Статьи

За последние года четыре у Никиты Михалкова вышло две книги – «Территория моей любви» и «Мои дневники 1972–1993. Иль все приснилось мне?». Чтение чрезвычайно интересное – особенно дневники.

У Михалкова сам этот образ – «территория любви» – является не просто программой – заклинанием. Стремлением к единению. С Россией, с семьёй, с Домом – с единым общим Домом как таковым, а значит, и с тем пространством, которое он вокруг себя создаёт. Оно и есть такой Дом. И перед нами именно путь создавания, жизнетворчества.

Идеальный пример жизнетворчества – дневники Михалкова, выпущенные в 2019 г. издательством Эксмо тиражом 12 тысяч экземпляров. Немного странно, что опубликованы они не совсем целиком – ранние куда-то подевались. Отчасти понятно куда – они были опубликованы в книге В. Матизена «Никита» в 1996 году.

Матизен был другом, стал едва ли не врагом – увы, так бывает, – может, именно из-за этого мы не видим первых дневниковых записей в этой книге? А зря – они были совершенно замечательными.

И – помнится – больше всего мне понравилось, что в них Михалков не боялся каяться в совершённых нехороших поступках. Обострённая совестливость – а значит, тревожное, неоднозначное понимание себя в мире – становится камертоном, ключом к дальнейшему пониманию и мира, и себя. Точкой отсчёта.

Но актёрский дебют в 18 лет, да в знаменитой, едва ли не культовой картине, делает Михалкова мегазвездой. И – более того – всем, абсолютно всем его актёрский дебют искренне нравился.

Хотя сам-то он понимает, что цена его актёрской игры в фильме не слишком велика, ибо напрягался он не сильно – сыграл, «как песню спел».

И он, замечательно осознавая происходящее, сразу как-то… в другую сторону сворачивает. Нет, его отнюдь не мучает, что всё вот так идеально и благополучно складывается. Он принимает это как должное. И именно потому настойчиво ищет в себе самого себя подлинного – более глубокого, более сложного, более творческого.

Понимает: зазнаваться нельзя – проиграешь ведь. Надо стараться быть… нет, не «как все»… но от мира не слишком отдаляться, а искать с ним внутреннего диалога – но по-своему.

Иными словами, создавать всё ту же свою территорию. Не столько упиваться тем пространством, которое и так уже тебе дано, сколько собственное, индивидуальное искать. Но – в рамках и границах общего. Чувствовать с этим общим постоянную связь.

Может, именно поэтому поначалу территория обретается без особых сложностей. Ибо, к счастью, он реально талантлив. Пока – как актёр. Да, во всех первых ролях (а они сыпятся косяком) вроде бы совершенно не напрягается и как будто просто играет себя, а меж тем – создаёт свой мир.

Более того – сами фильмы в свою сторону перетягивает и – «создаёт». Я плохо себе представляю, если бы вместо него, скажем, в «Перекличке» Д. Храбровицкого играл другой актёр – это был бы просто иной фильм. Ибо самое интересное, что в нём есть, – это герой Михалкова.

Если вдуматься, он там и не очень подходит – слишком современный, слишком опять-таки «мажористый», он весь из 60-х годов, а не из реалий войны. Но это и интересно – возникает какой-то парадоксальный образ – мы мгновенно себя на месте героя представляем и его поступки поверяем своими.

Ну а уж «Песнь о Маншук» – увы и ах! (скорее ах) – стала не фильмом о героической девушке Маншук Маметовой, а о лейтенанте Ежове, второплановом персонаже, которого и играл Михалков. Получился один из самых интересных образов советского военного кино.

Фронтовой аристократ, немного раздолбай, ходит в нестроевом красивом плаще, ведёт себя предельно вольно, и – всё ему прощается, ибо смел, надёжен, при этом ироничен и даже немного циничен, – персонаж предельно нестандартный, не укладывающийся ни в какие рамки. И опять как будто шестидесятник, погружённый в 60-е.

Так постепенно и прорастает, проявляется то самое его личностное, индивидуальное, отдельное пространство. И несёт в себе новый духовный образ, новый знак. Новую матрицу.

И вот всё складывается просто великолепно, но – тут на арену выскакивает дьявол. Обязательно какую-нибудь гадость должен сотворить – а как без него? – где-нибудь да выскочит.

И вдруг судьба совершает с Михалковым странный кульбит – загоняет всесоюзную кинозвезду, да к тому уже поставившую аж два полнометражных фильма (правда, первый – «А я уезжаю домой» – никто не увидит, а другой – «Спокойный день в конце войны» – будет по воле начальства сокращён до короткометражки) и готовящуюся к третьему, в армию.

И в 27 лет поехал на 3 года на Тихоокеанский флот. Слава богу, отслужил только полтора года, а большей частью и не служил, а то документальный фильм снимал, то на собаках путешествовал между райкомами Камчатки и Чукотки.

Чисто Берлускони «на общественных работах», назначенных судом. Впрочем, надо отдать должное опасностям, подстерегавшим в пути, – полярным волкам, пьяным первым секретарям и каюрам, 50-градусным морозам в бедственной пенжинской тундре, психопатам с оружием в этом сюрреалистическом просторе…

В общем, не всякая армия такими «трудностями и лишениями» обеспечит.

И вёлся дневник. Он сам собою там рождался, ибо впечатлений было такое количество, и столь сюрреалистических, что не записать их стало бы преступлением.

И они могли бы превратиться в некую кашу ужаса, дикий наворот бесконечных «капричос». А стали не просто рядом ярких – и художественных! – образов, а целой образной системой. Хоть фильм по ним снимай – вот он уже, готовый сценарий.

Но и нечто большее. По дневникам Михалкова понимаешь, что не только у дьявола, а и у Бога есть свои бездны, проходя которые становишься мудрее, выходишь на новую ступень в познании бытия.

Ибо видишь изнанку этого мира, его ад. И – исчезают былые иллюзии. А с ними штампы, шаблоны твоего собственного сознания. Стереотипы во взгляде на жизнь. Мифы уходят, которыми нашпиговано мировоззрение любого человека.

И это ещё как помогает творчеству. И постижению человека. И в дальнейшей режиссуре бытия – той самой, о которой шла речь вначале, – помогает. И, конечно, становится опорой для создания своей личностной территории.

Я тоже полтора года аж в пяти гарнизонах оттрубил. И я-то увидел только изнанку, только «капричос», только ад. И тоже оказалось весьма полезно.

А Михалков иначе сей ад осознаёт – он его перевоплощает в ироническую, трагикомическую лирику. Ему бы по своим приключениям сценарий создавать, а он совсем другой в эти армейские месяцы пишет.

Про доброго майора и не слишком уважающих его призывников, которых сплачивает катастрофа, когда они попадают на необитаемый остров.

Впрочем, сценарий по реальным приключениям был нереализуем по определению в те годы. Он стопудово лёг бы в стол. Может, поэтому его Михалков и не писал.

В итоге автор идёт по другому пути – он наполняет абсолютно дисгармоническую реальность спокойной и светлой гармонией. Движением к Свету.

Возможно, к Богу, о котором он уже имеет чуть большее представление, чем средний 27-летний его поколения. Спасибо маме – воцерковлён Михалков был практически с детства. Хоть на людях и в раннем творчестве благоразумно этого не проявлял.

Но именно тут – ключ к его творчеству в целом. Ключ к его территории – как к дверке папы Карло. А она нас впоследствии унесёт в своеобразный эксцентрично-печальный, гротесково-драматичный, издевательски-сентиментальный – соответственно, абсолютно парадоксальный – мир его произведений.

Мир, казалось бы, несочетающихся сущностей, несопоставимых состояний. А у него они будут сливаться в гармонию. И двигаться к Свету. К Богу.

К тому Богу, о котором все его герои вроде бы не будут знать, ибо утеряли его в своей жизни, ощутив состояние богооставленности. А Михалков Бога им вернёт. Как и всему богооставленному, но уже тайно взыскующему Его пространству 70-х.

Но дневники – это просто нечто. Я могу сказать с полной ответственностью: ничего лучше о провинциальной – причём глубоко, запредельно провинциальной – жизни 70-х я не читал.

Обычно она описывалась в слишком мрачных тонах – и не только во времена «чернушно-перестроечной» прозы (сразу вспоминаются «Печальный детектив», «Пожар» и прочее), но и раньше (невероятной тоской наполнены произведения, созданные в тех же 70-х и В. Распутиным, и Б. Васильевым, и Л. Бородиным, и многими другими) – и то был несколько односторонний взгляд.

А тут-то всё правда – ты же понимаешь, что ничего не вымышлено – дневники! И до чего же смешная эта правда! Взгляд Михалкова не просто вылавливает сюрреализм российского захолустья, а постоянно вытаскивает, выпрастывает из сюрреализма юмор!

«Полюбите нас чёрненькими»… И он любит. Территория, буквально задыхающаяся не только от богооставленности – попросту от безбожия, вдруг, сама не зная о том, обретает своего демиурга. Человека, который её одухотворяет. Самим пребыванием на оной.

Одухотворением всего окружающего мира становится дальнейший путь Михалкова. После армии в дневниках он записывает его в конкретных художественных образах и конкретных, чётких мыслях. Пришедший в голову образ и пришедшая в голову мысль мгновенно становятся находкой.

Обычно в дневниках люди философствуют, размышляют – ищут. Михалков не ищет – он уже нашёл. У него поиск сразу же становится обретением.

Таким и станет его творческий метод. Метод уже не жизнестроительства, а жизнеустроения. Территория любви превратится в самодостаточный и самостийный – отдельный и неповторимый – мир любви. Обретёт твердь и завершённость.

Видео на канале YouTube "Статьи на ЗдравствуйРоссия.Рф"

Раздел "Культура", подраздел "Литература"