панорама русской жизни

С момента назначения Эдуарда Боякова на должность художественного руководителя МХАТ им. Горького прошло всего несколько дней, однако прогнозы и предсказания множатся со скоростью спуска снежной лавины. Ожидания диаметрально противоположны, некоторые из них можно смело назвать фантастическими. Мы встретились с новым главой коллектива, чтобы выяснить, что на самом деле сулит труппе и ее поклонникам ближайшее будущее.

- Вы создали «Золотую маску» — проект колоссальных масштабов, но впоследствии большая часть Ваших начинаний носила преимущественно нишевый характер. Что заставило Вас снова вернуться к «большой форме»?

Я отдал «Маске» десять лет и ушел, потому что хотел иного опыта, более герметичного и глубокого. Театр «Практика» был таким же «монастырем», как и МХАТ в последние три десятилетия своей истории. Там была своя этика, свой круг драматургов, режиссеров, художников, исполнителей, перетекавших из спектакля в спектакль.

«Пасхальный фестиваль», который мы создавали с Валерием Гергиевым, тоже был хоть и большим проектом, но нишевым, согласен. Нынешнее мое желание вынырнуть из подвала — не просто очередная смена деятельности, но стремление соответствовать духу времени. Сегодня, как никогда прежде, востребовано интегральное универсальное высказывание, адресованное большому количеству людей.

- По некоторым данным, Минкульту предлагались разные варианты решения судьбы МХАТа. Что склонило чашу весов в Вашу пользу?

Да, были и другие, гораздо более радикальные сценарии. Перечислять их не буду, но не подтвердить их существование не могу. Определяющим стало наше уважение к тому курсу, которым следует театр. Одни считают его спасительным, другие — ретроградным или, как минимум, неактуальным, третьи, и мы в том числе, видят в нем и плюсы, и минусы.

МХАТ находится в состоянии перехода. Я сознательно не называю это кризисом, поскольку в этом понятии нередко преобладает деструктивное начало, а переход, как правило, полон созидательной энергии.

За тридцать лет, которые театр прожил в условиях «монастыря» или, если хотите, осажденной крепости, он накопил уникальный капитал, который сегодня не просто можно, но должно использовать в новом качестве. Еще несколько лет — и было бы поздно. А сейчас самый подходящий момент для перевода его потенциальной энергии в кинетическую.

- Вы уже начали отсматривать репертуар?

Каждый день этим занимаюсь. Мхатовские актеры — носители традиции и ее хозяева. Они в ней абсолютно органичны. Спасибо за это Татьяне Васильевне Дорониной. И сценография тут аутентичная: писаные задники, мощные декорации, искусная бутафория. И это сокровище может быть сверхактуально, если его начнут осмысливать новые режиссеры, драматурги, художники, хореографы.

- Конкретные фамилии назвать готовы?

Думаю, что окончательно с персоналиями мы определимся к концу декабря, а озвучим, вероятно, в начале наступающего года. Я не гарантирую, что у нас все получится так, как задумано.

Но если получится, то может произойти та самая встреча полюсов, которая в свое время в истории МХАТа и — шире — в истории нашей культуры уже случалась. Я имею в виду и Серебряный век, и Русские сезоны Дягилева, и эпоху 60-х годов, когда что-то интересное и важное возникало на стыке жанров и языков искусства.

- Тех, кто не на шутку встревожен приходом во МХАТ Вашей команды, очень смущает тот факт, что Прилепин — не человек театра.

А что значит быть человеком театра? Иметь соответствующее образование? Или трудовую книжку, лежащую в отделе кадров? Начнем с того, что Захар миру театра не чужой — спектакли по его книгам идут с большим успехом.

Но главное — он остро и тонко чувствует эстетические универсалии, и это делает его фигурой исключительной. Он знает и любит современную литературу, чуток к традициям, разбирается в музыке, кино, телевидении, медийных процессах. А театр — как раз такая платформа, где все жанры и художественные языки сходятся.

- Вступая в должность, Вы сказали, что располагаете программой развития МХАТа. Что она собой представляет?

Систему нескольких каркасов. Первый — это тщательная, глубокая и, не побоюсь этого слова, научная работа по реконструкции наследия. Такая же, как была проделана Сергеем Вихаревым, восстановившим в Мариинском театре «Спящую красавицу» по записям Петипа в аутентичных костюмах, декорациях и, главное, пластике.

В репертуаре МХАТа есть «Синяя птица» 1908 года, спектакли, сделанные по режиссерским записям Немировича-Данченко, есть пьесы, чья сценическая жизнь началась именно в этом театре. Причем мы хотим не просто реконструировать спектакли, но объяснять, почему это важно нам сегодняшним для понимания самих себя и своих корней.

Сегодня аутентика — одно из самых актуальных направлений в искусстве, возьмите, к примеру, ту же барочную музыку.

- Если Вы начинаете с обращения к наследию, значит, определение «академический» из названия театра убирать не собираетесь?

Буковка А, которую Татьяна Васильевна сохранила в названии, это счастье. Она должна быть. И работа, которую мы затеваем, вернет ей жизненную энергию.

- Из чего будете строить второй каркас?

Из великой советской литературы. Деполитизированной, очищенной от конъюнктуры и истерических воплей о том, как хорошо или как плохо было при большевиках. Это огромные, невероятные сокровища. Горький и Платонов, Есенин и Маяковский, Белов и Распутин, Володин и Вампилов. Афиша МХАТа должна быть в первую очередь высказыванием в адрес национальной литературы и драматургии.

- Третьим, по логике, должна стать современная драматургия, верно?

Без нее театр не построить. Мы должны работать в том числе и как драматургическая лаборатория. В начале 2000-х она стала потихоньку выходить из подвалов, возникло предчувствие — вот-вот новая русская драма вырастет в такой же феномен, каким стала английская драматургия начала 50-х или конца 90-х.

Но случился фальстарт — все вернулось в подвалы и на чердаки и неплохо себя там чувствует: есть гранты, фестивали, конкурсы. Энергия развития была потеряна, все ушло в кино, которое сейчас набирает обороты. А вот театр, напротив, теряет. И надо срочно исправлять ситуацию.

- Многие Ваши коллеги называют современную драматургию «подростковой» — авторы изливают свою обиду на мир, не встречающий их с распростертыми объятиями.

Подобное отношение — это своего рода сведение счетов с поколением, которое «сотрет нас с лица Земли». Да, оно инфантильно. Но это во многом наша вина: мы, кому сейчас пятьдесят, были так увлечены сменой социально-экономического строя, что упустили своих детей, которым сейчас около тридцати. Чем винить их, может, лучше попробовать пойти им навстречу?

Для этих драматургов нужны новые молодые режиссеры, которые будут говорить с ними на одном языке, и это язык междисциплинарных практик. Создание междисциплинарного центра будет четвертым каркасом. МХАТ должен определять моду не только на драматургию, но и на театральные технологии, музыку, дизайн, литературу.

- Судя по всему, во МХАТ придет совершенно новая публика?

Бороться за публику, заполняющую бары на «Красном Октябре» в пятницу и субботу, не является моей стратегической задачей. Она, я надеюсь, сама придет. Важно сохранить зрителя, который десятилетиями ходил сюда, но дать ему возможность преодолеть трагический поколенческий разрыв, когда у «отцов и детей» — свои телеканалы, радиостанции, газеты и полки в книжных шкафах.

И если прав Вольтер, утверждавший, что нация собирается в партере, то здесь должны присутствовать не только представители разных социальных сред, но и разных возрастов. Театр у нас получится только в том случае, если старшим будет интересно смотреть спектакль про двадцатилетних, и наоборот.

Необходима тонкая, камертонной точности настройка поколений друг на друга. Этот театр не имеет права быть нишевым. Миссия МХАТа — быть национальным театром. К этому и будет стремиться.

Беседу вела Виктория Пешкова