Владислав Лантратов: "Выхожу на сцену самоуверенным мужиком"
Премьер Большого театра Владислав Лантратов станцевал главные партии во всех классических балетах, спектаклях советского наследия и только за последние два года пополнил репертуар небывалым количеством новых ролей.
Среди них - Арман в «Даме с камелиями» и Жан де Бриен в «Раймонде», Ферхад в «Легенде о любви» и Зигфрид в «Лебедином озере». В недавней премьере Большого театра - «Дон Кихоте» - танцовщику отдали первый спектакль. Наш корреспондент встретилась с 27-летним лидером молодого балетного поколения.
- Вы были обречены на профессию, появившись на свет в семье, где танцевали все.
Да, выбора не представилось. Детство прошло за кулисами. Родители работали в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, мама, завершив танцевальную карьеру, стала педагогом-репетитором в «Ленкоме», в Большом театре служил брат. Правда, я ничего не понимал в профессии, меня отвели в училище, где прошли восемь лет учебы.
- Мальчишке-непоседе не хотелось все бросить и не убиваться у станка?
Повезло с педагогом. Мы оказались последними учениками Нинели Михайловны Поповой. Она успела поработать с нами всего год, но много в нас вложила.
У меня есть видеозаписи с малой временной разницей. На первой - капризный подготовишка-озорник, на второй - в конце первого класса - другой ребенок, с пониманием того, что такое работа. Подобной разницы я никогда и нигде не видел.
- Родители опекали, репетировали с Вами?
Дома танцевать не заставляли. Конечно, следили за успехами, волновались, приходили на концерты и спектакли. Сейчас понимаю, как важны оказались домашние беседы о театре, они формировали отношение к профессии. Чрезмерным контролем мне не досаждали.
Напротив, отпустили в свободное плавание, доверили принимать решения, выстраивать свой путь. В десять лет я уже чувствовал себя самостоятельным. Понимал, что должен выживать в училище, где проводил по девять часов в день, и доказывать, на что способен, не только педагогам, но и одноклассникам.
Мои нынешние успехи - результат той свободы. Особая заслуга мамы в том, что она сплотила нас с братом. Мы очень близки и во всем поддерживаем друг друга.
Брат приходит на мои спектакли, я по возможности не пропускаю экзаменов и показов студентов, с которыми он занимается пластикой и танцем (Антон Лещинский - педагог ГИТИСа и Театрального училища имени Щепкина. - ред.). Так и должно быть в настоящей семье.
- Вы всегда с особым уважением говорите о Большом театре. Выпускной концерт училища в 2005-м стал одним из последних афишных вечеров перед закрытием исторического здания на долгую реконструкцию. Вы тогда оканчивали предвыпускной класс и танцевали главную партию в «Классической симфонии» Прокофьева Леонида Лавровского. Запомнилась атмосфера?
Грустно было расставаться с исторической сценой. Для меня она - святое, особенное место. Первый выход на ее подмостки состоялся во втором классе в Вальсе из «Тщетной предосторожности». Вышел и увидел люстру, зал, огромное пространство, которое затягивает на всю жизнь. Никогда не забуду запах старых кулис и старого деревянного пола.
- Запах котов, что хозяйничали под сценой, тоже был «фишкой» Большого театра?
Котов вспоминаем. Однажды на концерте, во время «Шопенианы», кошка гордо пробежала через всю сцену. Много таких историй.
- Концерт вашего выпуска состоялся уже на Новой сцене. В театр Вас взяли в штат кордебалета.
В Большом все проходят через кордебалет, и это абсолютно грамотная традиция. Ведь в театре артист стартует в новую жизнь. За четыре года станцевал абсолютно весь массовый репертуар, а также сольные партии и получил ценный опыт.
- Верили, что вырветесь из кордебалета?
Со второго сезона у меня появились ведущие партии. Мне же просто хотелось танцевать, не важно, в каких ролях. Главное - сцена, она моя цель. Верил ли? В меня мама (Инна Лещинская. - ред.) верила. Она ушла из жизни, когда я оканчивал училище, но наверняка видела мой выпускной и сейчас, знаю, наблюдает за мной. Мама будто ведет меня и в театре, и по жизни.
- Когда поняли, что артист - подневольная профессия?
Сразу. Все нужно доказывать делом.
- Для балетного артиста чрезвычайно важен педагог.
Сейчас мой основной педагог - Валерий Степанович Лагунов. Он из тех людей, кто не бросит, даже если что-то не сложится. Мы много работаем над образами героев и их стилем, он также усиленно занимается со мной классическим танцем, стараясь дать дополнительную нагрузку.
Он делает для меня намного больше, чем педагог. Репетиции Михаила Леонидовича Лавровского в мои первые театральные годы, конечно, оставили след. Лавровский - харизматик, он вытаскивал из меня, еще неоперившегося мальчишки, мужское начало.
Помню, как много мы репетировали «Дон Кихота» - мои наставники помогли придать характер герою, открыли много нюансов в испанских танцах, особенностях рук, переходах движений между трюками.
Есть еще один важный человек в моей профессиональной жизни - Александр Ветров, с ним я работал над балетами Юрия Николаевича Григоровича «Иван Грозный», «Спартак» и «Легенда о любви». С этими спектаклями связан один из моих творческих подъемов.
- У Вас облик идеального романтического танцовщика. Если бы не Ваш Петруччо в «Укрощении строптивой», то можно было бы сказать, что во всех ролях прорывается благородный принц. Откуда же взялся бешеный темперамент?
Не могу сказать, что это результат продуманности каждого жеста, движения или мимики. Просто выключил в себе какую-то сдерживающую кнопку. Все спрятанное вылилось наружу. Жан-Кристоф Майо замечательно вел артистов - помогал уйти от привычных образов.
Спектакль получился радостным, настраивающим на позитив, идет на одном дыхании. Да и зрители говорят, что выходят из театра в хорошем настроении - легкими, веселыми, одухотворенными.
- К такому цунами себя как-то готовите?
Часа за два до спектакля начинаю вести себя спокойно, вальяжно, подключаю пофигизм. Чтобы выйти на сцену самоуверенным мужиком, который хочет эту женщину, и до остального ему дела нет.
- Существенна ли для Вас разница между освоением роли в готовом спектакле старинной классики, советского наследия и работой с хореографом над созданием нового произведения?
Работать с хореографом - счастье особое. В зале рождается нечто живое, еще неизвестное. Даже если хореограф приходит на репетицию с конкретной задачей, то в ее решении он отталкивается от артиста, на которого ставит.
- Только закончился блок премьерных показов балета «Дон Кихот». Вы станцевали Базиля дважды, в том числе в первом спектакле. Помните ли, как танцевал отец? Для Валерия Лантратова «Дон Кихот» был коронным спектаклем.
Базиля исполнял и раньше, в прежней редакции. Папу в «Дон Кихоте» помню хорошо, да и дома есть записи. Я, кстати, даже участвовал в тех спектаклях - бегал среди детей на площади Барселоны.
- Показалось, что Ваш Базиль отдал пальму первенства Китри - Марии Александровой.
Танцовщик всегда партнер в дуэте. Это единственно верное поведение настоящего мужчины. Он должен представлять свою балерину, показывать, подчеркивать ее достоинства. Свои трюки лучше демонстрировать в вариациях - в «Дон Кихоте» таких возможностей полно.
- Вы с Марией пара не только на сцене. В жизни тоже ей уступаете?
Почему тоже? Я вообще нигде и никому не уступаю. В жизни мы две сильные личности, со своими взглядами, мнениями, характерами. Мы встретили друг друга и поняли, что нам не просто хорошо, но хочется вместе познавать этот мир. Не могу выделить лидера в нашем союзе.
- Как сложился ваш дуэт?
Маша выбрала меня, когда я был еще зеленым и начинающим. Впервые вместе мы танцевали в «Светлом ручье», но тогда нас назначило руководство. Потом Маша позвала меня в «Пламя Парижа» и предложила подготовить «Дон Кихота». Так и сложилось.
- Мария говорит, что вы подходите друг другу, как чашечка с блюдечком.
Не спорю. Каждый спектакль получается живым и новым, на каждом - получаю удовольствие. Мария всегда находит в своих героинях нюансы поведения. В нашем дуэте я чувствую гармонию и какое-то здоровое соперничество, никто из нас не старается перещеголять партнера прыжками и вращениями.
Стараемся танцевать с московским достоинством. Эту традицию Большого театра не хочется терять.
- В чем еще московские традиции?
На сцене представляли историю героев, причем женщина была дамой, мужчина - кавалером, а не неким бесполым существом.
- Мир заговорил о Вас после того, как Вы с Марией открывали гастроли Большого в Парижской опере?
Мне было всего 22 года, и это событие стало особенно важным. Представлять Большой театр - очень ответственно.
- Сейчас Вы станцевали весь главный балетный репертуар, в последних сезонах заняты во всех премьерах. Участие в проекте канала «Культура» «Большой балет» - 2012 сыграло на популярность?
Поверьте, никогда не гнался за популярностью, поклонниками, фотографиями в газетах и журналах. «Большой балет» помог приобрести опыт работы с камерами. На сцене мы увеличиваем посыл движений, усиливаем эмоции.
А на объектив камеры нужно подчас играть на полутонах и в мимике, и в движениях - достоверно, как в кино. На проекте я почувствовал эту грань. Что-то потом пригодилось в камерных психологических балетах. Например, в «Даме с камелиями».
- А на недавней трансляции «Укрощения строптивой» танцевали для публики Большого театра или думали о зрителях далеких стран?
Нам повезло. Спектакль шел блоком, и первое из представлений сняли. Жан-Кристоф Майо показывал нам запись и четко расставлял акценты. Он уже знал, где крупные планы, где - общие. Он единственный хореограф, который приехал готовить трансляцию.
- Вообще, нужны ли трансляции?
Конечно. Они популяризируют балет. Много людей - американцы, европейцы, японцы - обсуждали показы в соцсетях, выкладывали фотографии переполненных залов кинотеатров, благодарили, просили повторить. Очень приятно получать такие отклики.
- Успех в карьере часто меняет поведение: артист уже позволяет себе пропускать класс, появляются высокомерие, безапелляционные заявления. Не боитесь звездной болезни?
Я не конфликтный человек, не умею агрессивно высказываться, что-либо требовать. По-прежнему много работаю. В нашем деле важно не останавливаться на достигнутом и не терять головы. Если поймешь, что многого достиг и заслужил поблажки, дальше дороги нет.
- Класс, репетиции, спектакли оставляют время на досуг и увлечения?
Все, конечно, сосредоточено на театре. Артист балета предан своему делу везде и всегда. Сейчас в Большом очень много ярких событий, им надо соответствовать.
Нужно быстро себя наполнять какими-то новыми эмоциями. Ищем их в драматических спектаклях, в кино, на выставках. Искусство дарит сильные впечатления, настраивает на новый день, на новую работу. Стараюсь успевать.
- Назначение Махарбека Вазиева директором балета сильно взбудоражило артистов?
Труппа в ожидании. Мы знаем, что он человек профессиональный, в работе - сильный и принципиальный. Мне кажется, именно это необходимо сейчас труппе Большого. Верю, с приходом Вазиева будет связан качественный взлет. Так было в Мариинке, где он руководил балетом.
- Какие работы впереди? Если не секрет, зачем Вы ездили в Гаагу?
Следующая премьера - «Вечер современной хореографии», и мы, группа артистов, репетировали там одноактный балет Соль Леон и Пола Лайтфута «Совсем недолго вместе». Скоро хореографы приедут в Большой, и работа продолжится. Пока мы учили порядок движений, для нас непривычный.
- О чем спектакль?
Мне показалось, что это про жизнь Соль Леон. Личная история - видеоряд представляет ее родителей, дочь. Мы понимаем, что для нее все это очень дорого и балет - ее любимое дитя. У меня интересная партия: там и любовь, и смерть. Пол и Соль точно знают, чего хотят от артистов, говорят конкретно и добиваются качества.
Для нас, русских танцовщиков, современная хореография сложна. Чтобы ее освоить, нужны силы и время. После репетиций в Гааге я свое тело почувствовал по-другому, в работу включились мышцы, до которых классика не добиралась. Хотя классика для меня - главное в профессии.
- Но классических премьер в ближайшее время не предвидится...
Театру предстоит любопытная работа с Вячеславом Самодуровым над балетом «Ундина». Необычный, стильный, танцевальный сюжет. Пока не знаю, буду ли в нем занят, но для театра - это новый балет, новая строка в истории.
Беседу вела Елена Федоренко