"Кому это могло прийти в голову: сравнить Христа и доктора Фрейда?"
На пути к «покорному обществу». О подоплёке музыкальной контркультуры. Часть II (продолжение)
Доклад Изборскому клубу под редакцией доктора философских наук Виталия Аверьянова.
Авторский коллектив: В.В. Аверьянов (автор-составитель), А.В. Елисеев, А.Ю. Комогорцев, С.Н. Магнитов, В.И. Можегов, К.А. Черемных, В.В. Шинин.
Просветление на халяву
Крупный мыслитель XX века Эрнст Юнгер, автор термина «психонавт», многие годы изучавший психоактивные вещества, не соглашался с Олдосом Хаксли в том, что так называемый «мистический опыт», получаемый через наркотики, можно передать всем людям. Однако для Хаксли это, похоже, было идеей фикс.
Любопытно, что в своем самом знаменитом романе «Дивный новый мир» он вывел наркотик, отупляющий и успокаивающий массы – скорее в сатирическом ключе. Но зрелый Хаксли смотрит на перспективу антиутопии всеобщего «кайфа» с нескрываемым оптимизмом[28].
Возможно, на Хаксли повлияли сильные мира сего. Да он и сам был членом влиятельной семьи с пристрастием к парапсихологии и оккультизму. Психоделический проект стал важнейшим организационным оружием западной суперэлиты.
Цель его – нахождение и испытание волшебного средства покорности и умиротворения. Главный крючок для наивных жертв – это те самые состояния, которых ищут и достигают мистики, просветленные, «сатори» дзэн-буддизма и т.п.
Для Хаксли поиск волшебного наркотика (мечта о котором воплощена в утопии культового для шестидесятников романа «Остров») была неразрывно связана с его идеей «вечной философии» как некоего фундаментального эзотерического субстрата всех духовных традиций и практик.
Старая масонская и оккультная идея, однако, в середине XX века приобретшая необычайную популярность в среде молодежи. Собственно «остернизация» Запада стала едва ли не главным посланием контркультуры. И центральное место занимал в этом послании буддизм.
Почему именно увлечения буддизмом дали такую мощную инспирацию контркультуры? Одна из главных причин в том, что буддизм как парадигма духовной практики, будучи в сущности «безрелигиозной религией», лучше всех других отвечал стратегиям парамасонских структур на демонтаж христианского мировоззрения.
Но дело не только в христианстве, дело вообще в попытке демонтировать реализм как своего рода установку на активную жизнедеятельность. Наиболее выпукло эта связь буддизма и деконструкции реализма может быть показана на примере книг Чарльза Тарта.
В книге «Пробуждение» («Waking Up», 1986) Тарт ввёл в лексикон выражение «согласованный транс» («consensus trance»), фактически сводя нормальное бодрствующее сознание к одному из видов гипноза, а именно: гипнозу, насылаемому обществом, его институтами, семьей, школой, религией, политикой и т.д.
В самом этом обобщении о согласованном гипнозе со стороны огромной цивилизации, которую она осуществляет над маленьким беззащитным человеком – содержится огромный взрывной потенциал.
Книги Тарта были посвящены «пробуждению» от этого наведенного транса и безусловно они идеально вписывались в модель контркультурной революции. (Внешне напоминая бунт против мировой власти, на деле они служили отводу реальной критической мысли и энергии молодых людей в специально уготованное для них русло.)
Источниками этой, конечно же, не науки, а идеологии были практики школы Гурджиева, восточные учения о «майе» как иллюзии реальности и в первую очередь дзэн-буддизм.
В 1953 году Хаксли, встречается в Лос-Анжелесе с Хэмфри Осмондом, где под его наблюдением принимает мескалин. Свой психоделический опыт Хаксли описал в эссе «Двери восприятия» (1954) (давшей впоследствии название пионерам психоделического рока – группе Doors), а некоторые его философские обоснования – в эссе «Рай и Ад» (1956).
В «Дверях восприятия», манифесте психоделической контркультуры, он употребляет термины «сакраментальное видение реальности», «Внутренний Свет» и утверждает, что мескалин превосходит по своим достоинствам кокаин, опиум, алкоголь и табак.
Он не преминул сесть на своего любимого конька и помечтать об идеальном наркотике, который бы всех осчастливил: «Для наркотика, который следует запускать, подобно алкоголю, в массовое употребление, воздействие мескалина длится неудобно длительное время.
Но химия и физиология сегодня способны совершить практически все. Если физиологи и социологи определят идеал, можно будет надеяться, что неврологи и фармакологи откроют средства, которыми этот идеал может быть реализован».
При этом Хаксли не забывает лягнуть и христианство: «Несть числа тем личностям, которые желают самотрансценденции и желали бы обрести ее в церкви. Но увы - «голодная паства глядит вверх и некормлена»[29].
Хаксли решительно вступает на путь пророка, поэта-проповедника, который компенсировал бы этот вопиющий недостаток христианства. Он ставит в пример секту индейцев под названием Чистая американская церковь, которая осуществляет евхаристию в виде раздаваемых вместо хлеба и вина ломтиков пейота.
Все эти писания – не исследования, не философия, а полупоэзия, полуэссе. Хаксли даже и не старается переубедить оппонентов, в своих работах он взывает к своей пастве, к тем, кто уже доверился ему.
Нельзя отрицать таланта этого писателя, но если не знать об оккультной и масонской закваске данной деятельности, его работы о психоделиках, аргументы, которые он приводит в их пользу, могут показаться здравому человеку форменным слабоумием, облеченным в высокопарные фразы.
Неутомимый популяризатор и поэт мескалина и LSD, скоро Хаксли оказывается в центре специфического полурелигиозного-полунаучного движения, им интересуются научные центры Бостона, Чикаго, Буэнос-Айреса, его приглашают на ежегодное собрание Американской психологической ассоциации (АПА).
В 1960-м году происходит «судьбоносная» встреча Хаксли и Тимоти Лири, уже возглавляющего в это время Гарвардский проект по изучению психоделиков. Сам Лири вспоминал, что они сразу же поняли друг друга и договорились о том, как надо продвигать наркотики, расширяющие сознание[30].
С легкой руки Хаксли (эссе «Рай и ад») ученые все чаще рассматривают пост как чисто химико-физиологическое воздействие на психику: дескать это происходит за счет снижения доступного сахара и витаминной недостаточности.
Сходные процессы в психике происходят благодаря отшельничеству, в котором есть элемент сенсорной депривации («ограничения окружения», уменьшения случайных сигналов, получаемых неравной системой).
Не лишена остроумия мысль Хаксли о том, что в наркотическом трансе человек получает «зеркальный» ответ высшей духовной реальности на то, что содержится в его душе. Он проводит параллели с различными религиями – согласно которым «чистому все чисто».
Отсюда, утверждал он, и проистекает неимоверная важность приписываемая во всех великих религиозных традициях состоянию разума в момент смерти. Не так важно как ты жил, гораздо важнее, как ты умирал.
Эта параллель с христианством является прямым свидетельством контринициатической природы философии Хаксли (о контркультуре как контринициации см. главу 5)
Надо сказать, что свою роль преданного и последовательного рыцаря нарождающейся глобальной Антисистемы Хаксли отыграл до конца. Умирая от рака в 1963-м (на самом пороге психоделической революции) он попросил жену, читающую над умирающим «Тибетскую книгу мертвых», «причастить» его LSD.
Алан Уотс был еще одним крупнейшим проповедником буддизма и психоделиков, он оказал решающее влияние на битников, а вместе с ними и на американскую интеллигенцию, особенно молодежь. Впрочем, представители научного сообщества его взгляды воспринимали неохотно.
Сам он назвал себя «эстрадным философом», и в этом его отличие от Хаксли и Уоссона. Однако один из главных проводников дзэн-буддизма в США Д. Т. Судзуки в частных беседах окрестил его «великим бодхисатвой».
В 1951 году Уотс на средства бизнесмена-авантюриста Чарльза Гейнсборо учредил в Сан-Франциско Американскую академию азиатских исследований (AAAS).
Первым директором стал Фред Шпигельберг, профессор кафедры индийских и славянских исследований Стэнфордского университета, ученик К.Г. Юнга. (Впоследствии Шигельберг вместе с Олдосом Хаксли стояли у истоков Института Эсален.)
Первые опыты с ЛСД Уотс имел в Калифорнийском университет в Лос-Анджелесе, том самом месте, которое стало в США основной площадкой революции 1968 года (там в это время работал и Маркузе). В работе «Психоделики и религиозный опыт»[31]
Уотс живо и непосредственно рассказывает о своих переживаниях «мистического опыта» и формулирует ключевое послание. Первое что он спешит сделать – развенчать предрассудки западной культуры об «обдолбанном» человеке, состояние которого несовместимо с духовным ростом и познанием высшей реальности.
«Я экспериментировал с пятью главными психоделиками: ЛСД-25, мескалином, псилоцибином, диметил-триптамином (ДМТ) и каннабисом. Я применял их, так же как и Уильям Джеймс использовал закись азота, с целью понять, смогут ли они помочь мне в идентификации того, что может быть названо «главными составляющими» или «активными» ингредиентами мистического опыта».
Уотс пришел к выводу, что психоделические состояния подобны микроскопу – с их помощью можно тщательно и эффективно исследовать «мистические переживания». Опыты с ЛСД-25 сильно напомнили Уотсу мистические переживания, о которых он когда-либо читал либо которые испытал сам.
Был ли Уотс опытным мистиком, чтобы делать такие заявления? Конечно, нет. Но тем не менее он эти заявления делает. В случае с психоделиками мы имеем дело не с химической, а с духовной «зависимостью», то есть зависимостью от иллюзии и детской мечты о «волшебной таблетке» или «волшебной палочке».
Главный тезис любой традиционной культуры (включая, кстати, и буддизм) в этом отношении звучал бы так: чудесные состояния, реализация духовного сознания, чудотворение возможны только для святых, прошедших путь подвига.
Но для Уотса, как и Уоссона, как и Хаксли и стоящих за его спиной неизвестных нам «братьев», его почитателей и наставников в элитных клубах, вопрос разрешается гораздо проще – «чудотворцами», получателями блаженства и высшего знания могут стать все, что называется, на халяву.
Но если для кого-то (для «хиппи» и иже с ними) психоделики стали «волшебной таблеткой», для кого-то (для стратегов и менеджеров цивилизационных деструкций) они являлись новым инструментом управления.
Западные исследователи не уставали наступать на те же грабли и много лет спустя. В США в Университете Джонcа Хопкинса был проведён ряд экспериментов, как написала Independent, показавших, что псилоцибин вызвал у добровольцев эффекты, «идентичные тем, которые описываются в религии как духовный опыт».
Для эксперимента были отобраны 30 здоровых (в том числе психически) и образованных добровольцев, из которых никто раньше не пробовал галлюциногенов. Все они проявляли умеренный интерес к религии.
Треть из них оценили опыт как самое важное духовное переживание в их жизни, треть – как одно из самых важных, а третья треть во время употребления псилоцибина испытали панику и паранойю.
Обращает на себя внимание то, что отобраны были именно люди не особенно религиозные, а значит и не имевшие существенного мистического опыта в своей жизни. Иными словами, им было не с чем сравнивать и они не были способны критически оценивать те состояния, в которые их погрузили.
Наш вывод: весь секрет с психоделическим приключением поколений 60-х и следующих за ними построен именно на этом соблазнении «малых сих», духовном растлении малолетних.
Но вернемся к Уотсу. Далее в своей статье он утверждает, что с помощью многократных опытов сумел расшатать свое сознание настолько, что смог уже свободно «входить в состояние «космического сознания», становясь менее и менее зависимым от самих веществ, осуществляющих «настройку» на эту специфически продолжительную волну переживания».
При этом Уотс не забывает лишний раз прорекламировать каннабис, который, по его уверениям, практически безвреден и не обладает опасными для жизни побочными эффектами ЛСД.
К фундаментальным свойствам высшего сознания, полученного в результате «расширения», Уоттс относит несколько свойств.
1) Во-первых, это замедление времени, концентрации в настоящем, когда человек полностью отрешается от ненормальной «гонки» на улице и в бизнесе и сосредотачивается на «цветах в стакане воды или внимает крайне отчетливым музыкальным вибрациям гобоя».
(При этом Уоттс, похоже, не задает сам себе критических вопросов о том, зачем человеку, к примеру, так серьезно погружаться в изучение цветов в стакане воды. Очевидно, мысль его настолько упоена и призвана передать упоение, что такие вопросы показались бы излишними.)
2) Вторая характерная черта - ощущение взаимосвязи и внутренней органической зависимости друг от друга тех «полюсов», которые казались ранее противоположными.
Человек начинает ощущать себя всей совокупностью организмов и всей жизни. Уотс опять же не объясняет духовных последствий этого переживания, он лишь манит, дразнит своими лекциями тех молодых людей, которые ищут новых духовных ощущений и экспериментов. Но что он в реальности способен им дать?
3) Третье свойство – осознание относительности: «Я есть звено в бесконечной иерархии процессов и существ, от молекул через бактерии и насекомых до человека и, возможно, ангелов и богов - (…) Мне становится ясно, что плодовые мушки должны осознавать себя так же, как люди, потому что, как и мы, они обретают себя в центре своего собственного мира.
(…) Все эти мириады Я-центров - ты сам; разумеется не твое личное и поверхностно сознательное эго, а то, что индусы называют «параматман» - сущность сущностей».
4) Четвертое свойство – осознание себя как неиссякаемой энергии вселенной, время от времени играющей в прятки с самой собой (человек божественен потому, что кроме Бога больше ничего нет).
И далее звучит заветная мысль, позаимствованная Уотсом у Теннисона, описывавшего свой опыт эпилептического транса: «Личность, похоже, сама по себе растворялась и постепенно таяла в безграничном бытии.
(…) Смерть казалась почти смехотворной невозможностью. Потеря личности (в том случае если она была) означало не умирание, а единственную настоящую жизнь…» Иными словами, четвертое свойство – это деперсонализация, растворение личности в божественном океане.
С психиатрической точки зрения, откровения Уотса не поражают воображение. Это довольно типичные переживания. Можно с уверенностью сказать, что интерес Уотса к Востоку и паранормальности начался с перенесенного им психотического приступа, интерпретированного как озарение.
То же самое произошло в юности и с Фредом Шпигельбергом, и с К.Г. Юнгом, у которого последний учился. Искусство и душевные болезни - отдельная тема.
Как мы уже отмечали выше, интерес к экспериментированию со средствами, производящими измененные состояния сознания, может подпитываться желанием воспроизвести те переживания, которые экспериментатор сам когда-то перенес «спонтанно».
Но это субъективная сторона медали. А что показывает объективный анализ данного и подобных текстов? Эти тексты в сухом остатке содержат недобросовестную, безответственную рекламу ЛСД и шаманских наркотиков, демонстрирует пародию на мистический опыт религиозной традиции.
Центральный культ поколения
В июле 1960-го г. на джаз-фестивале в Ньюпорте Мадди Уотерс продемонстрировал «большим белым» всю горячую эротику мощного электрического чёрного ритм-энд-блюза. 15 ноября 1960 г. на Chess Records выходит запись этого концерта, передающая энергетику нового электрического звука.
Альбом завоёвывает большую популярность в Америке, но главное — он попадает за океан, в лондонские клубы. Туда, где подрастает поколение «британского вторжения». Джимми Пейдж и Rolling Stones говорят об определяющем влиянии, которое оказал на них этот альбом.
Само словосочетание Rolling Stones взято из названия блюза Уотерса с этого альбома.
Сестра королевы-матери, «мятежная принцесса» Маргарет, любимица артистической богемы, отъявленная тусовщица, завсегдатай лондонских ночных клубов и подруга рокеров (говорят о её многолетней связи с Миком Джаггером) также называет Мадди Уотерса одним из своих любимых исполнителей.
На Чаке Берри и Мадди Уотерсе вырастает всё первое поколение английских рокеров. В самой же Британии начинает расцветать то, что назовут «свингующим Лондоном» 60-х.
Это мир богемной контркультуры, художников, фотографов, модных бутиков (именно в Лондоне американка Мэри Куант придумала мини-юбку — ещё один символ шестидесятых[32]), «самиздатовских» журналов, галерей и т.д. и т.п.
Для культовых героев 50-х (Гинзберг, Берроуз) Лондон становится вторым домом, художница-авангардистка Йоко Оно, будущая жена Джона Леннона, тоже перебралась сюда из Америки.
Легенда гласит, как Эд Салливан, возвращаясь в феврале 1964 г. в Нью-Йорк, увидел в аэропорту тысячную толпу фанаток, встречающих Beatles, летящих на свои первые гастроли в США. Осведомившись, что происходит, он пригласил Beatles в своё шоу.
За три последующие дня февраля 1964 года парни, под нескончаемый и тщательно фиксируемый истеричный визг школьниц, спели все свои хиты, которые, как гласит та же легенда, увидело более 73 млн. человек. Так битломания, уже поразившая Британию, перебралась через океан и захватила Соединенные Штаты: так начинались 60-е, начиналась рок-революция…
Звёздные гастроли The Beatles стали тараном, проложившим дорогу другим группам «Британского вторжения»: The Rolling Stones, The Who, The Kinks, The Yardbirds, Cream, The Animals, которые и создали то, что мы до сих пор именуем «рок-музыка».
То есть из скоро преходящей моды на быстро сменяющих свинг, бибоп, ритмэндблюз, твист и т.д. возникло явление по-настоящему революционное, наполненное собственной философией, несущее своё послание.
Трудно, конечно, поверить в случайность произошедшего. Но, даже если согласиться, что история Beatles есть просто сумма таланта, везения и удачного стечения обстоятельств, очевидно, всё же, что Beatles до американских гастролей 1964 г. и после этих гастролей — совсем разные вещи.
Американские гастроли сделали из Beatles настоящую мощную индустрию (пластинки, фильмы, мода, игрушки и т.д.), носителей и проповедников новой культуры, новой философии, нового смысла…
Что вообще такое «битломания»? Не был ли весь этот ажиотаж во многом искусственной пиар-стратегией? Вечер 13 октября 1963, выступление в Лондонском «Палладиуме» — главном концертном зале Британии на главном телевизионном шоу, которое принято считать началом британской битломании.
На следующий после шоу день английские газеты наперебой рассказывали о небывалой активности фанатов. «Лишь с огромным трудом полиция смогла сдержать 1000 визжащих подростков», — писала в утреннем выпуске «Дэйли Миррор», придумавшая сам термин «битломания».
«Я могу указать вполне точно дату рождения битломании. Это было воскресенье, 13 октября 1963 года», — торжественно заявляет Тони Бэрроу в своей до невозможности приторной (в духе «Ленин в Восемнадцатом году») «Авторизованной биографии Битлз».
«В этот день битломания стала официальным явлением… её признали национальные газеты и возвестили о ней широкой публике в огромных заголовках на первых страницах», — вторит ему Джереми Паскаль. «Они взлетели, как ракета» (Нил Аспинал).
«Настоящая слава пришла к нам после концерта в «Палладиуме»» — признает Пол Маккартни. Но, вот например английский писатель и драматург Филипп Норманн (род. 1943) в своей гораздо более трезвой книге замечает: «Официальные отчеты о вспышке битломании в Британии имели определенно загадочные аспекты.
Во всех случаях фотографии этой «тысячи беснующихся тинейджеров» даны так, что были видны лишь трое-четверо из них. Лишь «Дэйли Мэйл» поместила широкоформатный снимок, на котором «Битлз» и Нил Аспинал выходят из «Палладиума».
Поблизости стоят полисмен и две девушки»[33]. «В тот вечер не было никакого столпотворения. Я же был там! Мы видели, может быть, девиц восемь. Возможно, их было и того меньше… Наша машина подъехала, мы прошли внутрь — никакой шумихи», — вспоминает фотограф Дезо Хоффманн.
То же утверждает канадская актриса Элизабет Джейн Хорби: «Беспорядков не было. Я там была и видела только нескольких девочек, визжащих во все горло». Если верить этим свидетельствам, то придётся признать, что газеты, мягко говоря, несколько преувеличили масштаб хаоса.
Да и с самой битломанией всё обстоит не так очевидно.
Принимая во внимание разные аспекты событий (аудиенция у королевы, дружное включение центральных газет, весь масштаб начинающейся революции в целом), мы можем предположить, что имеем дело не только с шоу-бизнесом, но и, возможно, с тщательно выстроенной стратегией захвата культурного пространства, такой примерно, как она описывается в работах Грамши или Лео Штрауса (создание «управляемого» или «творческого хаоса» и проч.).
Если так, то за «явлением Beatles» должны стоять структуры и силы, более влиятельные нежели их менеджер Брайан Эпштейн и музыкальный продюсер Джордж Мартин.
Не нам первым приходят в голову подобные мысли. Всевозможные теории заговоров носятся вокруг звёздной четвёрки подобно стаям летучих мышей.
На место «тёмных властелинов» и «серых кардиналов» контркультурной революции 60-х ставили то Тео Адорно (якобы собственноручно пишущего песни для Beatles), то ЦРУ, то зловещий Тавикстокский институт. Нам, однако, представляется уход в эту сторону ненужным и даже вредным.
В то же время нелепо отрицать контакты на самом высоком уровне тех, кто творил рок-революцию с теми, кто всегда за подобными революциями стоял.
Поощрение молодежных группировок и секточек — не слишком сложная, на самом деле, игра: пока о них говорят в прессе, они существуют, как только газеты замолкают, они исчезают, будто их и не было…
Так, в начале 1950-х американская пресса много писала о молодежных уличных бандах (кошмаря обывателя и поддерживая в нём чувство неуверенности в общественных устоях). Когда же пресса переключилась на битников, позабыв о «бандах», те тут же исчезли, как небывало.
Когда же дружный газетный хор и включившееся, наконец, на полную мощь ТВ начали раскручивать субкультуру хиппи с их ЛСД и травкой, тогда и настало время «Новой реформации» (так называлась книга Пола Гудмана, популяризатора идей битничества среди американской молодёжи).
Конечно, парни были талантливы, изобретательны (а талант и изобретательность всегда продаются лучше бездарности и банальности, не так ли?) и, что может быть, главное — удивительно трудолюбивы. Четвёрка простых парней из рабочих семей, выходцев из индустриального портового города.
Их путь к успеху — 500 часов ежедневной непрерывной пахоты – порой по восемь часов подряд — в не самых любезных к артистам портовых кабаках Гамбурга.
Это огромная жизненная школа, которая позволила им выбиться в лучшие (из не менее трёхсот ливерпульских скиффл- и блюз-банд) группы города — несомненно, личная их заслуга. Но дальнейшее — во многом дело рук профессионалов.
Эпштейн взял по сути портовых гопников, одетых в чёрные кожаные куртки и джинсы, плюющихся и жующих на сцене.
Через два года, на старте битломании, это уже была четвёрка моднейших парней, источающих дразнящий аромат, составленный с истинным искусством «парфюмера» – снаряд, способный завоёвывать мир, и, прежде всего, покорять целевую аудиторию — девушек из благонравных семей (с которых, собственно, и начинается всякая революция).
Брайан Эпштейн, этот «пятый битл», как его называли (или — 50% успеха группы), дисциплинировал парней, сформировал имидж.
Встреча с Джорджем Мартином (еще один «пятый битл» и другие 50% успеха) сделала остальное: он дал Beatles их узнаваемый звук, великолепное цельное единое звучание группы…
«Он был истинным гением, стоявшим за музыкой The Beatles, способным обратить их снобистское отношение, их ребяческую самонадеянность, их мимолётный энтузиазм в музыкальные идеи. Он превращал их второраздрядные мелодии в монументальные и экстраординарные аранжировки», — писал Пьеро Скаруффи.
За три года — головокружительная эволюция от песенок вроде «She loves you, yeah, yeah, yeah» до альбома «Revolver» (1966), рождающего ту самую рок-музыку, которая стала каноном психоделики как в звуке, так и в претензиях на своего рода «философию».
Но Beatles Палладиума, встречи с королевой, гастролей в США — это уже совсем новый виток карьеры, за которым очевидно стоят несколько более внушительные силы, чем музыкальные продюсеры.
Несомненно, все предыдущие годы ведущие пиар-технологи Мэдисон-авеню внимательнейшим образом изучали опыт Ленина, Троцкого, Гитлера, Геббельса, Муссолини, а заодно и поэзо-концертов битников, покорявших стадионы ораторским и поэтическим словом…
Сам Гинзберг позднее утверждал, что битники сильно повлияли на Beatles и Боба Дилана (то есть, на эволюцию ритм-н-блюза в рок-н-ролл). При всем нарциссизме Гинзберга, здесь он видимо прав: и Дилан, и Леннон признавали это.
Как создать истерию, положим, «битломании»? Задача похожая на ту, которую решали во время Первой мировой Липпман и Ко, разжигая среди американцев антигерманскую истерию.
Убедить детишек, что Beatles — это великое невероятное чудо из чудес и что им это чертовски нравится — конечно, гораздо проще, нежели убедить страну, настроенную резко изоляционистски, что ей нужно идти воевать за неведомые ей интересы.
(Кстати, говорят, что именно Уолтер Липпман курировал на высшем уровне американские гастроли Beatles. Даже если это легенда — она весьма показательна.)
После 1971-го с ними, кажется, не происходило ничего: в 1980-м Джон был убит религиозным фанатиком, в 2001 умер от рака Джордж. Всё пережил только восковый Пол Маккартни, обратившийся в типичную полинявшую и давно никому не интересную рок-звезду — привокзальный памятник самому себе.
Удивляться распаду Beatles (если не удивляться их успеху), конечно, нельзя. Кто вообще мог бы пережить это чудовищное напряжение, и, как следствие, — чудовищное же выгорание? Однако, и три с половиной года — большой срок. За это время нужно было совершить революцию, захватить Город и донести Послание.
Как заметил Иммануил Валлерстайн, «эти движения вспыхнули и отгорели так же ярко и так же дымно, как порох, не оставив и следа. Но когда они отгорели, оказалось, что устои патриархального авторитарного общества выгорели и обуглились изнутри».
Каким же оказалось в конечном счете послание Beatles? Если совсем кратко, это:
вытеснение традиционной религиозности и подмена ее поп-культами нью-эйджа (короткое увлечение индийскими практиками и пожизненное увлечение Джорджа Харрисона кришнаитством);
анти-аристократизм, демократизм («те, кто сидит на дешевых местах, хлопайте, остальные — побренчите своими драгоценностями» — растиражированные газетами слова Джона на благотворительном концерте в ноябре 1963 г.);
разрыв традиционных семейных связей (сам Джон был из неблагополучной семьи; он практически не знал ни отца, ни матери, воспитывала его тётя);
пропаганда сексуальной свободы и наркотиков: песня «С небольшой помощью моих друзей» — то есть, с помощью, конечно, наркотиков;
«Lucy in the Sky with Diamonds» – отсылка к LSD; «желтая подлодка» — слэнговый образ наркотического трипа; песни «Земляничные поляны» с явным подтекстом и «Норвежское дерево» (слэнговое название марихуаны) – революция налицо!
(Продолжение следует)