Слово Даниила Заточника (1199)
Слово Даниила Заточника, которое он написал своему князю, Ярославу Владимировичу
Вострубим, как в златокованные трубы, в разум ума своего
И начнем бить в серебряные органы плетения мудрых словес своих.
Восстань, слава моя, восстань в псалтири и в гуслях!
Встану рано, исповедуюсь тебе;
Да раскрою в притчах раздумья мои
И возвещу народам славу мою.
Ведь сердце разумного укрепляется в теле его красотою и мудростью.
Был язык мой — словно трость книжника-скорописца,
И сладкоречивы уста, как быстрые струи речные.
Поэтому вознамерился я написать о всех оковах сердца моего
И разбил их с ожесточением, как древние — младенцев о камень.
Но боюсь, господине, осуждения твоего,
Ибо я — как та смоковница проклятая:
Не имею плода покаяния.
Ведь сердце мое — как лицо без очей,
И был ум мой — как филин на развалинах.
Радел я <о твоем благе> —
И дерзостью погубил свою жизнь, как хананейские цари;
И покрыла меня нищета, как Красное море фараона.
Сие же написал тебе, спасаясь от лица убожества своего,
Как рабыня Агарь от Сарры, госпожи своей.
Ведал я, господине, твою благосклонность
И прибегаю к дружеской твоей любви.
Ибо говорится в Писании:
Просящему у тебя дай, стучащему открой,
Да не будешь лишен царствия небесного.
Ибо написано:
Возложи на Господа печаль свою,
И он напитает тебя вовеки.
Ведь я, княже мой, господине,
Как чахлая трава, растущая в застении,
На которую ни солнце не светит, ни дождь не попадает;
Так и я всего лишен,
Ибо огражден страхом гнева твоего,
Как оградой прочной.
Но не взирай на меня, господине, как волк на ягненка,
А зри на меня, как мать на младенца.
Взгляни на птиц небесных:
Не пашут они, не сеют, но уповают на милость Божию;
Так и мы, господине, жаждем милости твоей.
Ибо, господине, кому Боголюбово, а мне — горе лютое;
Кому Белое озеро, а мне — черней смолы;
Кому Лаче озеро, а мне, на нем <в ссылке> живущему, плач горький;
И кому Новгород, а по мне — и углы развалились,
Ибо не процвела там моя судьба.
Друзья же мои и близкие мои — и те отвергли меня,
Ибо не предложил им трапезы с многоразличными яствами.
Многие ведь дружат со мной, опуская руку со мною в блюдо,
А в несчастье ведут себя как враги,
Помогая даже сбить меня с ног;
Очами плачут со мной, а в душе смеются надо мною.
Поэтому не верь другу и не надейся на брата.
Правду ведь сказал князь Ростислав:
«Лучше бы мне смерть, чем Курское княжение»;
Так же и для мужей:
Лучше смерть, чем долгая жизнь в нищете.
Как и Соломон сказал:
«Ни богатства, ни бедности, Господи, не дай мне.
Если буду богат — возгоржусь,
Если же буду беден — задумаю воровство и разбой,
Как женщины распутство».
Потому-то я и взываю к тебе, плененный нищетою:
Помилуй меня, потомок великого царя Владимира,
Да не восплачу, рыдая, как Адам о рае;
Пошли тучу на землю убожества моего.
Ибо, господине, богатый муж везде известен,
Он и на чужой стороне друзей имеет,
А убогий и в своей презренным ходит.
Богатый заговорит — все умолкнут
И вознесут речь его до небес,
А убогий заговорит — все на него крикнут.
Чьи одежды светлы, тех и речь честна.
Княже мой, господине!
Избавь меня от нищеты этой,
Как серну от сетей,
Как птенца от силков,
Как утенка от когтей ястреба,
Как овцу от львиной пасти.
Я ведь, княже, как дерево при дороге:
Многие обрубают его и бросают в огонь;
Так вот и я обижаем всеми,
Ибо не огражден страхом наказания твоего.
Как олово гибнет, часто переплавляемое,
Так и человек, претерпевающий много бед.
Ведь никто не может ни солью питаться, ни в печали размышлять.
Всякий человек находчив и мудр, когда судит о чужой беде,
А к своей ума не приложит.
Злато испытывается огнем, а человек бедами.
Пшеница, долго мучимая, становится чистым хлебом,
А человек, будучи в печали, обретает зрелый ум.
Моль, княже, одежду ест, а печаль — человека;
У горюющего человека сохнут кости.
И если кто человека в печали призрит,
То как студеной водой его в жаркий день напоит.
Птица ведь радуется весне, а младенец матери;
Весна украшает цветами землю,
А ты оживляешь всех людей своей милостью,
Сирот и вдовиц, вельможами обижаемых.
Княже мой, господине! Дай же мне лицезреть тебя,
Ибо голос твой сладок и образ твой прекрасен;
Мед источают уста твои, и послание твое — как сад с плодами.
Когда увеселяешься многими яствами —
Вспомни меня, сухой хлеб жующего;
Или когда пьешь вкусные напитки —
Вспомни меня, теплую воду пьющего на ветру;
Когда лежишь на мягкой постели под собольими одеялами —
Вспомни меня, под единой тряпицей лежащего и от холода умирающего,
И каплями дождевыми, словно стрелами, до сердца пронзаемого.
Да не будет, княже мой, господине,
Рука твоя согнута на подаяние неимущим,
Ибо ни чашею моря не расчерпать,
Ни милостыней дома твоего не истощить.
Как невод не удерживает воду, а одних лишь рыб,
Так и ты, княже, не удерживай злата и серебра,
А раздавай людям.
Паволока красива, расшитая множеством шелков,
А князь честен и славен по всем странам множеством слуг.
Некогда ведь похвалялся царь Иезекииль перед послами царя вавилонского,
Показывая им множество злата и серебра, —
Они же сказали ему:
«Наш царь богаче тебя не множеством злата, а множеством воинов,
Ибо воины злато добудут, а воинов златом не добыть».
Как сказал князь Святослав, сын Ольги,
Идя на Царьград с небольшой дружиной:
«Братия! Нам ли от этого града погибнуть
Или граду пленену быть?
Как Бог повелит, так и будет:
Погонит один сто, а от ста побегут тысячи.
Уповающий на Господа как гора Сион:
Не дрогнет вовеки».
Славно со смельчаком коней пасти;
Так и с хорошим князем в бой идти.
Часто из-за беспорядка полки погибают.
Видел я: огромен зверь, а головы нет;
Так же и множество полков без мудрого князя.
Гусли ведь настраиваются перстами,
А тело скрепляется жилами,
А дуб удерживается множеством корней;
Так же и град наш — твоею властью.
Ведь щедрый князь — отец всем слугам своим;
Многие оставляют отца и мать и к нему приходят.
Ибо кто доброму господину служит — дослужится до свободы,
А кто злому господину служит — дослужится до большей неволи.
Ведь щедрый князь — как равнинная река с пологими берегами,
Насыщающая не только людей, но и зверей,
А скупой князь — как река в каменных берегах:
Нельзя ни самому напиться, ни коня напоить.
А боярин щедрый — как источник с пресной водой при дороге:
Насыщает мимо идущих.
А боярин скупой — как источник с соленой водой.
Не имей двора близь царского двора
И не держи села близь княжьего села.
Ибо тиун господский — как огонь, на осине разложенный,
А рядовичи его — как искры.
Если от огня убережешься,
То от искр не сможешь уберечься —
И прожжешь одежду.
Господине мой! Не лиши хлеба нищего мудреца
И не вознеси до небес богатого глупца.
Ибо нищий мудрец — как злато в грязном сосуде,
А богатый — разодетый, но глупый —
Как шелковая наволочка, соломой набитая.
Господине мой! Не смотри на внешность мою,
Но вглядись в сущность мою.
Ибо одеждой я оскудел, но разумом богат;
Юный возраст у меня, но зрелый ум во мне.
Парил бы я мыслию, как орел по воздуху.
Поставь сосуд глиняный под капéль с языка моего,
Да накаплет тебе слова уст моих, — слаще меда они.
Как Давид сказал:
«Сладки слова твои, лучше меда они устам моим».
Ибо Соломон сказал:
«Слова добрые сладостью питают душу,
Сердце же неразумного наполняет печаль».
Мудрого мужа посылая — мало ему объясняй,
А неразумного посылая — и сам не ленись вслед идти.
Ибо очи мудрых устремлены к благим делам,
А очи неразумных — к дому пирующих.
Лучше слышать спор умных, чем наставление глупых. Наставь премудрого — станет еще мудрее. Не сей на бороздах жито, а мудрость — в сердце глупых. Глупых не сеют, не выращивают, и в житницу не собирают, — сами родятся. Как в дырявый сосуд лить, так и безумного учить. Псам и свиньям не нужно злато и серебро, а глупому — дорогие слова. Мертвеца не рассмешить, а глупого не научить. Когда пожрет синица орла, когда камень поплывет по воде, и когда будет свинья на белку лаять, — тогда глупый уму научится.
Быть может, скажешь: «По глупости мне это наговорил». — Но не видел я неба войлочного, ни звезд из лыка, ни глупого, мудрость изрекающего. Быть может, скажешь: «Солгал ты, как пес». — Но хорошего пса князья и бояре любят. Быть может, скажешь: «Солгал, как вор». — Но если бы я умел украсть, то не молил бы тебя с такой скорбью. Ведь девица губит свою красоту распутством, а муж свое мужество — воровством.
Господине мой! Ведь не море топит корабли, а ветры;
Не огонь раскаляет железо, а нагнетающие воздух мехи;
Так же и князь не сам впадает в грех, а советники вводят.
С мудрым советником совещаясь, князь высокий престол займет,
А с плохим советником совещаясь — меньшего лишен будет.
Говорится ведь в народных присловьях:
Не скот меж скота козы,
Не зверь меж зверей еж,
Не рыба меж рыб рак,
Не птица меж птиц летучая мышь,
Не муж среди мужей, над которым жена властвует,
Не жена среди жен, которая от своего мужа блудит,
Не работа среди работ — под началом женок повоз возить.
Дивней дивного, если кто возьмет в жены уродину ради богатства. Видел я жену некрасивую, приникнувшую к зеркалу и мажущуюся румянами, и сказал ей: «Не смотрись в зеркало, ибо, увидевши безобразие лица своего, сильно опечалишься из-за этого».
Быть может, скажешь мне:
«Женись на богатой ради чести великой;
У богатого тестя в доме пей и ешь».
Но лучше мне бурого вола ввести в свой дом, чем злую жену взять.
Вол ведь не говорит и зла не замышляет,
А злая жена наказуема — бесится, а укрощаема — заносится;
В богатстве тщеславной становится, а в бедности других осуждает.
Что такое злая жена? Приют ненадежный, бесчинница бесовская. Что такое злая жена? В миру — мятеж, ослепление уму, источник всякой злобы; в церкви — таможня бесовская: греху — пособница, спасению — преграда.
Если какой муж смотрит на красоту жены своей и на ее ласковые и льстивые слова, а дел ее не испытает, то дай Бог ему лихорадкой болеть, и да будет он проклят. Вот как, братья, распознайте злую жену: говорит она мужу своему: «Господине мой и свет очей моих! Я на тебя не в силах смотреть: когда ты говоришь со мной, тогда лишь гляну — и обмираю, и содрогаюсь всем телом, и падаю на землю».
Послушайте, жены, слова апостола Павла:
«Крест — глава церкви, а муж — жене своей».
Жены, стойте же в церкви и молитесь Богу и святой Богородице;
А чему хотите учиться — учитесь дома у своих мужей.
А вы, мужья, по закону наставляйте жен своих,
Ибо нелегко найти добрую жену.
Добрая жена — украшение мужу своему и беспечалие, а злая жена — горе лютое, разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом мужа своего истощает. Лучше в утлой ладье плавать, нежели злой жене тайну поведать: утлая ладья одежду намочит, а злая жена всю жизнь своего мужа погубит. Лучше камень долбить, чем злую жену учить. Железо переплавишь, а злой жены не научишь, ибо злая жена ни учения не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает.
Кто свирепее льва среди четвероногих,
И кто ядовитее змеи среди ползущих по земле?
Всех тех злее злая жена.
Нет на земле ничего лютее женской злобы.
Сперва из-за жены предок наш Адам из рая изгнан был;
Из-за жены Иосиф Прекрасный в темницу заточен был;
Из-за жены пророка Даниила в ров ввергли,
Где львы ему ноги лизали.
О злое, острое оружие дьявола
И стрела, летящая с ядом!
У некоего человека умерла жена. Он же вскоре начал детей продавать. И люди спросили его: «Почему детей продаешь?» Он же ответил: «Если уродились они в мать, то, выросши, меня продадут».
Но вернемся к прежнему.
Я, княже, за море не ходил, у философов не учился,
Но был как пчела, припадающая к разным цветам
И собирающая <их нектар> в соты;
Так и я, из многих книг выбирая сладость словесную и мудрость,
Собрал их, как в сосуд воды морские.
Но не стану много говорить.
Не обличай в споре с глупцом глупость его,
Дабы не уподобиться ему.
Перестану с ним много говорить.
Да не буду как худой мешок,
Роняя свое богатство в руки неимущим;
Да не уподоблюсь жерновам,
Которые многих людей насыщают,
А сами себя не могут насытить житом.
Да не буду ненавистен миру долгою беседою,
Как птица, что поет без умолку и скоро ненавистной становится.
Говорится ведь в народных присловьях:
Длинная речь — не благо, благо — длинная паволока.
Господи! Дай же князю нашему
Самсонову силу, храбрость Александрову,
Разум Иосифа, мудрость Соломона, хитрость Давида.
И умножь, Господи, людей, подвластных ему.
Богу нашему слава и ныне, и присно, и в век.
Комментарий:
Произведение Даниила Заточника принадлежит κ числу наиболее интересных литературных памятников Древней Руси. Оно известно в нескольких редакциях, которые настолько отличаются друг от друга, что правильнее говорить не ο разных редакциях одного произведения, а ο разных произведениях, подписываемых именем Даниила, или анонимных. Один из двух основных памятников называется «Словом Даниила Заточника», другой — «Молением Даниила Заточника». Едва ли не все основные вопросы литературной иcтории этого произведения до сих пор не решены окончательно. Спорным является прежде всего вопрос ο личности автора и характере его сочинения.
Одни исследователи считают, что Даниил Заточник — чисто литературный образ, от лица которого анонимный автор создал сугубо литературное произведение, другие полагают, что Даниил Заточник — историческая личность, а его произведение — реальное послание князю. Сторонники последней точки зрения по-разному определяют социальный статус Даниила (дворянин, дружинник, ремесленник, холоп, летописец и т. п.) и адресатом послания считают разных князей.
Спорным также является вопрос ο взаимоотношении и датировке «Слова» и «Моления». Одни ученые считают первичным «Слово», датируя его XII в., другие — «Моление», датируя его XIII в.
Автор данной публикации считает, что «Моление» — это литературный отклик на «Слово», своеобразная пародия на него. Однако и публикуемое в настоящем издании «Слово» не является первоначальным авторским текстом. Оно дошло до нас в списках XVI—XVII вв., отражающих, по всей вероятности, поздний этап литературной истории памятника.
Первоначальный, авторский текст «Слова» представлял собой, вероятно, послание опального княжеского дружинника своему князю, Ярославу Владимировичу, с перерывами княжившему в Новгороде в 80-е — 90-е гг. XII в.; в это время и было, очевидно, написано послание.
Оказавшись в опале за свою дерзость, излишнюю прямоту и испытав в изгнании все тяготы нищенской жизни, Даниил обращается κ князю с просьбой помиловать его и вернуть в княжескую дружину, указывая на свои достоинcтва (ум, мудрость, дар художественного слова) и претендуя на роль княжеского советника, посла и ритора.
Авторский текст «Слова» Даниила Заточника был написан по всем правилам эпистолярного жанра. Β нем, в частности, содержатся все необходимые композиционные части послания, в средневековых латинских риториках носящие названия salutatio, exordium, captatio benevolentiae, narratio, petitio, argumentatio, conclusio.
Соблюдено Даниилом и такое правило эпистолярного жанра, как афористичность. Даниил использует афоризмы, фразеологию и образность Библии и различных древнерусских памятников, создавая из «чужих слов» глубоко личное, цельное и органичное произведеиие.
«Слово» Даниила Заточника было написано книжным языком, в высоком стиле, для которого характерна, в частности, абстрагированность, «деконкретизация».
Характеризуя стиль «Слова» и «Моления», Д. С. Лихачев отметил в них скоморошье балагурство автора (см.: Лихачев Д. С. Моление Даниила Заточника. — Великое наследие. М., 1975. С. 205—221; 2-е изд., доп. М., 1980. С. 241—258; см. также в предисловии κ наст. т. с. 13—14). Соглашаясь с этим, можно, однако, предположить, что первоначальному авторскому тексту «Слова» скоморошье балагурство не было присуще, а привнесено в «Слово» позднейшими вставками.
Высоким стилем послания продиктована и ритмико-строфическая организация авторского текста, что графически отражено в данном издании. «Слово» написано псалтырным, или молитвословным стихом. По словам Д. С. Лихачева, Даниил широко использует характерный для псалмов прием стилистической симметрии, а также другие парные сочетания: сравнение, противопоставление, риторическое «качание» (см.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3-е, доп. М., 1979, с. 174—175). Эти парные сочетания и являются основой ритмической организации текста «Слова».
Β дошедшем до нас виде «Слова» первоначальный текст, как это часто бывало в рукописной традиции, значительно расширен позднейшими вставками (обоснование этого см. в статье: Соколова Л. Β. Κ характеристике «Слова Даниила Заточника»: Реконструкция и интерпретация первоначального текста. — ТОДРЛ, т. 46, с. 229—255. Там же см. публикацию текста с выделением вставок). Добавленные цитаты, пословицы, «мирские притчи» развивают затронутые автором популярные в древнерусской литературе темы ο бедных и богатых, ο щедром и скупом господине, ο мудрых и глупых, ο «злых» женах и т. п. Β результате вставок была утрачена композиционная стройность и стилистическая однородность текста, нарушена его ритмико-строфическая организация, наряду с книжной лексикой появилась бытовая лексика «мирских притч», скоморошин. Текст перестал быть посланием, превратившись в произведение другого жанра.
«Слово» печатается по списку XVII в., «Академическому» (название дано по бывшему месту хранения: библиотека СПб. Духовной академии), лучше других сохранившему первоначальный текст. Шифр рукописи: РНБ, собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 43/1120.
При переводе и комментировании «Слова» использованы перевод и комментарий Д. С. Лихачева, опубликованные в кн.: ПЛДР, 2, с. 388—399, 688—690.
Перевод Л.В. Соколовой