Статьи

16 февраля исполняется 190 лет Николаю Семеновичу Лескову, замечательному писателю, которого знают решительно все -  хотя бы потому, что его произведения входят в школьную программу.

Но это неполное знакомство. «Левшу» и «Леди Макбет Мценского уезда» отличники, быть может, и прочтут, а «Очарованного странника» и уж тем более «Соборян» едва ли.

Теперь мало читают: что сегодняшней молодежи писатель XIX века? До романов Лескова, из-за которых его стирала в порошок прогрессивная критика, ей дела нет.

Николай Семенович немало поспособствовал собственному остракизму: человеком он был неполиткорректным, неуживчивым, не умеющим применяться к духу времени.

Неудобным во всех отношениях -  и для либералов, и для охранителей, и для своих близких, которых он изрядно помучил.

Вчуже кажется, что главный герой «Очарованного странника» -  отражение самого Лескова: Иван Северьянович Флягин проходит Русь из конца в конец, неся свой крест, изменяя судьбу, меняя социальные роли.

И так же, как очарованный странник, Николай Семенович шел за своими большими и малыми идеалами, за тем, что казалось правдой. В молодости он писал о московских пожарах, взбесив и либералов, и императора, потом, не в меру резко, о нигилистах -  так он отрезал себя от литературного мейнстрима.

Он не стал своим и для правых и лишился дававшей верный кусок хлеба государственной службы. Лесков сочувствовал только-только появившемуся в России вегетарианству и писал о нем, не обращая внимания на то, что над ним смеются.

А казалось бы, где вегетарианство, и где он, не укладывающийся ни в какие рамки, не обращающий внимания на злобу дня, резкий, очень русский, странный человек?

Но здесь видно присущее ему свойство увлекаться какой-то идеей, очаровываться -  в этом отношении Лесков плоть от плоти своей земли.

Не получивший систематического, да и полноценного среднего образования (промаявшись в гимназии пять лет, он вышел из нее со свидетельством об окончании двух классов), тянувший лямку мелкого чиновника, служивший в коммерческой компании и по ее делам объехавший половину России, Лесков, как никто другой, знал простого человека: мещанина, мелкого купца, обывателя.

Знал так хорошо, что, в отличие от своих высокообразованных, сделавших литературную карьеру на любви к народу коллег, нисколько ими не очаровывался. Но и не осуждал -  он понимал своих героев, а понять -  значит простить.

Его герои -  удивительное собрание святых и грешников, но и последних он, кажется, не осуждает, отлично помня слова: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Героиня «Леди Макбет Мценского уезда» стала убийцей, героиня «Воительницы» промышляет сводничеством.

Ко многим его персонажам и сюжетам можно отнести цитату из его же «Грабежа»: «Ах, господа, как надойдет воровской час, то и честные люди грабят!»

Эти люди грешат в святой простоте, не ведая, что творят, и получают за это воздаяние, а другие его герои, такие как Несмертельный Голован из одноименного рассказа, в той же простоте безгрешны и святы.

И за этим, конечно же, стоит подлинная любовь -  не слепая, трезвая, и поэтому настоящая.

Лесков и сам был таким, как его герои, -  об этом мы можем судить по книге, написанной сыном писателя. Андрей Николаевич Лесков остался с отцом после того, как жившие в гражданском браке родители расстались.

«Жизнь Николая Лескова» он создавал долго, на склоне лет; после того, как в 1941-м рукопись сгорела в разбомбленном издательстве, написал ее повторно.

Обида, казалось бы, давно должна была пройти, но она по-прежнему жила: его отец был начисто лишен сочувствия и не желал замечать, как плохо порой бывало сыну.

-  …Отец вдруг резко вскинул голову и, пронзив меня гневным взглядом, жестко бросил:

- Это что? Невнимание, бездельничать в классе! За этим тебя отдавали в гимназию? Дуняша! Дуняша! Сбегайте к дворникам и принесите из метлы пучок прутьев. Только скорее…

Я был грубо наказан. Обида залила душу.

…Мне пришлось очень рано осознать, что многие мои вины приходят откуда-то извне: в письмах, газетах, со служебных комитетских заседаний, от досадных встреч на улицах, от домашних настроений.

Взрывы привезенного откуда-то гнева, за отсутствием равноправных членов семьи, особенно женщины, которая могла бы их смягчать и умерять, бывали страшны.

Кончилось это отречением от отлично сдавшего экзамены в военной гимназии сына, изгнанием его из дома, ссылкой в Киев, к родственникам, и последующим формальным отречением, подтвержденным в письме:

- …Лично я от него ничего хорошего не ожидаю и, наоборот, считаю его способным на все дурное, к чему может прийти человек без характера… Дальнейшее потворство поведет его к косности в поганых привычках и повадках его характера…

Более я ничего не хочу знать о нем и по угнетающему меня невыносимому расстройству душевному -  даже не могу сносить ни его вида, ни известий о нем, кроме самых неизбежных.

Он не пожалеет сына даже тогда, когда тот, заболев тифом, будет находиться между жизнью и смертью:

- …Я не имею сентиментальных чувств, именуемых родственностию, и считаю их вздором. Родство душ -  дело всемощное и великое, а телесное родство -  это случайность, умно осмеянная великими умами, и между прочим Грибоедовым в Фамусове…

Это абсолютно лесковский сюжет и завершился он по-лесковски:

- …Меньше чем за четыре месяца до кончины, 1 ноября 1894 года, отец, в оправдание себя на какой-то мой упрек, преподал мне, двадцативосьмилетнему, давно независимо жившему и имевшему уже собственного сына, новое наставление, заканчивавшееся заверением:

“Обиды же я тебе никогда никакой не делал: я тебя учил добру, кормил, одевал и помогал выбирать лучшую дорогу…”

Впрочем, это был не окончательный финал.

Судьба и Андрей Николаевич Лесков допишут эту историю в духе произведений Лескова-старшего. При империи Андрей Николаевич сделает неплохую военную карьеру и выйдет в отставку полковником пограничной службы.

Он вернется в армию в Первую мировую, после октября 1917-го пойдет служить большевикам и добьется куда большего -  станет исполняющим должность начальника штаба Петроградского пограничного округа.

В 1929-м он вышел в отставку по инвалидности. В 1943-м, с введением новых званий, стал числиться генерал-лейтенантом НКВД в отставке. Он умер в 1953-м, «Жизнь Николая Лескова» была напечатана в 1954-м, а писал ее Андрей Николаевич с 1929-го -  24 года.

Он пытался понять и объяснить своего отца -  боль от старых обид не отпускала, и это сделало его книгу сильной, захватывающей, живой.

В биографическом очерке «День крутого человека» Юрий Нагибин писал, что «Лесков дал русской армии отличного штабного офицера, выросшего в крупного военного специалиста, но лишил русскую литературу первоклассного писателя.

Единственная посмертно изданная книга Андрея Николаевича Лескова -  об отце -  убеждает, что врожденным даром затейливого, сладко-горького русского сказа был он под стать самому «мудрому мастеру хитростного искусства слова».

Но может ли свободный человек пройти мимо своей сути и судьбы, не стать тем, кем он должен бы стать по очевидным дарованиям? Думается, нет.

Скорее всего, Андрей Николаевич не дал волю своей подспудной литературности, справедливо сочтя ее за «дар напрасный и случайный».

И снимем с души Лескова грех, тревожно ощущавшийся им самим, когда он на склоне лет настойчиво и жалко пытался вложить перо в твердую офицерскую руку вполне созревшего и сделавшего окончательный выбор сына».

Что ж, зато другое произведение Андрея Николаевича «Инструкция службы охраны государственной границы пограничными войсками ГПУ» имело такой успех, что ей некоторое время руководствовалась вся советская погранохрана.

Если бы эта история вышла из-под пера Николая Лескова, он непременно бы использовал такую необычную деталь.