Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  
Портрет поэта И.С. Никитина
Источник: Яндекс картинки
00:02 / 03.02.2015

Никитин Иван Саввич (1824-1861), поэт

Скопив долгими трудами необходимую сумму денег, Никитин приобрел книжную лавку, ставшую культурным центром Воронежа. В лирике поэта все более и более нарастали критические мотивы, с беспощадной иронией обличал он болтливых русских либералов и не обольщался относительно реформ «сверху», ожидая подъема народных сил

Иван Саввич Никитин русский поэт и прозаик. Родился в г. Воронеж в обеспеченной мещанской семье с типичными патриархальными нравами. Отец Никитина Савва Евтихиевич был заметным в Воронеже человеком, предприимчивым торговцем, владельцем свечной лавки, первым кулачным бойцом. Мать поэта — кроткая, сердобольная, богомольная женщина — терпеливо сносила крутой характер мужа. От отца Никитин унаследовал «крепость и серьезность», практическую хватку и деловитость, от матери — душевную чуткость, мечтательность и поэтическую одаренность.

Раннее детство Никитина прошло в окружении странников и богомольцев, собиравшихся к Митрофаниевской обители Воронежа со всех концов Руси, покупавших свечи в лавке отца. Мальчик рос в атмосфере народного говора, его восприимчивая душа жадно впитывала народные рассказы, жития святых, духовные стихи. Из-под церковных стен вынес Никитин трепетно-религиозное ощущение природы в духе замечательных народных стихов из «Голубиной книги».

Никитин учился в Воронежском духовном училище (1833—39) и семинарии (1839—43), но не окончил ее. Семинария уже не могла похвалиться тогда хорошим составом преподавателей: о кружке А.П. Серебрянского и А.В. Кольцова остались лишь воспоминания. Но вопреки суровым порядкам, подавлявшим личность семинаристов, эти воспоминания оказывали на молодежь благотворное влияние. Стихи «воронежского прасола» заучивались наизусть. Никитин как сын состоятельных родителей был вольноприходящим студентом, сохраняя независимость от семинарского начальства и широту интеллектуальных запросов. Он мечтал об университете, увлекался А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, М.Ю. Лермонтовым и Н.В. Гоголем, читал Шекспира. Уже в семинарии начал писать стихи, подражая песням и думам Кольцова.

В 1843 торговые дела отца резко ухудшаются. Никитин уходит из семинарии, становится сидельцем свечной лавки и торговцем вразнос по праздничным дням. Умирает мать, убитый горем и неудачами отец начинает пить, свалив на сына всю тяжесть хозяйственных забот. В 1844 Никитин вынужден продать свечной завод и стать содержателем постоялого двора. Более десятка лет он встречает извозчиков, ямщиков, странников, купцов и крестьян, живя в постоянном общении с проезжими людьми, с разными сословиями пестрого русского общества.

Случайные постояльцы ведут себя откровенно с добрым и чутким «дворником», раскрывая перед ним свои тайны, рассказывая горькие житейские истории. Спасением от них являются книги, природа, религия и собственные стихи. «Найдя свободную минуту, — писал он, — я уходил в какой-нибудь отдаленный уголок моего дома. Там я знакомился с тем, что составляет гордость человечества, там я слагал скромный стих, просившийся у меня из сердца. Все написанное я скрывал, как преступление, от всякого постороннего лица и с рассветом сжигал строки, над которыми плакал во время бессонной ночи».

Только в 1849, спустя 10 лет после начала творческой деятельности, Никитин послал три стихотворения на суд в «Воронежские губернские ведомости». А когда редакция отказалась от публикации анонимных стихов, автор не решился сообщить свое имя и замолчал еще на четыре года. Первая публикация стихов Никитина появилась, когда ему стукнуло без малого 30 лет. За плечами была трудная школа жизни и 14 лет поэтического творчества для себя, без явных признаков чего-либо похожего на авторское самолюбие. Такому парадоксу трудно подыскать аналогию в истории русской поэзии XIX в. Принято считать, что молчание Никитина было вызвано упадком интереса к поэзии, которая в эпоху 1840 — н. 1850-х уступила место «все поглотившей» прозе. Но вряд ли процесс, совершавшийся на вершине литературного Олимпа, мог оказать существенное влияние на содержателя постоялого двора. Причина была в другом.

Никитин совершенно по-народному относился к своей художественной одаренности. Она значила для него гораздо больше, чем обычный поэтический талант. Отдаваясь стихии творчества, поэт вырывался из повседневных условий мещанской жизни, обретая чувство возвышающей и окрыляющей душу свободы. Поэзия для него была формой «духовного делания», религиозного труда, внутреннего жизнестроительства. Этим определялась ее самоценность и самодостаточность, позволявшая сжигать на рассвете такие поэтические строки, над которыми Никитин проплакал всю бессонную ночь.

Лишь в 1853 Никитин вновь представил свои стихи в редакцию «Воронежских губернских ведомостей». Опубликованная на их страницах «Русь» положила начало литературной известности поэта. Им заинтересовался Н.И. Второв, один из сотрудников газеты, историк, этнограф и статистик, организатор кружка воронежской интеллигенции. Упрочивая за Никитиным славу «второго Кольцова», члены кружка, каждый по-своему, пытаются опекать его. Второв и П.А. Придорогин поощряют демократические темы и ноты социального протеста в стихах Никитина, а М.Ф. Де-Пуле и А.П. Нордштейн — религиозные мотивы и гармонические описания природы.

В 1854, в июньской книжке «Отечественных записок», Нордштейн знакомит с «новым Кольцовым» столичную публику, в «Библиотеке для чтения» статью о Никитине печатает Н.В. Кукольник. Наконец, высокопоставленный чиновник, гр. Д.Н. Толстой, оказывая Никитину свое покровительство, отбирает на свой вкус и публикует в 1856 его стихи отдельной книгой с собственным предисловием.

В раннем творчестве Никитин действительно проходит литературную школу А.С. Пушкина («Лес», 1849), А.В. Кольцова («Весна в степи», 1849; «Русь», 1851), М.Ю. Лермонтова («Ключ», 1850; «На западе солнце пылает», 1851), А.Н. Майкова («Вечер», 1850), Н.А. Некрасова («Рассказ ямщика», 1854; «Уличная встреча», 1855). Но и в зрелой поэзии Никитина часто ощущается эстетическая опора на тот или иной фольклорный или литературный источник — «текст-прототип».

Заимствования в стихах Никитина свидетельствуют не столько об ученичестве, сколько об органической фольклорности его поэтического мышления, простодушно использующего чужое как свое. Никитин до конца дней сохранил такую свободу заимствований, равно как и свободу самоповторений. Все его пейзажи — вариации на тему утра или вечера на берегу озера или на берегу реки. Он не стыдится повторов или самоцитирований в той же мере, в какой не стыдится присваивать себе прекрасное или близкое его душевному настрою «чужое». Здесь он действует как сказитель, как народный поэт, творящий по законам коллективного творчества.

Никитин не только обходит эстетическое противостояние «чистого искусства» «некрасовской школе», но и пытается примирить и синтезировать эти противоборствующие направления. Синтез дается ему не сразу. В «Утре на берегу озера» (1854) происходит совмещение первого направления со вторым, порождающее некоторый диссонанс: майковская идиллия в начале стихотворения нарушается социальной драмой в его конце. «Мировая гармония», достигаемая на эстетически приподнятом уровне, вдруг сталкивается со «слезинкой ребенка» и возвращает поэта к горечи «злой существенности»: «А девчонка провожала / Грустным взглядом их, / И слеза у ней дрожала / В глазках голубых».

Но в стихах Никитина гармоничный мир природы и крестьянского труда по-своему очеловечивает, казалось бы, безысходный драматизм ситуации. Социальная драма смягчается поэтической картиной солнечного утра на озере, теплого ветерка, разноцветных огней по водной глади. Есть тут и детство в его беспечной игривости, в звучном радостном смехе, когда «на песке затрепетали окуньки, линьки». Вся полнота и красота мира Божия стоит у Никитина на страже мировой гармонии, подтверждая, что злом и неправдой не исчерпывается эта жизнь.

Именно с таких глубоко народных, христианских позиций Никитин чувствует всю односторонность непримиримой борьбы, начавшейся в русской поэзии между «чистым искусством» и «некрасовским направлением». Синтезируя некрасовские и кольцовские традиции, Никитин не чуждается поэтических открытий Ап. Майкова и Фета. И если в «Утре на берегу озера» происходит лишь совмещение противоборствующих друг с другом эстетических школ, то в классическом стихотворении «Утро» (1855) поэт достигает их органического синтеза.

Никитин не принимает поэта, одержимого «личной скорбью», противопоставляя ему творца, «уязвленного страданиями человечества», коренными противоречиями земного миропорядка («Поэту», 1853). Раздумья Никитина о мировом зле и мировом добре принимают, как правило, религиозный характер и развивают традицию кольцовских дум («Дума», 1849, «Вечность», «Небо», оба между 1849 и 1853; «Молитва», «Новый завет», оба 1853). Религиозность помогает духовно преодолевать роковые противоречия земного бытия. Мотивы сомнений у него довольно редки. Поэт размышляет о бессмертии, возвеличивает духовную красоту христианского самоотвержения («Моление о чаше», 1854).

Полагали, что религиозные мотивы в лирике Никитина противостоят его стихам, в которых обретает голос социальная тема. Говорили о контрасте, который обозначился между христианскими «думами» и бытовыми картинами из жизни простых людей — мещан, купцов и др. демократических слоев русского общества. Писали о религиозно-примирительных настроениях в ранней поэзии Никитина, которые он будто бы преодолел на зрелом этапе творчества. Такой взгляд на религиозные мотивы в лирике Никитина нуждается в переоценке.

По сути дела все им написанное пронизано изнутри светоносными лучами православной религиозности, которая никогда не звала человека к «примирению с душевной неустроенностью» и социальной несправедливостью. Напротив, Православие несло религиозную энергию, направленную сперва на внутреннее просветление человека, а потом и на одухотворение окружающего мира. Как в раннем, так и в позднем творчестве Никитин неизменно обращался к христианской тематике.

«Зимняя ночь в деревне» (1853) — первый рассказ в стихах о русском народе. В нем закладывается фундамент довольно устойчивой в поэзии Никитина традиции: формируется жанр поэтической новеллы, захватывающей «прозу» народного быта, включающей в лирику некрасовский эпический сюжет. Но мир дольний приобретает у Никитина отблеск мира горнего: сквозь убогий быт проступает вечность. Этот быт не оставлен при себе, при своей земной скудости: он высвечен изнутри лучами христианской правды. Преображение довершает в финале народная песня, как бы рожденная стихиями заснеженных пространств и дальних дорог: «И Бог весть отколе / Песенник лихой / Вдруг промчался в поле / С тройкой удалой. / И в морозной дали / Тихо потонул / И напев печали, / И тоски разгул».

В ранних стихах Никитин создает целостный, романтически обобщенный образ живой природы. Поэт любит изображать ее в движении, в переходных состояниях: расцвет или наступление вечера, смена времен года. Как живое существо, степь у него помнит зимою о лете, о яркой зелени, о песнях залётных птиц. Эта память выводит степь из ее зимнего оцепенения, готовит приход весны («Весна в степи», 1849). Именно в природе ощущает поэт зримое присутствие благодатных сил. В стихотворении «Поле» (1849) она изображается как материнское, дающее жизнь существо. Человек — дитя природы, ее беспокойный младенец: чем ближе он к матери-природе, тем совершеннее и свободнее. Дыхание врачующей, целительной для человека стихии чувствуется в стихотворении «Лес» (1849): природа очищает душу человека от «горечи жизни обыденной», умиротворяет ее.

По мере творческого роста образ природы в лирике Никитина конкретизируется: сквозь дымку рассеивающегося тумана все чаще, все настойчивее проступают точные ее детали, зримые ее черты. В н. 1850-х в религиозно-философские стихи Никитина властно вторгается патриотическая тема, а вместе с нею и природа приобретает ярко выраженный русский колорит, участвует в создании целостного образа России, входит в национальный характер как формирующая и определяющая его стихия («Юг и Север», 1851). В этих стихах очевидно влияние лермонтовской «Родины». Вместе с тем не исключено воздействие на Никитина пейзажей Гоголя с их знаменитым «расширенным зрением», когда поэт вдруг приобретает чудесную дальнозоркость и видит мир широко и далеко во все стороны. Такова и никитинская «Русь», в которой поэт как бы парит над шатром голубых небес, обнимающих целостный мир России.

И с заоблачных высот Русь открывается сразу вся, как на ладони: «Посмотрю на Юг — / Нивы зрелые... / Мурава лугов / Ковром стелется, / Виноград в садах / Наливается. / Гляну к Северу — / Там в глуши пустынь, / Снег, что белый пух, / Быстро кружится». Патриотические мотивы в лирике Никитина еще более крепнут в годы Крымской войны. Он воспринимает эти события как праведный гнев и праведный порыв России к освобождению православных братьев-славян от многовекового турецкого владычества («Война за веру», 1853). В стихотворении «Донцам» (1854) поэт приветствует «воинственное племя» донских казаков, вспоминает их исторические подвиги от времен татарских набегов и покорения Сибири Ермаком до событий Отечественной войны 1812, благословляет их на «великую войну» за честь и славу православного воинства, за освобождение «страждущих славян».

Патриотическая тема глубоко проникает и в собственно пейзажные стихи поэта. Такова классическая «Встреча зимы» (1854), в которой Никитин окончательно избавляется от романтически-обобщенного восприятия. В стихах передается сам процесс перехода осенней природы в зимнее состояние: «Поутру вчера дождь / В стекла окон стучал. / Над землею туман / Облаками вставал... / В полдень дождь перестал, / И, что белый пушок, / На осеннюю грязь / Начал падать снежок». Ночь довершает это чудесное преображение и дарит людям солнечное зимнее утро с легким чистым воздухом, с замерзшей рекой, с разноцветными огнями заснеженных полей, с алмазными капельками, застывшими на ветках берез.

И затем, от конкретных штрихов и деталей, передающих трепетное мгновение природы, Никитин идет к созданию целостного образа русской зимы, устанавливая связь между ее суровыми стихиями и душевным укладом русского человека: «Да и нам ли подчас / Смерть не встретить, шутя, / Если к бурям у нас. / Привыкает дитя? / Когда мать в колыбель / На ночь сына кладет, / Под окном для него / Песни вьюга поет. / И разгул непогод / С ранних лет ему люб, / И растет богатырь, / Что под бурями дуб». В своих лирических новеллах из жизни народа и природы Никитин предвосхищает эпос Некрасова и, в частности, его поэму «Мороз, Красный нос». Поэтический строй «Мороза», созданного Некрасовым почти десять лет спустя, держится на тех же образах, выводящих бытовые факты к всенародному и всеприродному бытию. Предвосхищает Никитин и тему русского богатырства — ключевую в поэме-эпопее Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».

На зрелом этапе творчества Никитина углубляются социальные мотивы, и красота все чаще открывается не вне, а внутри народной жизни с ее трудовыми основами, с удалью, поэтической силой народных характеров. Одновременно с Некрасовым и даже опережая его, Никитин изображает частного человека из народа с индивидуальной судьбой, неповторимым характером. На смену песенной стихии кольцовского творчества приходит повествовательная, разрастается новеллистический сюжет.

В поэзии оживает разноголосый мир мещан, дворовых, лакеев, мастеровых, извозчиков, крестьян-пахарей, не похожих друг на друга, по-разному воспринимающих социальные беды, по-разному откликающихся на противоречия повседневного бытия («Ночлег в деревне», 1857—58; «Пахарь», 1856; «Пряха», 1858; «Купец на пчельнике», «Неудачная присуха», «Ночлег извозчиков», все — 1854). Обнажается антагонизм между народом и имущими сословиями, в стихах появляется фигура народного обидчика — барин, оклеветавший слугу («Старый слуга», 1859), самодовольный барский холуй, уверенный в своей безнаказанности («Староста», 1856—58), чиновники, наживающиеся на мужицком горе («Мертвое тело», 1858), купчик лихой, походя разбивающий девичью судьбу («Ехал из ярмарки ухарь-купец...», 1858).

Вместе с тем социальная тема не является ни в лирике, ни в поэмах Никитина единственным источником драматизма народной жизни. Этот драматизм осмыслен поэтом более широко: беды народные часто связаны у него с капризами непредсказуемой русской судьбы, с прихотями природы, в т. ч. и греховностью природы человеческой. Обычно они неожиданны и непредотвратимы: раннее сиротство, внезапная смерть мужа, жены или детей, губительный град, уничтоживший колосистую рожь, падеж скота и др. Это отличает Никитина от Некрасова 1850-х, но сближает его с Некрасовым 1860-х, периода создания поэм из народной жизни: социальное обогащается у Никитина общенациональным, природным, вековым.

Поэтому и отношение народа к невзгодам в творчестве Никитина более сдержанное и терпеливое: он мужественно принимает их как неизбежные испытания, сознавая бессмысленность ропота и изливая горе в песне («Внезапное горе», 1854). В лирике Никитина очень часто звучит свойственный русскому характеру мотив «веселия в грусти»: «Что за грусть, коли жив, — и сквозь слезы смейся!» Сила русского человека не в гневе, не в ярости, не в бунтарских порывах, а в умении мужественно нести свой крест. Внимание Никитина сосредоточено на внутренних силах, которые помогают народу одолевать свою судьбу. Для героя «Бурлака» (1854) спасительный исход открывается в порыве к свободе и воле: «И пошел в бурлаки. Разгуляли тоску / Волги-матушки синие волны!..»

С усложнением народных характеров у Никитина возникает потребность выхода за рамки лирических миниатюр к большому эпическому повествованию. Она и реализуется в поэмах из народной жизни («Кулак», 1857; «Тарас», 1860), а завершается в прозе «Дневником семинариста» (1860). В поэме «Тарас» есть попытка создать новый крестьянский характер. Главный герой ее — человек неспокойный, непоседливый, тянущийся в путь-дорогу на поиски лучшей доли. Здесь предчувствуются уже некрасовские странники, мужики-правдоискатели «Коробейников», «Кому на Руси жить хорошо».

В 1859, скопив долгими трудами необходимую сумму денег и воспользовавшись благотворительностью известного в России купца-мецената В.А. Кокорева, Никитин приобрел книжную лавку, ставшую культурным центром Воронежа. В этом же году Никитин издает второй сборник зрелых, реалистических произведений. В лирике поэта все более и более нарастали критические мотивы, с беспощадной иронией обличал он болтливых русских либералов и не обольщался относительно реформ «сверху», ожидая подъема народных сил. Но жизнь, полная лишений и невзгод, драматическая любовь, подкосившая душевные силы, не прошли бесследно для здоровья Никитина. Вскоре он тяжело заболел и умер от чахотки 37 лет от роду.

Никитин был учителем И.3. Сурикова и С. Д. Дрожжина. О нем с любовью отзывались М.В. Исаковский и А.Т. Твардовский. На слова Никитина создано около 60 романсов и песен: «На старом кургане» В.С. Калинникова, «Встреча зимы» Н.А. Римского-Корсакова, «Песня бобыля» С. Монюшко, «Русь» Э.Ф. Направника и др.



Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.