой младший брат. Все помню...

- Но, по-моему, не любите об этом рассказывать. Ваши родители всю жизнь были вместе?

Нет, к сожалению. Расстались, когда мне было 12, а Антону - четыре года. Мы жили богато: дача, машина с шофером, большая квартира с домработницей. С уходом папы началась совсем другая жизнь. Квартиру разменяли, мы с мамой и братом оказались в коммуналке.

И это была... ох... очень резкая перемена... Мама вскоре заболела. А я повзрослела, стала в семье старшей. Конечно, мы общались с папой, связь не прекращалась. И маму он любил, все не так просто... Но родители уже не были для меня авторитетами, не имели влияния.

Я стала сама себе хозяйкой, что и привело ко многим печальным последствиям, в том числе к поступлению во ВГИК. Ни с кем не советовалась, никого не слушала. Делала что хотела. И, конечно, сделала не-пра-виль-но... Если б можно было вернуться назад - изменила бы все. Совсем не устраивает меня та жизнь, которую прожила.

- Былое не знает сослагательного наклонения. 

Но я недовольна, ставлю себе «двойку». Что ж, Пушкину можно, а мне нельзя: «И с отвращением читая жизнь мою...»? Когда человеку 70 лет, какие-то итоги он должен подводить. Волей-неволей приходят такие мысли. Неизвестно, сколько мне еще Господь отпустит...

- Вы ведь тоже развелись с Михаилом Рощиным, когда Мите не было и двух лет. Развод - генетическая болезнь? 

Да, передается по наследству. Совершенно очевидно. Мой 30-летний опыт в храме только подтверждает это.

- То есть, если знаешь, что у любимого человека родители развелись...

Вообще не выходи замуж! Любой старец подтвердит: чудо, если развода не случится - значит, милость Божия необыкновенная, труды невероятные внутри семьи. Если только это не христианский брак.

Однажды во время чаепития в доме моего духовного отца Владимира Волгина я услышала его напутствие молодым перед венчанием: «Хочешь узнать, какая Маша, - посмотри на маму ее. А ты хочешь узнать, какой Паша, - посмотри на папу его».

Это веками накопленный опыт... Развод - ужас, крах для всех. Рана, которая обязательно даст о себе знать в будущем. Вина непроходящая. Моя перед Мишей, например. Столько лет уже прошло. Его нет на свете.

Отец Димитрий - папа восьмерых детей (старшей уже 18), взрослый, состоявшийся, глубокий священник. Все слава Богу. И я, кажется, прощена. Но - нет... Время не лечит. Приди я в храм раньше, конечно бы, не развелась. Ради Мити.

- Михал Михалыч не общался с сыном?

Что Вы, они обожали друг друга. Но... Не помню на своем веку случая, чтобы у оставшихся вдвоем матери и сына не было проблем в отношениях. И дело даже не в разводе. Мать и сын - вообще отдельная тема, одна из самых кровавых ситуаций на свете.

У Цветаевой много об этом. В стихах, в письмах, в прозе. Я Вас не пугаю. Но будет очень тяжело. Это неизбежно. Приготовьтесь. Испытания покажутся бесконечными. Начнутся в 12 лет и будут продолжаться до 22–23... Это очень приблизительная арифметика.

- Мите было лет семь, когда Вы его привели в храм? 

Да, мы его тогда только крестили, раньше Миша не разрешал... Матери, которые в храме, конечно, защищены. Причастием, постоянным общением с духовником, его советами. Если слушаются - выплывут из любой ситуации.

Но это напряженный духовный труд, и это - основное делание матери в жизни, а вовсе не работа - актерская, журналистская или любая другая. Задача - сохранить ребенка. Любовью, смирением, молитвой, терпением, постоянным бодрствованием духа. Это и есть материнство.

Господь не спросит, учили ли Вы ребенка английскому, водили в бассейн или на дзюдо. Но спросит, причащался ли, любит ли Бога, жил ли церковной жизнью?

Помню, у Мити еще и мыслей о священстве не было, а мне батюшка сказал: «Единственное, за что он будет Вам благодарен, - за то, что Вы привели его в церковь». Вот это действительно нужно ребенку. Каждому.  

- Ваш день рождения - в строгий Успенский пост. Торжества вряд ли будут. Но что для Вас было бы лучшим подарком? 

Празднований никогда не любила. Не общественный человек.  Не в тусовке. Разве что батюшка благословит по бокалу шампанского после службы. А подарок... Кажется, Митя готовит что-то. Уже проговорился: «Знаю, о чем ты мечтаешь...» 

- Не новость о девятом внуке?

А-а-а... Не знаю, кстати (смеется).

- Спасибо, что согласились побеседовать, Катерина Сергеевна. Знаю, не любите давать интервью.

Во славу Божию. Только, по-моему, опять получилась назидательная православная беседа.

- Теперь у Вас миссия такая. Проповедовать.

Ну, да... Духовный отец иногда благословляет на интервью. Говорю: «Батюшка, ну ведь одно и то же!..» А он: «Вы знаете, Катенька, и у меня всю жизнь - одно и то же, одно и то же! Хоть бы какое-то разнообразие...» Я так хохотала!

Беседовала Татьяна Уланова