Статьи

Столетие со дня рождения выдающегося русского советского писателя Федора Абрамова отметили в конце февраля.

Научные конференции, лекции, выставки, театральные премьеры, награждение премией, открытие памятников — всего около 70 мероприятий. Годом Федора Абрамова объявлен в Архангельской области текущий, 2020-й.

Летом появятся сразу несколько памятников Абрамову: в селе Карпогоры, в Архангельске — у областной библиотеки имени Николая Добролюбова, а еще в аэропорту Архангельска, которому по итогам народного голосования присвоено имя знаменитого уроженца села Веркола Пинежского уезда.

В Архангельском театре драмы на торжественном памятном вечере губернатор вручал учрежденную им Всероссийскую литературную премию «Чистая книга» имени Ф.А. Абрамова. Экспертную комиссию возглавил писатель и публицист, главный редактор журнала «Юность», зампредседателя Комитета по культуре Госдумы РФ Сергей Шаргунов.

Путь крестьянского сына

«Я родился в деревне, в крестьянской, в самой что ни на есть распатриархальной семье. Сегодня все, кому не лень, по поводу и без повода, пинают патриархальную старую деревню. Как это можно? Да это же наша мать родная»,  — говорил Федор Александрович, выступая со сцены на своем 60-летии. В юбилейной речи он также с горечью констатировал: «Весь мой 1920 год полег на полях войны».

Действительно, детство и юность вместе с молодостью у этого писателя вышли, мягко говоря, нелегкими. Но он выжил — и физически, и духовно. Без отца в многодетной семье — в далекой северной деревеньке тяжко трудиться пришлось с самого детства. Достаточно сказать, что в шесть лет он уже косил на лугу траву для коровы!

Узлами противоречий жизнь Абрамова перевита с младости. Страсть к знаниям, в особенности к литературе, русскому слову. И тут же — социальные барьеры к дальнейшей учебе: у него семья «середняков» (слишком хорошо даже без отца вкалывала!).

С одной стороны, крепкий старообрядческий род, истово верующая тетка, а с другой — школьный комсомольский, богоборческий задор. Молодая дурь, как считал он позже, побудила его, пионервожатого, лично ломать кресты и выкорчевывать иноностасы из церковных стен в Свято-Артемиево-Веркольском монастыре, где расположился в 1930-х пионерлагерь.

Но факт есть факт: это делал человек, мечтавший в детстве походить на праведного отрока Артемия. Парадоксально: Федор Абрамов, честный и убежденный коммунист, до конца жизни обходивший сторонкой храм, в творчестве и в жизни шел православным путем — с отроком Артемием в сердце.

«Направо пойдешь, коня потеряешь»

Жизнь предлагала ему разные «пути-перепутья», как назвал он одну из частей своей центральной литературной эпопеи. Сначала поступление в 1938-м на филфак Ленинградского университета — прямо из глухой архангельской провинции! А через три года недоучившийся студент встает ополченцем-добровольцем на подступах к Ленинграду.

Абрамов роет окопы, сжимает в руке трехлинейку, в составе пулеметного взвода отражает атаки фрицев, набрасывая снег на раскаленный ствол «Максима». Два ранения, второе тяжелое: оба бедра прошиты разрывной пулей.

Солдат из похоронной команды принял его за мертвого и хотел идти дальше. Да случайно пролил из фляжки несколько капель воды на лицо Абрамова, отчего тот застонал. Ногу не ампутировали только благодаря особому вниманию и врачебному риску доктора Лурье. Чудом вывезли из блокадного Ленинграда.

Сам Федор Александрович оценивал эти «чудеса» по достоинству. «Нас уходило с филологического факультета 125 ребят. Вернулось 7 или 8. В моей родной деревне было 30 парней 20-го, моего года рождения. Нас осталось всего двое! Я великий счастливец!» — восклицал он.

Три месяца после выписки из госпиталя пришлось преподавать в Карпогорской школе в родном Пинежском краю, где писатель воочию увидел «бабью, подростковую и стариковскую войну в тылу», которую и описал после в своем первом романе «Братья и сестры».

Поскольку к строевой службе Абрамов был уже негоден, то дослуживал войну в запасных полках, а с 1943-го — в отделе контрразведки «СМЕРШ», закончив войну старшим следователем, орденоносцем. «Я никогда не отказывался от службы в контрразведке, хотя это и пыталась кое-какая писательская тля использовать против меня.

Мне нечего было стыдиться. Не поверят, а я ведь освобождал», — записал в дневнике Федор Александрович. А еще лейтенант Абрамов вел радиоигры с немецкой разведкой, перевербовывал «засланцев» нацистских шпионских школ.

После войны у будущего писателя в «повестке»: окончание университета с «красным дипломом», аспирантура, диссертация по «Поднятой целине» Шолохова; вступление в партию, статьи и рецензии в газетах, наконец — женитьба. Он уже доцент кафедры советской литературы ЛГУ, впереди — профессорство, служебный рост, персональный автомобиль.

Казалось бы, жизнь входит в надежные беспроблемные колеи. Но Абрамов, как Лев Толстой, «не может молчать» и в 1954-м разражается статьей «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе», в которой буквально наотмашь отхлестал за «розовое» вранье и «лакировку действительности» нескольких титулованных писателей, лауреатов Сталинской премии.

Статью, сгладив некоторые углы, решился напечатать Александр Твардовский на страницах журнала «Новый мир».

Литературный «бомонд», охнув от растерянности, вылил на автора, журнал и его главреда такую бочку помоев, что в прежние времена могло бы дойти до «оргвыводов» с арестом.

Но тогда «ограничилось» снятием с поста Твардовского (Абрамов, конечно, был лишь частью его «состава преступления»), а Федору Александровичу на несколько лет закрыли дорогу в печать.

Лишь в 1958 году ему удалось опубликовать в журнале «Нева» свой первый роман «Братья и сестры», ставший частью тетралогии — деревенской семейной «саги» о семье Пряслиных, длиною почти в четыре десятка лет.
 
Тернистый путь к признанию

В 1960 году Абрамов уволился из университета и перешел на профессиональную писательскую работу, будучи принят в члены Союза писателей СССР. Повесть «Вокруг да около» принесла автору в 1963 году мировую известность.

Но предшествовало этому постановление Ленинградского горкома КПСС, содержавшее грозную формулу «об искажении колхозной жизни». Главный редактор «Невы» Сергей Воронин, напечатавший повесть, был снят с работы.

Последовала серия разгромных «обвинительных» рецензий и, что было самым болезненным для писателя, открытое осуждающее письмо «К чему зовешь нас, земляк?», якобы составленное его земляками-веркольцами. На самом деле письмо привезли из архангельского обкома, заставив сельчан его подписывать.

Но время уже склонялось в сторону писателя. Тихий антихрущевский переворот шестьдесят четвертого прекратил травлю Федора Александровича. И дело не только в том, что фронтовик Брежнев лично симпатизировал фронтовику Абрамову.

Абрамовская крестьянская правда соединяла вековые деревенские устои — истового труда, взаимовыручки, совести, духовной и природной благодати — с идеалами коммунизма, как их поняли множество русских людей «от сохи».

И это вполне устраивало «национальную» часть советской властной верхушки, которая поддерживала «писателей-деревенщиков», «возвращение к корням». В штыки это литературное и общекультурное направление встретили властные и околовластные «интернационалисты-ленинцы», «дети Арбата», которые больше всего боялись возрождения «русского великодержавного шовинизма».

С уходом Хрущева позиции «интернационалистов» в ЦК временно ослабли, что на практике вылилось в «русский ренессанс» 1970-х.

Хотя с Абрамовым все было сложнее. Конечно, коллеги — «деревенщики», «почвенники» — были ему гораздо ближе городских «трифоновцев»-«аксеновцев». И все же он дистанцировался от любых «лагерей», всегда оговаривая, что он «за правду».

Мог, например, заступиться за фронтовика-«либерала» Даниила Гранина, когда того начали травить из-за поддержки Солженицына. Мог попрекать национально-православным монархическим направлением своего товарища Владимира Солоухина. Понятно, что последнее — исключительно в приватных беседах.

Так или иначе, конец шестидесятых — семидесятые стали для писателя Федора Абрамова самым плодотворным периодом, принесшим наибольшее число книг, широкую читательскую известность и официальное признание.

Архангельская сага о деревне Пекашино продолжилась романами «Две зимы и три лета» (1968), «Пути-перепутья» (1973) и завершилась «Домом» (1978), где осмысливался весь путь семьи Пряслиных и послевоенный путь страны.

В 1975 году (еще за трилогию) Федор Абрамов был удостоен Государственной премии СССР и позже — ордена Ленина. Умножили писательскую славу повести «Пелагея» (1969), «Деревянные кони» (1970), «Алька» (1972), рассказы, написанные в это десятилетие.

Книги Абрамова начали выходить огромными тиражами в СССР, а также в ГДР, Финляндии, Польше, Японии, Норвегии, Чехословакии, Англии, Франции, США, КНР и многих других странах. По его произведениям ставятся спектакли в разных театрах, его зовут на телевидение.

Будить человека

Федор Александрович много ездит по Советскому Союзу, посещает зарубежные государства. Любопытны и до сих пор актуальны его дневниковые записи из командировки в США 1977 года.

Отмечая американскую деловитость, рационализм, умение организовывать быт и производство, писатель ужасается необразованностью, равнодушием и узостью интересов большинства американцев: «Деловитость перешла в делячество.

Бездуховность. <…> Человек и земля. Нет любви. В лучшем случае это любовь собственника. <…> Америка задала тон предельной рационализации всему миру. Америка — это антипод поэзии. <…> Неужели по этому пути идти всему человечеству? Неужели у людей нет другого пути?»

Кстати, ту американскую поездку Федор Абрамов, в отличие от всех других своих «загранок», завершил раньше положенного срока — очень уж ему не понравился американский дух!

Абрамов стал одним из самых читаемых советских писателей. Но успокаиваться и почивать на лаврах не собирался — не того закала был человек. В 1979-м в «Пинежской правде» он публикует открытое письмо к землякам «Чем живем-кормимся?», как бы отвечая на «их» старое письмо «К чему зовешь нас, земляк?».

В письме Абрамов делится горькими мыслями о том, почему погибает северная и вообще русская деревня. А ответ писателя лежит не только в пресловутой политике «неперспективных деревень», но и в нарастающем безразличии самих крестьян к общему хозяйству, равнодушии к родной земле, пассивности в противостоянии злу, разлитии иждивенчества и пьянства.

Позднее, без ведома автора, письмо перепечатали с сокращениями и изменениями в «Правде», вызвав тем самым широкий резонанс с примесью «фирменного» абрамовского правдоискательского скандала.

Именно из-за такого неуемного характера Федора Александровича партийное начальство побаивалось его принципиальности до самой смерти писателя. Но и не могло не давать ему тиражей, премий, трибун, с которых он резал неудобную многим правду-матку.

Прозревая, как и его младший собрат Валентин Распутин, куда катится страна, Федор Абрамов ставил нелицеприятный диагноз-прогноз.

«Сегодня пассивность и равнодушие стали национальным бедствием, угрозой существованию страны, — записал он в дневнике 7 августа 1979 года. — Сегодня они приняли такие масштабы, что уже само начальство кричит караул. По крайней мере, низшие звенья. Те, что соприкасаются с народом. <…> А расплачиваться за свою пассивность и равнодушие будет сам же народ».

При всей любви к русскому народу он его не идеализировал. «Я не стою коленопреклоненно перед народом, перед так называемым простым человеком, — писал Федор Александрович. — Нет, и народ, как сама жизнь, противоречив.

И в народе есть великое и малое, возвышенное и низменное, доброе и злое. Более того, злое иногда поднимается над добрым и даже подминает его».

За эти обличения его упрекали некоторые собратья по перу, народолюбцы-почвенники. Другие же — «рукопожатные» и «неполживые» — склонны даже до сих пор записывать его чуть ли не в диссиденты-либералы. Но он не был либералом-антисоветчиком. Не был он и записным «народником-лапотником».

Просто он сам и был русским народом, его лучшей частью. Как бы отвечая на недоумения с разных сторон, Федор Александрович ближе к концу своей жизни емко высказался: «И если есть такой писатель Абрамов, то он очень коротко сформулировал бы свое кредо: будить, всеми силами будить в человеке человека».

Мы побеседовали с главным редактором журнала «Юность», зампредседателя Комитета по культуре Госдумы РФ, писателем Сергеем Шаргуновым сразу после возвращения его из Архангельска, где он вместе с губернатором объявлял лауреатов премии «Чистая книга» имени Федора Абрамова.

- Для меня стало большой честью возглавить жюри общероссийской литературной премии «Чистая книга» и участвовать в торжественном вручении в Архангельске. Писатели — лауреаты этой премии все очень разные, но в каком-то глубинном смысле их можно всех назвать наследниками Федора Александровича.

В номинации «Современная проза» премии присуждены известному прозаику Владимиру Личутину за роман «В ожидании Бога» и молодому писателю Дмитрию Новикову из Карелии за роман «Голомяное пламя».

Обладателем премии в номинации «Литературная критика» стал Андрей Рудалев за книгу «Четыре выстрела: писатели нового тысячелетия».

Специальной премии «За вклад в развитие северной литературы» удостоен писатель Владислав Попов, специальной премии «За вклад в изучение и пропаганду творчества Федора Абрамова» удостоена литературовед Елена Галимова.

Меня приятно удивило учреждение такой премии властями Архангельской области в наше не слишком-то «литературное время», когда часто на местах просто забывают о своих великих земляках-писателях.

Важно, однако, понимать, что Федор Абрамов был не «региональным», а всероссийским и даже общемировым писателем. Ведь он смог свое маленькое село Веркола поставить в центр мироздания, заставил любить и сопереживать своим героям миллионы людей в разных городах и весях...

И люди, которые читают его на разных континентах, узнают и удивляются красоте и силе русского характера.

Федор Александрович был во многом зачинателем, основоположником народной крестьянской темы в советской литературе.

Он, можно сказать, вдохновил, приободрил и наставил целое поколение крестьянских детей на вдумчивое, серьезное отношение к той жизни, которой они жили, возможность выразить ее литературно, донести в этой форме и «городским» читателям.

При этом он научил их защищать и отстаивать то, что им близко.

Конечно, сама биография Абрамова много говорит об этом человеке. Крестьянский сын, потомок староверов по материнской линии. Его судьба отразила весь двадцатый век, в котором слились чудовищные трагедии и необыкновенные взлеты.

Он очень рано потерял отца, после начальной школы, Федора не хотели принимать в среднюю, поскольку у его матери-вдовы было несколько коров и ее сочли «середнячкой». Преимущество же при наборе было у бедняков, детей красных партизан.

Но все же приняли, и он окончил школу, да так, что был зачислен на филфак Ленинградского университета без экзаменов. А потом ушел на войну добровольцем, был несколько раз ранен. Провел блокадную зиму в госпитале осажденного Ленинграда. По льду Ладоги его эвакуировали одной из последних машин.

Его литературная биография — тоже поистине неразрывная смесь горя и побед. С одной стороны, раннее и широкое литературное признание в стране, где тогда дорого ценилось слово.

А с другой стороны, постоянные нападки, сражения с цензурой в том же «Новом мире». На него даже натравливали родных веркольцев, заставляя их подписать письмо против писателя-земляка, дескать, он «очерняет колхозную действительность» и «не место таким на нашей земле».

Главной же темой Абрамова, как мне кажется, было бытие и тайна Русского Севера. Как он сам писал: «На севере долгого солнца нет, тут от людей свет». Его тетралогия «Пряслины» — это огромный эпос русской северной деревни.

Отличительная черта его героев — совестливость. «Лучше уж совсем на свете не жить, чем без совести», — говорит сестра Лиза в «Путях-перепутьях».

Считаю, неправильно записывать таких разных и больших писателей, как Федор Абрамов, Василий Белов, Валентин Распутин, Владимир Личутин, Владимир Крупин, в одну «ватагу».

Да, они все боролись словом за русское дело, утверждали русский дух, крестьянские основы бытия. Но каждый делал это по-своему. Общее определение «деревенщики» нивелирует яркость индивидуальных талантов, разность опыта и писательского стиля.

Можно сказать, что Федор Абрамов — это птица, сраженная на взлете. Он еще многое мог бы сказать и написать. После его смерти в бумагах нашли план и несколько написанных глав из нового романа-трилогии о России «Чистая книга» — о революции, Гражданской войне, раскулачивании, — материал для которого писатель собирал 25 лет.

Главной героиней романа должна была стать гениальная пинежская сказительница по прозвищу Махонька. Он также очень переживал о разрушении монастыря XVII века возле Верколы, мечтал о его восстановлении.

Вспоминается призыв Абрамова, который он часто повторял: «Надо быть активными». Не должно быть безволия и заскорузлости. А еще он говорил: «Если у вас нет сил переделать жизнь, надо иметь мужество хотя бы передумать ее».

Вот откуда эта его отчаянная строптивость, стремление жить только по совести, которых нам так сегодня не хватает! Федор Александрович умел высвечивать и проявлять смутное и непроявленное. Я бы назвал его «народным сердцеведом».

Вот, например цитата из «Братьев и сестер»: «Какой-нибудь молчаливый Кузьма за всю свою жизнь не сумел сказать надоедливой женке и двух ласковых слов. А почитай его письма с фронта! И лапушка, и любушка, и кровинушка моя, — наговорил такого, чего и сам никогда не подозревал в своем сердце…»

Как популяризировать творчество Абрамова сегодня для молодых? Этому должны служить театральные постановки, которые в свое время, конечно, многое для этого сделали. Прежде всего спектакли Льва Додина «Дом», «Братья и сестры».

Наверное, можно было бы сделать и запустить в ютуб какие-то ролики со сценами из этих спектаклей, с самыми яркими цитатами, фактами биографии писателя.

Это, возможно, подстегнуло бы интерес молодежи к нему, заставило бы полезть в родительскую библиотеку, найти на полке книгу Федора Абрамова. Ну, или скачать ее в сети.

Уверен, что Абрамов — это такое имя, которое будет с читающим человеком, по крайней мере русским читающим человеком, до скончания времен, — как Пушкин, Гоголь, Лесков, Чехов, Платонов, Распутин…

Видео на канале YouTube "Статьи на ЗдравствуйРоссия.Рф"

Раздел "Культура", подраздел "Литература"