Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  

Толстой и Горький в Гаспре 1902 г. (фрагмент). 1953 г.
Автор: Кириллов Алексей Игнатьевич
Источник: Частная коллекция
14:43 / 01.01.2021

Павел Басинский: "Общество больше не ждёт пророков"
"Явного лидера, как это было в XIX веке, нет, они остались в прошлом и я подозреваю, что не будет. Пока ничто не предвещает появления нового Гоголя или Толстого. Да они и не нужны сейчас, общество больше не ждет пророков. Сейчас люди хотят жить, а не делать историю, они боятся снова воевать, умирать... ", - Павел Басинский

Самый титулованный литературовед России о конце истории и напрасном ожидании нового Гоголя.

- Современный литпроцесс становится предметом споров: с одной стороны, он очень разнообразен, в нем множество имен, тенденций и направлений, но иногда кажется, что за этой полифоничностью скрывается незначительность. Как бы вы охарактеризовали нынешний этап?

Постмодернизм не то чтобы умер, а просто сделал свое дело и отошел на второй план. Кстати, это произошло не только в литературе, но и в театре и кинематографе. Перелицовок классики стало значительно меньше, чем 20 лет назад, но они все же случаются и зачастую становятся настоящим событием.

Поэт Тимур Кибиров вошел в шорт-лист «Большой книги» с романом «Генерал и его семья». Прямой отсыл к «Генералу и его армии» Георгия Владимова -  чистой воды постмодернизм, причем в его классическом разливе.

В то же время сейчас, как ни странно, начинает оживать модерн. Читаешь «Калечину-Малечину» Евгении Некрасовой и чувствуешь здесь и Платонова, и Ремизова, и Кафку. Литература непредсказуема, не знаешь, что когда проснется. Думаю, стилистических доминант сейчас не стоит даже искать.

- А как же новые реалисты, которые, явившись в начале нулевых, «поправили» дело, восстановив связь с советской и русской литературной традицией?

Да, в начале нулевых дебютировали Прилепин, Шаргунов, Садулаев, но я не люблю термина «новый реализм», хотя сам его когда-то употреблял. Ну что может быть принципиально нового в реалистичном отображении действительности...

Реализм превалирует и сейчас, и он опять «новый», особого толка. То с национальным акцентом, как у Гузель Яхиной, то с социально-политическим, как у Захара Прилепина, то с топонимическим, как у Алексея Иванова.

На наших глазах создается уральский миф, и вскоре оказывается, что появилось новое популярное туристическое направление -  невозможно разобрать, где кончается литература и начинается вторжение в жизнь...

И это не только наша особенность, то же самое происходит везде. Сейчас важнее всего результат, и все средства хороши. А дальше уже ответственность самого писателя, что хочет сказать миру, верит ли он в вечную жизнь...

- Важно, чтобы писатель верил в вечную жизнь?

Не в буквальном смысле. Тургенев и его друг Фет были атеистами, думаю, что атеистом был и Чехов. Вопрос в другом: как наше слово отзовется... Если для писателя это важно, он думает, зачем и что он пишет, а если неважно, то он, скорее всего, хочет зарабатывать, блистать на этом поприще или просто графоман...

- Много ли сейчас графоманов и как их отличить?

Очень простое отличие. Графоман -  это тот, кто любит писать. Любой серьезный писатель, уверяю вас, пишет тяжело и мучительно, у него не получается, он себя заставляет, силком тянет себя за стол, сожалеет, что вообще занялся этим делом...

Как говорили «Серапионовы братья» при встрече: «Здравствуй, брат, писать трудно».

- Как считаете, сейчас есть прорывные имена?

Явного лидера, как это было в XIX веке, нет. Вот так, чтобы сначала Тургенев, потом Достоевский и Толстой -  этого уже больше столетия не случается.

Может, только в поэзии, когда в начале XX века появился Маяковский, которого немного затерли в советское время, наведя хрестоматийный глянец.

Но что величина он был космическая, понимали все большие поэты -  и Блок, и Цветаева, и Пастернак. Явные лидеры остались в прошлом, их больше нет, и я подозреваю, что не будет. Хотя тут трудно давать прогнозы -  литература непредсказуема.

Но пока ничто не предвещает появления нового Гоголя или Толстого. Да они и не нужны сейчас, общество больше не ждет пророков.

- То есть литература больше не может быть общественно значимым фактором?

Общественно значимым фактором может стать не литература, а личность, писатель, если он выходит за пределы художественного слова и начинает создавать общественные движения, занимается политикой, становится медийной персоной.

Допустим, Прилепин создает собственную партию, Шаргунов реализуется как депутат Госдумы, Быков и Глуховский активно выступают на радио «Эхо Москвы» и делают там политические заявления.

Но для того, чтобы книга стала общественно значимым фактором, повлияла на общественную и тем более политическую жизнь, ее должно прочитать очень большое количество людей и согласиться с автором. А это сегодня практически невозможно...

Поэтому писатели активно выходят за рамки просто литературы, я не вижу в этом ничего дурного. Достаточно политизированными и общественно активными был и Пушкин, и Тургенев, и Достоевский -  и это не вредило их книгам.

Литературе вредит другое, когда писатель ее предает, все-таки писательский труд требует очень большой самоотдачи. Я осторожно скажу: если писатель слишком много выступает и выговаривается, он обесценивает слова.

- Почему? Общество настолько атомизировано, что не может найти общих ценностей и героев?

Не я же придумал «конец истории». История кончилась, не дай бог, чтобы она снова началась.

Люди больше не хотят переустраивать мир, хотя все века, вплоть до середины XX века человечество бесконечно делило планету, пока на Ялтинской конференции Сталин, Черчилль и Рузвельт не решили, как она будет поделена.

Сейчас люди хотят жить, а не делать историю, они боятся снова воевать, умирать...

Пророки являются на пороге потрясений, так что если какой-то писатель возьмет на себя эту миссию, его сочтут циником и не воспримут всерьез...

Другое дело, что нет и явных лидеров с точки зрения художественной силы. Могу назвать десятка два ярких имен. Поверьте, у нас сейчас литература вполне европейского уровня.

- При этом на слуху с десяток имен, а остальные, не менее талантливые, а подчас и более, оказываются вне информационного поля.

Известных писателей всегда немного. Их можно назвать: Лукьяненко, Водолазкин, Яхина, Пелевин, Прилепин. Может, это прозвучит цинично, но сейчас нет другого критерия для оценки писателя, кроме количества его читателей.

Собираются два-три человека, у них одинаковое образование, примерно один возраст, схожие интересы, и вот они обсуждают новый роман Пелевина.

Один скажет -  это треш, второй -  это гениально. И аргументировать точку зрения не придется, дело вкуса. Раньше выходил новый Распутин или Астафьев, и все знали -  да, это сильно, надо читать, надо постараться понять.

Поэтому -  какой еще критерий, кроме известности?

Человек пришел в книжный магазин, купил там книгу за свои деньги, прочитал, значит, она чего-то стоит. Надо уважать читателей... Думать, что где-то сидит гений, которого никто не понимает, потому что не доросли, -  чушь.

- Вы состоите в жюри «Ясной Поляны» и премии Солженицына. Какова роль премиальных институций и почему их все больше ругают за ангажированность, предвзятость?

Не ругайте премии -  они структурируют литературный процесс.

Когда меня спрашивают, что почитать, помимо тех авторов, что лежат в раскладках в книжных магазинах, советую ориентироваться на длинные списки «Ясной Поляны», «Большой книги», «Национального бестселлера» -  вы увидите мощный спектр современной прозы, практически все главные вещи там есть.

- Не проще тогда уж ориентироваться по коротким спискам?

Они бывают субъективны в силу вкусов и пристрастий членов жюри -  это живые люди и не могут быть беспристрастными. А вот длинный список -  достаточно объективный срез.

- Чего вам не хватает в современной литературе? Какой-то темы, героя, подачи?

С героями по-прежнему все сложно, зато появилась героиня -  сильная женщина. Это закономерно: женщины больше читают, патриархат трещит по швам.

Вот все ругали «Зулейху»: снова лагеря, кровавая гэбня, Сталин, но книга интересна читательнице вовсе не этим, а тем, что мир показан глазами женщины, которая из рабыни мужа и свекрови становится личностью.

Очень знаковое было название у романа Елены Чижовой «Время женщин» -  там рассказывается о семье, пережившей блокаду.

А если говорить о том, чего не хватает мне лично, то, пожалуй, занимательности, книг, которые бы я начал читать и мне не хотелось бы с ними расставаться до самого конца.

Писатели совершенно не думают о читателе -  нет увлекательности, юмора, острых ощущений от книги, яркого языка.

Открываешь новый роман, а там длинное описание пейзажа, да я не могу читать этого даже у классических авторов. Все время хочется повторять фразу героя «Кавказской пленницы»: «Короче, Склифосовский».

Беседу вела Дарья Ефремова



Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.