панорама русской жизни

Герой Соцтруда, лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР, ученик Паустовского, основоположник «лейтенантской прозы» - даже у малочитающей публики на слуху его «Горячий снег» и «Батальоны просят огня», Юрий Бондарев согласился на большое интервью впервые за много лет.

Корреспондент побывала на даче писателя в поселке Ватутинки. Первое, что бросилось в глаза, помимо разноцветных корешков обширной библиотеки и круглого капитанского окна в кабинете, - безукоризненная военная выправка недавно отпраздновавшего 91-й день рождения классика и некоторая старомодная учтивость.

Юрий Васильевич до сих пор не садится первым в присутствии дам. «Вы меня извините, если не расслышу вопроса, - предупреждает. - Я артиллерист. С правой стороны пушка стояла, каждый выстрел отдавался в ушах».

- Недавно Вам вручили Патриаршую премию - за существенный вклад в утверждение духовных и нравственных ценностей в жизни современного человека. Стала ли признательность Церкви неожиданной?  

Рад этой награде. Но главное, конечно, не премия, а Вера. И Церковь, которая собирает народ. Отрадно, заходя в храм, видеть живой интерес людей, чувствовать их желание что-то понять, узнать. Кто-то скажет, это поветрие.

Однако, помню, еще в советские годы жил в Москве, на углу Климентовского переулка, а там была, да и сейчас есть церковь. Хорошая церковь, добрая. Она переживала разные времена, но никогда не пустовала. На праздники народ стекался. Мы наблюдали это с женой Валюшей многие годы.  

Валентина Бондарева: Патриаршая премия носит имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, а они создатели азбуки. Это же слово. Умница! Люблю, когда меня дополняют. (Смеется.)

- Вы говорили в одном из интервью: суть литературы - познание. Как относитесь к мнению, что книга должна чему-то учить? Морали, нравственности...

У нас без литературы не было бы ничего - ни народа, ни государства, ни величайшей в мире Победы. Ведь мы победили не армию - духовное зло. И все же, я говорил об этом, но повторю: стоящий писатель намеренно ничему не учит. Он исследует реальность - и только собственными средствами.

Исходит из своего опыта, а не берет напрокат чужие идеи - даже из самых гениальных творений. Роль литературы, как мне кажется, в другом. Она шлифует личность, закладывает базовые представления. Вот в войну я особенно сблизился с деревенскими ребятами - они служили у меня в батарее. И что тогда поразило: общая культура у сельских жителей была не ниже.

Говорю не о начитанности и образованности, а о чувстве собственного достоинства, отношении к товарищу, женщине, младшему, природе. Ну, конечно, мне не приходило в голову расспрашивать их о Декарте или Платоне - они такого не читали.

Но знание русской классики, пусть даже какой-то ее части из школьной программы, - одно это уже не позволяет быть невежественным. Достижение государственной политики СССР - всеобуч, но ведь и русской духовности, при всей затасканности понятия, никто не отменял. Знаете, кто самые яркие, живые и колоритные рассказчики?

Не писатели и не артисты - жители села. В детстве меня каждое лето вывозили на Урал, в места, где я родился, а там настоящая деревня, потрясающей красоты виды. И вот, у нас собирались гости. Приходил дядя Федя, а с ним толпа знакомых: за столом рассказывали байки, какие-то истории. Настоящая энциклопедия русской жизни.    

- Сейчас что-то изменилось? Многие говорят о кризисе духовности, о том, что Россия перестает быть самой читающей страной: всем некогда - надо деньги зарабатывать.  

Не то, чтоб люди изменились, возникла мода на сверхпотребление. Но, как показала история цивилизации, пресыщенность не делает нас счастливыми.

Сытое ничто достигается сегодня такими катастрофическими утратами, так болезненно и опасно для Земли и человечества, что если это продолжится, Мировой океан превратится в мировую свалку, поля - в пустыни, а люди, если они еще останутся людьми, будут вынуждены ходить в особых скафандрах среди задыхающегося пластмассового мира.

Мы не должны стремиться к достижению исключительно материальных благ - понятие благо имеет и более возвышенный смысл, который должен сохранить в человеке все человеческое, не отрывая от породившей его природы, а объединяясь с ней в гармоничном союзе. Что же до самой читающей страны...

К сожалению, в последние годы обозначился провал с классикой, как с советской, так и с русской. Появляются новые имена, их довольно много, но забываются большие писатели - Бунин, Паустовский, Шолохов, Твардовский. Когда встречаюсь с людьми «высокого роста», всегда поднимаю вопрос о положении литературы.

Но это ничего не меняет - усилий одного, двух, пяти человек тут явно недостаточно. Хотя все же что-то делается. Слышал хорошие отзывы о вечерах, которые проводит Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей России, в организации и становлении которого я когда-то принимал участие.

- Сейчас нет больших писателей?  

Чувствую себя смущенным, когда говорят: назовите писателя, который сейчас необходим, как когда-то Толстой, Достоевский или Шолохов. Каждый из них - эпоха. И пока ничего похожего, близкого в нашей литературе нет. Но так не будет продолжаться вечно. С другой стороны, нельзя сказать, что скоро возникнет роман, равный «Войне и миру» или «Тихому Дону».

- В эссе «Исследование жизни» Вы писали, что главное в Толстом и Достоевском - правда действительности, хотя суть этих художников и невозможно «одной формулой определить». Кто еще для Вас важен?

Бунин. Он -- всегда мой. Но «главное» в нем нечто другое - жизнь слова. Так описать горе, радость, любовь, страсть, облетающий осенний сад, охоту, золотой блеск воды на балконе - ничего подобного нет у других писателей.

- Ему сейчас ставят в вину, что он покинул родину, был антисоветчиком...

Эти вещи может объяснить только он.

- Вы учились у Паустовского...  

Да, был у него в семинаре. Константин Георгиевич поражал необыкновенной чистотой слова и такой же человеческой чистотой. Преподавателем был очень деликатным - не менторствовал, не давал оценок: не нравится, мол, сцена, сюжет. Говорил только о словах. Свежее ли оно, точное...

Он следил за мной, пока я учился, но очень тонко, без мещанского контроля. Паустовский вообще никого не ругал и не нахваливал. Уже потом, после института узнал из его статьи, что он высоко оценил мой рассказ «Поздним вечером» - о сыне врачихи, возвращения которой ребенок очень ждет.

Если б Константин Георгиевич сейчас преподавал в Литинституте - вот бы ребятам повезло. Я рассказывал, как поступил? После войны пришел к секретарю приемной комиссии с кучей стихов. Тогда все хотели стать поэтами. Наверное, лавры Симонова не давали покоя.

Захожу, сидит очень строгая дама. Классические черты лица, пучок, костюм. Полистала вирши. Приказывает - отвернитесь. Порвала стихи и бросила в урну.

Я растерялся, но зачем-то попытался улыбнуться, дурачок. Она говорит: пишите только прозу. Отдал ей рассказы. На следующий день звонок: вы приняты к Паустовскому. Вот так. А дальше учеба шла своим чередом, без приключений.

- Вы создали новый жанр короткой лирико-философской миниатюры «Мгновения». Стали тесны рамки повести, рассказа?

Как-то во сне, а может быть, в полуяви, при синеватом свете ночника, под мерзлый визг колес поймал себя на мысли, что снова, как в детстве, неистово тороплю время. Вагон трясет, тоскливо: скорей бы домой. И вдруг поразился - ведь мы совсем не осознаем утекающего срока.

Прошел день, настал другой, а все, что было, пропало, ушло, стерлось. А сколько было таких дней, сколько в них осталось открытий, людей, чувств, счастливых и грустных мгновений... Мне показалось, что в форме короткой зарисовки проще рассказать об этом глубоко, необычно, откровенно, не стесняясь.

Начал писать - жанр потребовал большой работы, усидчивости, напряжения памяти.

- Вам удалось восстановить в памяти подробности давно минувших дней? «Мгновения» вышли в 70-е.  

Не совсем так. Прошлое, настоящее и будущее - все это уже было с человеком. Оно живет в его воображении. Чехов сидит в ялтинском доме, придумывает замечательные рассказы. Но вот придумывает ли?

Все, что написал Антон Павлович, он не вспомнил и не сочинил, расхаживая взад-вперед по гостиной, обедая или прерываясь на чай. Это всегда принадлежало ему.

Как и любому человеку. Другое дело, такое не всегда легко найти, пребывая в своей естественной повседневной осознанности. Оно идет параллельным обыденной жизни потоком.

- Например?

Вам снится сон с сюжетом, которого в жизни не было. Мне, например, часто снятся такие сны. Картина, образ, никогда в быту не виденные, повторяются и воспроизводятся всякий раз точно. Эти вещи еще никто не вскрыл, не объяснил - слишком сложно.

Поэтому нам и приходится искать смысл жизни, ставить задачи, выводить моралите. В итоге - смысл каждый находит сам. И он не основывается на вековой мудрости, чьем-то «правильном» примере: опыт у каждого свой. Прозрения и открытия - свои.

Не лунная ночь это подсказала, не звезды, не мигание огонька в сумерках непроходимого леса. Можно постараться ничего такого не замечать, жить земными заботами: выйти из дома, сесть в машину, поехать на работу. Но что-то другое, высшее, непостижимое есть в нашем существовании.

К осознанию подталкивал тот самый дядя Федя. Велел не засиживаться за взрослым столом. И я выходил во двор, где лаяла собака, и хрюкала свиноматка, и ощущалась свежесть осеннего холодка, а на поредевших клумбах распускались георгины и флоксы - предвестники зябких поздних зорь.

А вечерами любил смотреть на небо, где из далеких глубин Галактики, из запредельных высот двигалась за мной добрая, по-летнему нежная звезда...

- Ваши герои живут с Вами? Как бы они себя чувствовали в современном мире?  

Они не живут со мной здесь в Ватутинках, но чувствуют себя прекрасно. Молодые, бесшабашные, они гоняют голубей в одноэтажном Москворечье. Остались в тех временах, когда я ухаживал за Валентиной Никитичной. И тоже интересуются девушками: задиры лазят в окна, кто поскромнее - заходят через дверь, поднимаются по дощатому крыльцу.

Тогда Москворечье выглядело совсем не так: деревянные дома, пыльные мостовые, палисадники, ульи. Многие держали пчел. Мои герои возникают в сознании только в этом антураже. А еще они гуляют по улице Горького. Сейчас она как называется?

- Тверская.  

Никак не могу привыкнуть.

- В годы перестройки Вы сравнили состояние нашего общества с потерявшим управление самолетом. Что с ним теперь - приземлился, упал?

Он находится в полете.

- А когда приземлится?  

Не берусь судить. Прогнозировать судьбу Родины - все равно, что объяснять любовь. Кончилась она или нет - кто ее знает?Существуют вопросы, не нуждающиеся в прямом ответе. Хотя на вашем месте я бы тоже их задавал.

Да что там - задавал и на своем, когда, будучи депутатом Верховного Совета, колесил по городам и весям. Догадывался ведь, что не получу ответа, но спрашивал - человеческое любопытство безмерно. Поэтому скажу по-стариковски.

Вот вчера наблюдал вечернее небо, пришла Валентина Никитична и стала наблюдать его вместе со мной. Чистота, легкие облака. Потом вдруг буревые тучи откуда-то собрались. Решили вернуться в дом. И тут небо очистилось, пошли дымные борозды, как после самолетов.

Откуда взялись полосы - ни один самолет не пролетал. А может, они и были где-то далеко, а борозды ветром принесло. Кто знает, кто может ответить? Бог. Больше никто.

Беседовала Дарья Ефремова