Статьи

О новом романе Елены Чудиновой

Елену Чудинову я впервые увидела …по телевизору. Шёл 2006 год, и вся Москва обсуждала её книгу - страшное пророчество "Мечеть Парижской Богоматери". Экран полыхал!

Интеллигентного вида миниатюрная женщина сражалась с агрессивными оппонентами, в числе которых был Эдуард Багиров – автор нашумевшего "Гастарбайтера". Устроители шоу свели на ринге две противоположности.

Обычно я переключаю ток-шок-дебаты – неинтересны вопящие сущности, но тут оказалось иное – хрупкая дама шла на таран, отстаивая непопулярную среди истеблишмента и прочей богемы точку зрения.

Потом в моей жизни были и другие книги Чудиновой. Вот "Декабрь без Рождества", где автор посягнула на очередную «святыню» нашей полу-интеллигенции - на декабристов с их звериной сутью, прикрытой романтическими вуалями.

И, наконец, изысканная «альтернативка» о белогвардейской России "Побѣдители", вызвавшая маниакально-депрессивный психоз у интернетных псевдо-коммунистов и диванных любителей продразвёрстки.

Один из важнейших выводов Елены Чудиновой: революции никого не делают счастливым. Ни одна из революций! Ни английская, ни французская, ни тем паче - русская. Бунт – путь в никуда. Точнее – в ад, причём сразу для всех – и для врагов, и для адептов.

Новая история Елены Чудиновой – "Колдовской ребёнок" (М.: Вече, 2021 - 480 с.), только что вышедшая из печати, продолжает начатую тему. Выбрана необычная глав-героиня. Елена Николаевна Гумилёва - забытая биографами девочка.

Будто бы ничейная. Жила тихо, умерла так же. Дочь легендарного отца и аристократки-матери. Да, но всё как-то за кадром. Все знают её сводного брата - Льва Гумилёва – сына Большого Поэта и Гранд-Поэтессы.

Его - родоначальника головокружительной теории пассионарности, фаната Степи, Орды, евразийства помнят даже те, кто никогда не открывал "Этногенез" и запутался в хитросплетении "Хунну".

Тогда как Леночка Гумилёва – дочь, рождённая от Анны Энгельгардт – осталась в тени. Вы скажете: она ничего не изобрела, не сочинила, не прославилась. Оно так. Жила в граде Петра и умерла в Блокадном Ленинграде.

Петербург-Петроград-Ленинград. Питерская дворяночка, из лишенцев превратилась в мужественную ленинградку.

Судьба Леночки – незавидна (вроде бы!), однако, в романе Чудиновой мы не увидим стенаний, истерик и претензий к миру. Это вам не Киса Воробьянинов с Васисуалием Лоханкиным.

Времена не выбирают – отпрыску «белогвардейского стихоплёта», декадента, эстета мало что светило в «нашей буче – боевой-кипучей», как назвал красную эру футурист-Маяковский. И тем не менее – счастья не занимать.

Оно разлито в прохладном питерском воздухе. О второй вдове Гумилёва, Анне Энгельгардт всегда цедили безо всякого пиетета – мол, «пела по кабакам» в эпоху НЭПа, затем подвизалась в кукольном театре.

Чудинова рассказывает иную – тонко-драматическую историю выживания и преодоления. Автор возвращает нам забытую, вернее – заброшенную драгоценность - из таких судеб складывается коллективная биография.

Повествование делится на две части - предвоенную и блокадную. В первой мы знакомимся с семейством Энгельгардт, вторгаясь в мир ленинградской коммуналки, где живут «господа-бывшие» после грандиозного «уплотнения».

Чудинова иронически описывает люмпенов, подселённых в бывшую детскую и столовую. Сейчас модно трепаться, что большевики правильно делали, уплотняя буржуинов.

По чести говоря, теснили не столько фабрикантов, успевших, роняя тапочки, удрать в Париж, сколько интеллигенцию и высококвалифицированных рабочих, имевших до революции собственные квартирки, пусть и небольшие.

Я бы предложила нынешним адептам уплотнений пустить к себе …да хотя бы свою же тёщу. Не нравится? А почему? Это же такой превеликий акт коллективизма, о котором любят вздыхать сытые владельцы приватизированных московских «трёшек».

Может показаться, что Чудинова вслед за профессором Преображенским, не любит пролетариат, ибо часто употребляет слова «пролетарский», «пролетарка» и так далее - в уничижительной форме, но это не так – здесь нет упоминания о рабочем классе.

Пролетарий пишется в исконном, латинском значении - proletarius -  буквально «производящий потомство», а не создающий блага. Привычная терминология тут не поможет.

Кроме того, наиболее мерзкие фигуранты – либо деклассированные ошмётки, либо - дворяне, вроде мистика-чекиста Глеба Бокия, чей предок – шляхтич упомянут аж в переписке Ивана Грозного с Курбским.

Мелькает и зловещая фигура Теодора Эйхманса – звероподобного прибалта, первого коменданта Соловецкого концлагеря - тут своеобразная полемика с прилепинской "Обителью".

Основной и – неоспоримый талант Елены Чудиновой – в конструировании реальности. Её миры – будь то фантазийные или исторические – удивляюще осязаемы. Идёт погружение.

Читатель ощущает кожей всё, что происходит на страницах её книг. Тепло весеннего дня в Летнем саду, шелест ветра, затхлость коммунальных углов, запах библиотеки, блокадный морок – всё это раскрывается безо всякого нажима.

У Чудиновой нет смачных описаний и пахучих словес, коими грешат многие современные авторы (такие, как Людмила Улицкая или, например, Марина Степнова). Тут всё точно, даже лапидарно, без нагромождённых излишеств - зато всё ясно.

Дочь Гумилёва рисуется не в качестве жертвы – она проживает невероятно светлую, наполненную волшебным сиянием жизнь – и это среди лишений и дисгармонии: «Лена тайн не любит. Лена сама – тайна. Лена знает дорогу и влечёт за собой».

Её антипод – Клара, дочь комиссарши Эсфири Моисеевны. Расхожий тип задорной и озлобленной активистки, вечно доносящей – не из корысти и не из политической надобности – а по велению души.

Впрочем, и Клара соткана из противоречий – автор не лишает исковерканное чудовище любовной муки. Не животной похоти в духе мадам Коллонтай, о которой также упомянуто, но именно любви.

Чудинова не опускается до брани в отношении тех, кто враждебен её мирам – в описаниях наркомов, надзирателей, краснокосыночных девушек отсутствует истерика.

Напротив, Наталья Розенель – актриса немого синема и юная супруга Луначарского – красавица и любезница, вертлявая богиня на каблучках; Ягода – поигрывает в шахматы; Бокий – изящно тушит окурок о китайскую лаковую коробочку – порча красивых вещей доставляет ему эстетическое удовольствие.

Блокадные картины – тяжёлое чтение, а уж каково это писать! Хроника умирания. Летопись расчеловечивания, когда очередной труп на улице, посреди имперского шика и дорических колонн, становится обыденностью.

Известно, что героиня романа тоже умрёт. У автора нет права на спасение – мы силой пера не можем спасать Марию-Антуанетту от гильотины, Николая II – от пули, а дочь Гумилёва – от голодной смерти.

Но автор осталась верна себе – она подарила Леночке сон в «жемчужную ночь» - а белые ночи и впрямь жемчужные.

Предсмертная грёза девушки – это поездка в звенящем трамвае, туда, в мирную жизнь, где нет голода, бомбёжек, мрака, и кажется, что Леночка вынырнула в той параллельной реальности, что была срежиссирована Чудиновой ещё в "Побѣдителях"…