Статьи

Конфликт мечты и реальности на сцене и в жизни

Народным артистом России Александром Коршуновым я восхищалась всегда. Его блистательными комедийными и драматическими работами в Малом театре и в «Сфере», его поразительной искренностью и естеством в киноролях, режиссёрскими постановками.

И знала, что его родители – легендарный артист Виктор Коршунов и основатель театра «Сфера», режиссёр и актриса Екатерина Еланская.

- Александр Викторович, трудно творить в династии знаменитостей?

У нас 4 поколения в театре и кино, и всё складывалось без давления: у меня и детей увлечение перешло в самостоятельное решение.

Но по молодости я страшно боялся, что меня приняли или назначили на роль, потому что я не просто Александр Коршунов, а сын Виктора Коршунова и Екатерины Еланской, внук Ильи Судакова и Клавдии Еланской.

И я долго от этого освобождался. Потом понял: отношение это именно ко мне. А поначалу хочется сказать своё слово, ни на кого не похожее.

И лишь со временем осознаёшь то богатство, что получил от родителей и дедушки с бабушкой: человеческое, профессиональное, понимая, что всё это впитано жизнью. Сейчас меня даже радует, когда говорят: «Смотрели: в каком-то кадре ты вылитый отец!»

- Что вы думаете сейчас о родителях, которых уже нет с вами?

Что их никто и никогда не заменит и не повторит. Они оба были строителями Театра, уникальные, необыкновенные люди, могучие, сильные, бесконечно талантливые. Я их всегда любил, понимал их значение. Их уход был для меня трагичен и невосполним.

Чехов говорил про свой «Вишнёвый сад», что эта пьеса для тех, кто знает, что такое потери. У мамы я играл с начала существования театра «Сфера», который она создала, затем ставил в нём спектакли, но никогда не думал, что буду им руководить.

Во время её болезни возникла эта необходимость вместе с желанием труппы, а позднее я принял предложение и продолжил дорогое для меня дело. Отец всю свою жизнь отдал Малому театру, который безумно любил. Начинал в нём как актёр, потом стал ещё и директором.

Когда он тяжело заболел, это был шок для семьи, для Малого театра, для его учеников. И, конечно, для меня. Я понял, что слишком хорошо жил до этого времени, слишком грузил отца, мало о нём думал. А он такой воз тащил – в театре, в институте, в семье, в училище.

Мы жили как за каменной стеной за его заботами, подпёртые его плечом, вниманием, любовью. Он был человеком колоссального терпения и силы воли.

После тяжёлого инсульта смог восстановиться, выйти на сцену, продолжил в училище руководить курсом, встречался с ребятами, которые всегда к нему трепетно относились.

- Бернард Шоу сказал: «Любите мужчин. Им очень нужна ваша любовь. Даже если они в этом никогда не признаются. За каждым великим мужчиной всегда есть женщина, которая в него верила и любила по-настоящему». Вы с этим согласны?

Абсолютно. Женщине, с которой мы вместе 43-й год, я обязан всем: нашими замечательными детьми и внуками. И, конечно, творческим альянсом. Оля замечательный художник, практически все мои постановки я делаю с ней.

Она оформляла мои спектакли в Малом театре, когда я начинал ставить, в «Сфере», дипломные спектакли в училище. Я её безумно люблю и безумно ей благодарен! Она необыкновенно чистая, честная, любящая, искренняя.

И живёт так, как ей велит сердце. Я хотел бы больше времени уделять внукам и детям. Не получается. А она всё успевает и меня понимает, поддерживает. Мы с ней родные люди.

- Ваши дети играют у вас в спектаклях?

Клавдию, когда она училась, я ввёл по необходимости в «Пучину» в Малом театре. Но она уже давно в «Современнике». Степан играл Лопахина в «Вишнёвом саде» в «Сфере», а сейчас как режиссёр снимает фильмы. Мы с ним остались в Малом театре на разовом договоре.

- Сейчас на сцене и в кино много насилия и пошлости. Как вы умудряетесь оберегать от этого свой театр?

Люди во все времена нуждаются в тепле и душевности. И только театр обладает возможностью живого контакта со зрителем – здесь и сейчас. Подлинное общение – это разговор душ, который возникает на основе настоящего литературного материала.

Мама говорила, что «Сфера» – театр литературы высшей пробы и сокровенного общения. Мы не размениваемся на поверхностные вещи: всё мешающее общению убрано, а что помогает – привнесено.

Я хочу, чтобы у зрителей было ощущение театра-дома, где можно отдохнуть душой, подлечиться, получить заряд добра, опору в жизни. Чтобы всё было про людей и для людей. Искусство должно нести свет! В этом были убеждены и мама, и отец.

А бабушка Клавдия Николаевна и по жизни была лучом света. От неё шло внутреннее сияние и глубокая радость. И в маме это было, и в отце. Когда мама бралась за материал, для неё всегда был важен душевный взлёт, миг потрясения и очищения.

- На какие темы вы выбираете пьесы?

У меня, как у любого режиссёра, есть свой круг пьес. А выбираю то, что отзывается в моей душе и по­падает в потребности времени и людей.

Мне мама сказала про какую-то пьесу: «Это конфликт мечты и реальности!» И действительно, все глубокие пьесы об этом. Речь в них о разных ситуациях, обстоятельствах, времени, но в центре всегда конфликт высокой истины, человеческой сущности, мечты и суровой реальности.

Как сохранить в себе лучшее, выстоять в борьбе, не предать в себе мечту, божественное начало? Вот что меня волнует и заботит при выборе материала.

- Последняя премьера в театре – «Затейник» по мало известной пьесе Виктора Розова. Что вас в ней привлекло?

Я влюбился в неё ещё в 80-х, учась в Школе-студии МХАТ. Она ставится редко и не во всех его книжках печатается. Сам же Розов на вопрос, что ему больше всего удалось, отвечал: «Первый акт «Затейника». Пьеса безумно интересная!

Рад, что она сразу увлекла актёров. Мне кажется, главное в ней – ответственность за юношеские мечты, за любовь, за то лучшее, во что мы верим. А вот почему жизнь наша часто складывается не так, как мечтали, и почему мы предаём любовь?

Думаю, в нас живёт страх в самых разных его формах и видах. Страх репрессий, которые были, и множество других страхов: страх собственного мнения, потерь, одиночества, страх быть самим собой...

- Вы назначаете на роли артистов, исходя из их потенциала или типажа?

Из их индивидуальности, которая должна совпасть с сутью персонажа, с его природой чувств. Но есть и моменты риска, когда надо избавить актёра от штампов, вытащить его тайные вещи, сделать неожиданным.

Главное – создать атмосферу, где он раскроется. Актёр – профессия исповедальная. Ты говоришь со сцены то, чего никогда и никому в жизни, возможно, не скажешь. И это сразу по­падает в зрителя, который мгновенно чувствует правду и то сокровенное, что скажет здесь и сейчас именно эта актриса или этот актёр.

Нужна открытая, тёплая атмосфера доверия, которой никакими приказами не добьёшься. Хотя воля тоже нужна. Бывают моменты, когда надо крикнуть, заставить, раскрутить человека, чтобы он преодолел свой страх и куда-то прорвался. Но главное всё-таки любовь.

- У вас есть любимые роли в театре?

Не хочется их так делить. Есть роли значимые, ведущие, а есть уникальные. В жизни ведь может не случиться Треплева, Мольера, Живаго, Лётчика в «Маленьком принце». А значит, и встречи с потрясающими авторами – Чеховым, Булгаковым, Пастернаком, Экзюпери. Эти встречи и становятся поворотной вехой в судьбе.

- А в кино было что-то значимое?

С кино мне повезло. Счастье, что снялся у Владимира Морозова в «Мелюзге» по Куприну! С Николаем Досталем было три картины: «Завещание Ленина», «Петя по дороге в Царствие Небесное» и «Раскол».

В «Расколе» я сыграл Ивана Неронова – исторического персонажа, старообрядца, пострадавшего от репрессий за старую веру. С Александром Коттом я замечательно поработал в «Брестской крепости» и в «Третьей мировой».

- Вы бываете в других театрах? Открытия случаются?

Да. В прошлом году на фестивале в Тамбове мы от «Сферы» показали «Кабалу святош». Я был в жюри и увидел спектакль «Аве Мария Ивановна» московского Нового Арт Театра, где историю любви бабушки автора Дмитрия Калинина сыграли три актёра.

Меня очень тронул этот живой, искренний, с особенным юмором, душевный спектакль. Я зашёл к артистам, обнял их, а они рассказали, что театр создал Дмитрий Калинин, много лет руководил им и детской студией, а недавно ушёл из жизни, в 52 года.

Меня не покидает трепетное отношение и к театру, и к этой личности!

- Есть что-то в жизни, что вас мучает больше всего?

Когда мы с мамой работали над «Маленьким принцем», она рассказала эпизод из «Планеты людей» Экзюпери. Я его запомнил на всю жизнь. В купе поезда напротив автора сидят муж, жена и ребёнок. Два измождённых человека, по которым жизнь проехала колесом, а на коленях прелестное дитя, просто ангел, маленький Моцарт.

Автора пронзает мысль: «Неужели и этого ребёнка ждёт участь родителей? Неужели и он попадёт, как и все, под чудовищный пресс жизни?» И Экзюпери говорит: «Того, что меня мучит, не излечить бесплатным супом для бедняков... Но в каждом из этих людей, быть может, убит Моцарт».

Беседу вела Наталья Савватеева

Видео на канале YouTube "Статьи на ЗдравствуйРоссия.Рф"

Раздел "Культура", подраздел "Театр"