Статьи

«Он в старой раме, с блеклыми тонами,
В губах усмешка, взгляд лукав и строг,
И кажется, везде следит за нами,
Чуть в комнату вступаешь на порог».

Валерий Брюсов «Портрет женщины».

Портрет жены художника - едва ли не самый распространённый мотив общемирового искусства. Это, в конце-то концов, удобно: муза, она же - хозяйка. С утра позирует, потом - идёт варить рассольник. Впрочем, это слишком грубо и упрощённо. В советской мелодраме, которая так и называлась - «Портрет жены художника» (1981) сыгран устойчивый типаж - героиня Валентины Теличкиной буквально растворяется в муже, а у него, как назло, творческий кризис.

Депрессия и отрицание. Зависть к молодым и хватким. Что же она? Становится его надёжным «тылом». При том, что сама - яркая личность, но - исполнена ангельского приятия. Он - её вселенная. Она - его отражение. Доводилось читать мнение одного старенького французского культуролога - он сравнивал изображения любовниц и жён.

Был многословен, будто бы хвастаясь сомнительным знанием альковных тайн, однако, вывод он сделал феноменальный - пассий рисуют приукрашенными, а вот законная половина - чаще всего такая, как есть. Исключения - редки. Любовница всегда «зашифрована» - не всем интересны похождения Рафаэля и Форнарины или, допустим, Брюллова с графиней Самойловой.

Увековечены раскрасавицы, но копаться в чужом белье - увольте. Жёны - явлены. Мастер гордо подписывает: «Прошу знакомиться, моя хранительница, мать детей и вообще - Богом данная». Эти полотна, как правило, - тёплые. Домашние. Родные. Хотя, можно ли говорить о тихой семейной идиллии, когда речь заходит о Наталье Нордман-Северовой или Вере Боссе?

В Музее Русского Импрессионизма открыта уникальная экспозиция с лаконичной и - будничной вывеской «Жёны». Устроители сообщают, что представлено: «...более 40 портретов возлюбленных великих русских художников.

Среди них - Илья Репин, Михаил Врубель, Валентин Серов, Борис Кустодиев, Петр Кончаловский, Борис Григорьев, Кузьма Петров-Водкин, Александр Дейнека, Константин Юон, Сергей Судейкин, Юрий Пименов и многие другие».

Список - впечатляет. Не просто женщины-супруги в домашних или - нарядных платьях, но - смена стилей, направлений, вкусов. Движение от передвижничества - к импрессионистам, авангарду, метаниям, чтобы затем успокоиться догмой соцреализма...

Жена Ильи Репина слыла экстравагантной особой - скорее дурнушка, чем Афродита, болтлива, криклива. Наталья Нордман-Северова никогда не стремилась понравиться окружающим и наверное поэтому в неё влюбился гениальный мастер. Кто же она? Посредственная и - бойкая писательница, да к тому же - неутомимый борец за права женщин, детей, животных.

Она отказалась от мяса и, как злословили недоброжелатели: «Кормит Репина сеном». Деспотична и жестка, что в сочетании с буйной оригинальностью - та ещё взвесь. Удовольствие ниже среднего. Только любят не за «что-то», а - вопреки.

Одевалась Нордман без маломальского вкуса - на выставочном портрете (1909) мы наблюдем грузную и при этом - чрезвычайно живую даму в алом берете и накидке интенсивно-зелёного цвета. Вызывающий облик дополнен платьем из «весёленькой» ткани. Главное тут - сияние глаз - умных и проницательных. Ради таких-то очей Репин был готов на всё - даже кушать пресловутое сено.

Иного склада Ольга Трубникова - жена Валентина Серова. Держалась поодаль, скромно, воспитывала шестерых детей. Ёе подруга Мария Львова-Симонович констатировала: «Миниатюрная, с мелкими чертами лица, большими серыми глазами около маленького остренького носика была похожа на голландку, что муж ей неоднократно и говорил.

Не имея никаких запросов к своей собственной жизни, она служила Серову, как отклик всех его художественных желаний и обставила его жизнь во вкусе, который ему подходил». Тут - и уважение к правильно усвоенной женской доле, и - подспудное раздражение. Как же так? Трубникова и сама имела многочисленные способности. А стала тенью. Пусть и любимой, но - тенью. На портрете она - худенькая, изможденная и задумчивая.

В обычном, безо всяких украшений, платье - не при параде. Друзья и заказчики Серова обожали Трубникову - она казалась «лучом света». Неслучайно педагог-живописец Павел Чистяков (любимый учитель Серова) оценил выбор своего ученика: «Ну, с такого лица только ангелов писать».

Не всем так везло, как Серову. Точнее - не всем нравились добрые ангелы - кому-то подавай фурию и гурию. Вера Боссе - настоящая фамм-фаталь Серебряного века - выразительная фигура, манящие губы. Нимфа шведско-французского происхождения - из весьма обеспеченного семейства, она, кстати - чем только не занималась в своей жизни. Балет и синематограф, искусствознание и философия. Коснуться до всего слегка.

Ни в чём не имея особенного таланта, она хотела взять количеством - всем-то сходу загоралась, везде-то жаждала приобщиться. Пару раз бывала замужем. Но! В 1915 году судьба свела её с эксцентричным художником Сергеем Судейкиным. Дива тут же смекнула: быть прекрасной музой этакого мастера - гораздо круче, нежели сниматься в кино. Их союз оказался типичен для эпохи. Богема и самореклама.

На выставке предъявлена скандальная вещица «Моя жизнь» (1916), где помимо Веры Боссе изображена и первая супруга - танцовщица Ольга Глебова. Любовный многоугольник средь комедиантов - таков сюжет полотна. Между прочим, Вера Боссе не остановится на Судейкине - потом, уже в эмиграции, она станет госпожой Стравинской, переживёт многих и скончается в 1982 году в городе Нью-Йорке.

Работа Игоря Грабаря «Васильки» - тоже ребус, ибо и здесь - две жены, правда, в 1914 году ничто не предвещало грядущих перемен. И - трагедий. Героини полотна - сёстры Валентина и Мария - племянницы живописца Николая Мещерина, с которым Грабаря связывала давняя дружба. Огненно-рыжая, непредсказуемая Валя стала женой художника, и они прожили бы славно до конца дней... Прожили бы.

Кроме того, «мирискусник», эстет Грабарь удивительным образом вписался в советскую действительность, продолжив карьеру - уже в качестве мэтра соцреализма. Но! У супруги обнаружилось тяжёлое расстройство - лечение в клинике для партийной элиты не помогло и как-то раз Валентина Грабарь ...исчезла из дома. Её попросту не смогли найти.

Тогда художник взял в жёны младшую - темноволосую рассудительную Марию, которая, хоть и приняла все заботы о доме, так и не смогла заменить Валечку. На двойном портрете с васильками все ещё живы да счастливы - никаких войн, революций и болезней. Мир - осмыслен и даже немного скучен. А лето стояло сухое, солнечное, благоуханное.

Любимая жена Бориса Кустодиева - Юлия Прошинская - ничем не напоминает привычный нам «кустодиевский» тип красоты. Где буйство плоти, льняные косы до пояса и яблочный румянец? Напротив, мы видим стройную - до худобы - женщину с изящными кистями. Юлия часто позировала мужу - одна или с детьми, однако же, устроители экспозиции выбрали портрет 1908 года. Уютно и по-домашнему. Буржуазная респектабельность обстановки.

Супруга - в изысканном, по моде сшитом чёрном платье, которое делает её совсем тонкой. Свет направлен не столько на жену, сколько на дочь Ирину - жизнерадостного, толстощёкого «купидончика». Мало кто знает, что самые роскошные, весёлые картины из купеческой жизни Кустодиев писал, будучи глубоко и страшно больным человеком, а Прошинская была не только возлюбленной музой, но и сиделкой.

Он умер в 1927 году, продолжая много и плодотворно работать уже при Советской Власти. Глядя на его картины, сложно вообразить, что автор испытывал невыносимые страдания. Супруга пережила Кустодиева и скончалась только в 1942 году - в блокадном Ленинграде.

Кузьма Петров-Водкин познакомился со своей Марой в Париже, куда приехал «за вдохновением». И - нашёл. Притом - совершенно случайно и как-то прозаически. Мария-Жозефина Йованович - француженка с сербскими корнями - была дочерью хозяев пансиона, где русские путешественники часто снимали комнаты. Знакомство переросло в симпатию. Мари согласилась ему позировать, а художник, недолго думая, сделал ей предложение во время третьего сеанса.

Счастливый брак с мадемуазель Йованович стал поворотным пунктом - художник обрёл свой непередаваемый стиль. «Я рад, что у меня есть моя Мара, которая с полной доверчивостью входит в мою тяжелую жизнь. Ты занимаешь первое место в моих мыслях и желаниях», - писал он жене.

На представленном портрете (1906) - строгая темноволосая дама, выглядящая немного старше своих лет. Нет фатально-испепеляющей красоты, модной в эпоху Серебряного века. Отсутствует и милая покорность, столь ценимая во все века. Это - воля и разум. Ухоженность без франтовства и «липкой» сексапильности.

Новая эра - другие лица. Женщина с тревожными глазами - советская писательница Вера Кетлинская. Дочь офицера-шляхтича, но - пламенная комсомолка, впоследствии - партийный деятель блокадного Ленинграда, а в 1948 году - лауреат Сталинской премии за роман «В осаде». Биография Кетлинской полна горения и высоких целей. Её супруг - художник Евгений Кибрик также принадлежал к советской элите - академик, лауреат. Всё это - будет. 

Картина 1920-х годов - молодая, но - измотанная общественной деятельностью, женщина-боец. «Я планов наших люблю громадье!» - писал Маяковский, а на портрете Веры Кетлинской - буквальным образом написано всё это великое «громадье». Крупными буквами.

На контрасте - фигура Марии Клещар-Самохваловой (1957) - жены знаменитого неоклассика Александра Самохвалова. Свежая, стройная и - уверенная в себе дама 1950-х - стильная, ладная, но не фифа. Мария Клещар - тоже художница, пусть и уступавшая своему супругу по части известности, но прошла интереснейший путь, а во время войны работала санинструктором.

«Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу», - пели когда-то советские барды. На выставке «Жёны» мы убеждаемся в этом - выбор пути, лица, единственно-правильного стиля - и многое, благодаря той женщине, которая всегда была рядом.