Статьи

Три жизни Евгения Замятина

135 лет назад в уездной Лебедяни родился Евгений Замятин. Время как будто достаточное, чтобы сделать окончательные выводы о его творчестве и вывести некоторую арифметическую сумму – в тех самых точных словах, которые любил сам писатель. Весь вопрос заключается в том, поддаётся ли он такой операции.

Есть некоторый парадокс в том, что столь «правильный» человек и писатель родился в столь «нерациональной» южнорусской глуши.

Лебедянь и сейчас поражает своей неспешностью и некоторой сонливостью, а уж в 1880-е годы и вовсе была царством «малинников и лопухов» (выражение Замятина) – царством, приметы которого отразились в замятинском «Уездном» (1912).

О чём повесть? О том, что провинциальная глушь лукава – под покровом мутного сна в ней скрывается звероподобная жизнь, не слишком похожая на фантастические картины того же Кустодиева – художника, в 1920-е годы довольно близкого Замятину.

К слову, Кустодиев отдыхал в Лебедяни – в последнее своё земное лето 1926 года, уехав туда по совету именно Замятина.

Вообще, Лебедянь на русской культурной карте присутствует – вспомним одноимённый рассказ Тургенева из «Записок охотника», вспомним о том, что в 1932 году судьба занесла сюда Андрея Белого, а в 1938-м – Михаила Булгакова. И все они были в восторге от города. Да и сам Замятин – несмотря ни на что – преданно любил свою малую родину.

В 1924 году он писал М. Волошину: «Пишу Вам из России – самой настоящей, с чернозёмом, Доном, соломенными крышами, лаптями, яблоками. Воздух – как парча – весь расшит запахами яблок разных сортов…

Яблок здесь столько, что ими кормят тут коров. Солнца столько, что дай Бог всякому Коктебелю…» Тут и нежность, и гордость, и взволнованный стук сердца.

И всё-таки: вот «нерациональная» Лебедянь, а вот сам писатель – русский «англичанин» («А Вы англичанин… московский…» – сказал Блок Замятину при первой встрече, случившейся в 1918 году), худой, крепкий, неулыбчивый, сдержанно вежливый, неизменно аккуратный, не без щегольства, в одежде.

И главное – арифметически точный в своих текстах, знающий, как правильно составлять «художественные слова», непрестанно поминающий в своих критических статьях Лобачевского, Эйнштейна, формулирующий аксиомы и теоремы прозы, «расчисляющий» её произвольные узоры. Чудеса.

Я бы, понимая всю произвольность такого деления, разделил жизнь Замятина на три главы, три жизни, которые, впрочем, имеют смысл лишь в своей взаимной слиянности, в своём единстве.

Первая из них – собственно биография. Пунктирно: рождение в Лебедяни, учёба в Лебедянской и Воронежской гимназиях, поступление в Петербургский политехнический институт, увлечение революционными идеями, арест, освобождение, путешествие на Восток, снова арест, ссылка, нелегальный приезд в Петербург, литературный дебют…

Во время Первой мировой войны Замятина командировали в Англию, где он строил русские ледоколы. Осенью 1917 года писатель поспешил на родину, где встретил Октябрь.

В большевистском опыте Замятин очень быстро разочаровался. Уже в 1920 году был написан роман «Мы» – классическая антиутопия, послужившая образцом для всех знаменитых антиутопий ХХ века. В 1920-е годы писатель активно участвовал в литературной жизни, не чураясь и публицистики.

В своих текстах он бесстрашно анализировал большевистские преобразования, нажив себе в лице большевиков заклятых врагов.

Тут вот в чём дело: Замятин всегда любил революцию, считая её главной движущей силой человеческого прогресса, и видел её бесконечной – в отличие от большевиков, которые уже в начале 1920-х годов приступили к строительству «насильного коммунизма».

Здесь главная точка расхождения писателя с властями, начало их тяжбы. Замятин был еретиком (любимое его слово), задающим «глупые» вопросы «зачем?» и «дальше?», апологетом «вредной» (то есть правдивой) литературы как «средства борьбы с обызвествлением, склерозом, корой, мхом, покоем».

В 1921 году в статье «Я боюсь» он гневно писал: «Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет… пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима эта болезнь – я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое».

Мы знаем, чем всё это кончилось. Отлучением от литературы, травлей, письмом к Сталину 1931 года и высылкой из страны. Советский паспорт Замятин сохранил и в 1934 году был даже заочно принят в Союз советских писателей. В 1937 году он умер в Париже.

Но остались его произведения – и это его вторая жизнь. Замятин прекрасно знал писательское ремесло, знал, как «делать» качественные художественные вещи, но при этом понимал, что «в высшем смысле» этого мало, необходимо какое-то приращение, нечто необъяснимое, не формулируемое литературными аксиомами и теоремами.

В статье, опубликованной в сборнике «Как мы пишем», он предлагает «сонную» метафору для объяснения писательского труда: «Я вижу сон на бумаге, фантазия работает так же, как во сне, она движется тем же путём ассоциаций, но этим сном осторожно… руководит сознание.

Как и во сне – стоит только подумать, что это сон, стоит только полностью включить сознание – и сон исчез». Следует признать, что в чаемом «полусне» написаны не все замятинские произведения, многие из них именно что «сделаны».

Но есть и те, что родились в «полусне» и навсегда останутся в истории русской литературы. «Мой Замятин» таков: роман «Мы», повести «Уездное» и «На куличках», несколько рассказов («Мамай», «Пещера» и др.), три-четыре статьи.

В основе этой прозы – сказ с его инверсиями и знаменитым замятинским тире, однако это не классический сказ, ориентированный на чужую речь, но именно авторское слово, неузнаваемо преображённое творческой волей.

Тут лучше всего снова цитировать самого Замятина: «Старых, медленных, дормезных описаний нет: лаконизм – но огромная заряженность, высоковольтность каждого слова.

В секунду – нужно вжать столько, сколько раньше в шестидесятисекундную минуту: и синтаксис – эллиптичен, летуч, сложные пирамиды периодов – разобраны по камням самостоятельных предложений.

В быстроте канонизированное, привычное ускользает от глаза: отсюда – необычная, часто странная символика и лексика. Образ – остр, синтетичен, в нём – только одна основная черта, какую успеешь приметить с автомобиля. В освящённый словарь – московских просвирен – вторглось уездное, неологизмы, наука, математика, техника».

Так Замятин учил молодых – и это его третья жизнь. Из его студии в петроградском Доме искусств вышли почти все члены будущей группы «Серапионовы братья» и среди них – крупнейшие русские писатели ХХ века (М. Зощенко, Н. Тихонов, В. Каверин, Вс. Иванов, К. Федин).

Конспекты замятинских лекций по технике художественной прозы сохранились – их следует читать молодым писателям. Ученики Замятина всегда отзывались о нём по-доброму, однако некоторые из них в своих воспоминаниях превратили учителя в ремесленника, всё творчество которого есть плод правильно построенного сознания.

К. Федин говорил о замятинском «сражении с мельницами стиля», об «инженерии его вещей», о «формальной изысканности», таящей в себе угрозу бесплодия. Это, конечно, лишь схема, которая никогда не объяснит, почему некоторые произведения Замятина навсегда останутся живыми.

И именно потому, что при всей своей внешней рациональности в глубине своей они иррациональны, то есть необъяснимы, как и должны быть необъяснимы великие порождения человеческого духа. И на иррациональности человеческой природы «рационалист» Замятин всегда настаивал.

Напоследок ещё одна цитата – из письма Замятина к художнику Ю. Анненкову, написанного в тот момент, когда Анненков не на шутку увлёкся утопией машинизированной жизни: «А дальше, Анненков, дальше, за твоим бесконечным техническим прогрессом?

Ну, восхитительная твоя уборная; ну, ещё более восхитительная, с музыкой… ну, наконец, единая, интернациональная, восхитительная, восхитительнейшая, благоуханнейшая уборная – а дальше?

А дальше – все из восхитительнейших уборных побегут под неорганизованные и нецелесообразные кусты. И, уверен, раньше других – ты. Потому что твои картины и рисунки спорят с тобой гораздо лучше меня…»

Видео на канале YouTube "Статьи на ЗдравствуйРоссия.Рф"

Раздел "Культура", подраздел "Литература"