Статьи

Проблемы национальной и личной безопасности, а также непосредственно связанной с ними защиты правопорядка в стране вот уже десятки лет являются самыми острыми в России. Об основных тенденциях, касающихся этой обширной проблематики, корреспондент «Файла-РФ» беседовал с Александром Михайловым, генерал-майором ФСБ, генерал-лейтенантом полиции, возглавлявшим в разное время службы информации и общественных связей МВД и ФСБ, федерального правительства и государственного антинаркотического комитета.

– Александр Георгиевич, наш президент недавно утвердил новую Концепцию национальной безопасности. В тех сферах, в которых приходилось служить лично Вам, что в этом документе представляет наибольшую сложность в плане реализации?

– Борьба с экстремизмом. Она наиболее сложна, потому что само понятие экстремизма содержательно граничит с декларациями о нормальном развитии гражданского общества и призывами к демонтажу политического строя. Где, к примеру, грань между богословскими спорами и процессом раскола традиционных религий? Самобытностью наций и сепаратизмом? К сожалению, этот процесс мы несколько подзапустили. Тем более что сегодня политической проблемой – экстремизмом – занимается МВД. Каково им, нынешним полицейским, утверждать, что они в политику не лезут, и при этом решать политические задачи. Нам в КГБ было проще: не надо было «играть в невинность».

Все остальные проблемы решаемы. Но пока не научимся бороться с главной угрозой, а мягче говоря, противостоять системе враждебных теорий и взглядов, терроризм как крайняя стадия экстремизма будет существовать.

– Насколько справедливы утверждения о том, что «цветные революции» в последние годы начинаются с Интернета, являясь продолжением инспирированных сетевых войн? И если это так, то возможно ли здесь со стороны силовиков соблюдение некоего правила золотой середины, с одной стороны, не ущемляющее свобод обычных пользователей Интернета, а с другой – позволяющее минимизировать угрозы для национальной безопасности?

– Не совсем так. Интернет – лишь средство распространения идей в мировой информационной паутине. Он значительно облегчает задачу нашим тайным и явным врагам. А начальной причиной всё-таки является стратегический замысел противника.

Суть его можно сформулировать следующим образом.

Россия как мощная держава является полюсом в биполярном мире. Она опасна для Запада своей непредсказуемостью, мощными людскими, интеллектуальными и сырьевыми ресурсами. Она влиятельна на постсоветском пространстве. Воевать с ней невозможно.

Следовательно, надо минимизировать её влияние на мировые экономические и политические процессы. С этой целью принимаются меры к созданию внутри страны условий противостояния (последующего раскола) развития межнациональных, межконфессиональных и прочих конфликтов.

К такому же сценарию можно отнести ситуацию на Украине. В силу обстоятельств она стала наиболее уязвимым звеном. А что там происходит, видно невооружённым глазом.

Повторюсь, Интернет – лишь средство массовой коммуникации, новый «не только коллективный пропагандист и агитатор, но и организатор». Наши противники научились его использовать в своих целях. А мы в своих – ещё не научились. То есть это проблема не Интернета, а прежде всего – наших спецслужб… Пока он пылящееся оружие в их арсенале.

– Каковы принципиальные отличия между ситуациями в России и в регионе с затянувшейся на несколько лет «арабской весной», то есть отличия, позволяющие сделать вывод: «У нас-то такого точно не произойдёт»? Какие уроки извлекли госструктуры РФ из истории с этой «арабской весной»?

– Мир развивается приблизительно по одним общественным законам. И даже национальные различия, нравы, обычаи и традиции влияют лишь отчасти. В основе любых возмущений лежит желание справедливости. Нарушения прав и свобод, оскорбление религиозных чувств… Так что надо бороться с причинами.

А причины для всех стран одни – расслоение общества, коррупция и произвол чиновников.

Связывать ли усилия нашей власти по ужесточению борьбы с коррупцией с «арабскими веснами»? Если это станет системным, то угроза повторения будет минимизирована. Верный баланс, гармония общественных отношений – залог невозможности «цветных революций». Но, к сожалению, этого баланса мы пока так и не достигли. Расслоение, поборы чиновников, беззаконие правоохранителей, миграционная политика, ЖКХ, наконец… И каждый элемент может привести к взрыву. Мало кто помнит, что события в Чечне начались с митингов против строительства в Гудермесе химкомбината. Естественный протест вывел на улицы людей, а потом выступлениями толп воспользовались сепаратисты.

У нас в КГБ существовал термин «предотвращение очагов социального возбуждения». И наша основная задача была в том, чтобы выявлять предпосылки возникновения таких очагов и их устранять. Сегодня у нас порой возникают не очаги, а целые социальные пожары. Так что всем надо думать, как их тушить, чтобы никаких «вёсен» не было. А полных гарантий не может дать никто.

– Какими могут быть действенные меры государства против финансирования политических сил, которые у нас именуют – и надо полагать, небезосновательно, – «пятой колонной»? Достаточно ли у силовиков для этого полномочий, сил и средств?

– Как ни парадоксально звучит, даже с этими персонами необходим диалог. Может быть, циничный, как у ФБР с профсоюзными лидерами. И дело не в силах и средствах, а в нетрадиционных подходах к работе с этой категорией. Мой опыт показывает, что раннее выявление лидеров будущей «пятой колонны», грамотная работа с ними – залог безопасности. Сегодня новые времена и работать надо по-новому. Но, увы, многое делается «несвежими» методами, а потому и результат нулевой.

Что касается финансирования… Противник не станет финансировать пустые, бесперспективные фигуры. В этом направлении и нужно думать.

– Сильны ли потенциальные угрозы для государства и общества России, исходящие от этой «пятой колонны»?

– «Пятая колонна» – мина замедленного действия. И часто мы даже не можем вспомнить имена её руководителей, если опасная ситуация не вполне развилась. У меня на памяти десятки таких имён. И часто даже их участие в «уличной стихии» не выносило их на гребень волны. Как правило, всё идёт по известной формуле: «Революции задумывают романтики, реализуют фанатики, а их благами пользуются мерзавцы». И если мы знаем первые две категории, то последняя всегда в тени. И именно она в этой «пятой колонне» наиболее опасна.

– Насколько эффективно выстроена система безопасности Сочинской олимпиады? Какие конкретные угрозы террористического плана были сведены если и не к нулю, то к минимуму? Следует ли опасаться в этом контексте каких-то неожиданностей от террористического интернационала?

– По опыту московской Олимпиады (я входил в несколько штабов по её обеспечению) могу сказать, что опыт проведения должных мероприятий у нас есть. А следовательно, у меня нет никаких сомнений в том, что безопасность будет на высоком уровне.

– В чём плюсы и минусы взаимодействия российских спецслужб с западными и другими сходными по характеру работы службами?

– У каждой специальной службы свои задачи и свои интересы. Лично я, принимая участие во многих встречах, понимал, что «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Взаимодействие, безусловно, нужно, но надо понимать, что каждая служба несёт свой чемодан. Только в боевиках Голливуда можем любоваться чётким взаимодействием разных спецслужб. Реальность же пока видим… в материалах Сноудена.

– Снова у нас поднимается тема реформирования МВД. Прежде всего – благодаря известным инициативам Алексея Кудрина. Целесообразны ли такие предложения с точки зрения государственных и общественных интересов?

– Не успев сделать одно, мы не успеваем сделать и другое. То, что Алексей Кудрин озабочен, мне понятно. Он долгое время был «лучшим» министром финансов новой России. Смог «разрулить» множество проблем дефолта, найти возможность погасить значительную часть внешнего долга, вывести страну из затянувшегося пике…

И естественно как экономист к реформе МВД подходит по принципу – «цена-качество». Предлагает повысить эффективность работы полиции и снизить затрату на содержание правоохранительных органов в целом. Приблизительно о том же говорит и министр внутренних дел Владимир Колокольцев. Однако подходы разные. А причина в том, что Кудрин не учитывает особенность оперативной работы. Каждая реформа это 25% потерь личного состава! А значит, каждая очередная затея в этом плане снижает эффективность всей работы правоохранительных органов. Снижается управляемость, оперативность, дисциплина. Даже сами разговоры о ней разлагают личный состав.

На мой взгляд, прежняя реформа была очень важна. Создана новая нормативная база. Значительно очищены ряды органов полиции. Сформирована принципиально иная дисциплинарная практика (повышает ответственность руководителей за проступки подчинённых). Следует неотвратимая и молниеносная реакция на промахи, правонарушения и преступления полицейских. Открытость до прозрачности.

Но при этом произошло сокращение кадров «на земле», в условиях перманентного изменения оперативной обстановки, ликвидированы подразделения по борьбе с организованной преступностью… Это как «иди сюда – стой на месте». В отдельных субъектах России на 200 квадратных километров один участковый! В Забайкалье есть посёлки, в которых правят бал бандитствующие несовершеннолетние подростки, которые держат в страхе всех жителей.

Изменилась структура преступности. И потому у реформы начинается второй этап.

Алексей Кудрин предлагает разделить МВД на федеральную, региональную полицию и муниципальную милицию. В комфортных условиях этот вопрос можно было бы и подискутировать. Но в такой обстановке, в какой живём мы, это – полный демонтаж системы. Впрочем, в его словах есть и рациональное звено (это моя точка зрения), кое-что можно было бы и вернуть в лоно МВД. В частности, ФМС и ФСКН. Думается, что сегодня вливание оперативного блока антинаркотической службы в МВД на правах самостоятельного главка было бы целесообразно. Подчеркну – оперативного! Без избыточных и нелепых функций. Вот вам и экономия. Это миллиарды рублей!

 – Говорить о коррупции в структурах МВД – уже давно не «бонтон». Это, по одному Вашему выражению, всё равно, что бесконечно и тщетно голосить о недугах больного ребёнка. А есть ли сегодня вообще средство для исцеления? Или отсутствие эффективного средства можно по традиции объяснить общей вирулентной средой?

– «Средства» нет, но меры есть. Они такие же, как и для всех чиновников. И главное – жёсткий контроль. Коррупция – самое выпуклое явление! Только никто не обращает на это внимания. Все разговоры про отсутствие нормативной базы от лукавого. Всем видно всё. Просто реакция либо запоздалая, либо вялая! А чаще «знаем, но молчим».

Система, которую создаёт Колокольцев – очень перспективная, предусматривающая персональную ответственность руководителей за все действия подчинённых. Но тревожит другое – тысячи уволенных в процессе аттестации «ментов» и НИ ОДНОГО уголовного дела! Ни одного! Но разве до аттестации об их делишках не знали? Недавно было уволено около 200 госчиновников за утрату доверия. Были и генералы. Но почему их уволили со званием? Может, надо внести некоторые изменения в законы о прохождении воинской и специальной службы? Оставить им то звание, которое не было связано с совершением им мерзкого поступка.

Сегодня мы знаем о великом контрразведчике Павле Судоплатове. Но мало кто знает, что пенсию он получал не генеральскую, а подполковника. То есть пенсию того периода, когда он не совершал преступления, за которые был осуждён.

Интересный исторический пример. В русской армии в период правления Николая Первого существовал такой принцип. Все офицеры и солдаты имели право носить усы. Если офицер увольнялся, не выслужив положенного срока, то усы не имел права носить. Уволенный по компрометирующим обстоятельствам не имел права ношения мундира (это был величайший позор!) и был обязан сбрить усы. На первый взгляд курьёз, но мы не жили в то время. А потому не осознаём всю глубину гражданского позора для таких лиц.

С моим товарищем депутатом Госдумы Николаем Ковалёвым (бывшим директором ФСБ, генералом армии) мы обсудили идею невозможности лицам, уволенным по компрометирующим мотивам или по результатам аттестации из одного правоохранительного органа, прохождения службы в другом. Я знаю персонажей, которые, получив служебное несоответствие в МВД, переходили на службу в иное ведомство и занимали значительно более высокую должность. Иначе как профанацией государственной кадровой политики это не назвать!

– Александр Георгиевич, на уровне правительства дебатируется вопрос о передаче полномочий Министерству внутренних дел и Следственному комитету по возбуждению уголовных дел, связанных с налоговыми преступлениями. Насколько это необходимо?

– Думаю, что это логично. И оставляя за скобками собственно налоговые преступления, могу заметить, что нет ни одного налогового преступления, в котором бы не было ещё одного или нескольких иных составов, подпадающих под компетенцию МВД и СК. Только, естественно, и квалификация следователей должна быть соответствующая.

– Насколько оправданна в современной России парадигма «у преступника нет национальности»? Будут ли от этой «мультикультуристской» формулы наши правоохранительные органы постепенно отказываться?

– А где в УК вообще упоминается национальность? В рамках закона её нет. И отказываться от этой формулы не надо. Просто работать в определённой этнической среде следует иначе. И не только структурам МВД. Объясните, как управление ФСБ по Москве проглядело 2500 нелегальных вьетнамцев в Пушкино? Орган, отвечающий за контрразведывательный режим, обязанный выявлять нелегальных разведчиков среди иностранцев, диверсантов и террористов, не заметил два мотострелковых полка в своём тылу. Под самой Москвой! Они же рис закупали тоннами. Не модно оборачиваться в прошлое, но замечу: я всю свою оперативную жизнь прослужил в московском управлении КГБ – МБ. И помню, что за такие провалы в оперативной работе увольняли без пенсии. Это было естественно, как дважды два.

Следовательно, вопрос касается не формулирования каких-то признаков национальности, а умения учитывать национальные особенности личности при совершении тех или иных преступлений. Но это оперативная, а не правовая составляющая. Кто это понимает, тот умеет предупредить преступления и раскрыть их. К слову, несколько цифр. В первом полугодии в России было зарегистрировано 1 000 050 преступлений. 24.5 тысячи совершены выходцами из стран СНГ и Балтии. Лицами без гражданства. Против них совершено 9 тысяч преступлений. Значит, главная проблема не в мигрантах, а в наших соотечественниках.

А потому многие ответные действия напоминают пословицу «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Наши соотечественники совершают тяжкие преступления, а нам показывают хороводы таджиков (многие из них имеют все необходимые документы). Это – дикие, ничем не оправданные PR-акции, разжигающие националистические инстинкты.

Кущёвка – это что, узбеки? Или Евсюков – он что, китаец нелегальный? Мы встали на опасный и скользкий путь поиска врагов среди лиц иной национальности.

– Каковы последние тенденции в плане борьбы с преступностью в странах Запада? Есть ли среди них такие, которые в России следовало бы перенять?

– Я всегда считал, что мы – особая страна. Что ни привези, из всего сделаем контрафакт. То же относится и к опыту зарубежных коллег. Нет ни одного рецепта, который был бы панацеей. И самая главная причина моего скептицизма в том, что мы нередко искусственно пытаемся перенести чужой пример на нашу почву.

Говорят, американцы так-то борются с наркотиками… Борются. И иногда неплохо. Но если бы мы выделяли 34 млрд долларов в год, как они, нашим спецслужбам, то наркотики бы исчезли и как продукт, и как образ жизни. Для сравнения наша Федеральная целевая программа составляла 3, 66 млрд… рублей на пять (!) лет.

И таких примеров тысячи, по каждой строке зарубежного законодательства. Но даже их законодательство было бессильно против русской (точнее эсэсэсэрской) мафии. И они учились у нас работать.

У нас сегодня есть всё – законы, нормативная база. Но нас угнетает серость, лень и демагогия среди силовиков. Всё-то им чего-то не хватает… И парламентарии идут на поводу. А чего недостаёт? Того, что Высоцкий определил как «силу, волю, плюс характер». И «настоящих буйных мало». Но «буйный» в хорошем смысле слова – сегодня, как правило, не жилец в правоохранительных органах: его почти непременно сожрут серость и убожество, карьеристы и взяточники.

– Вы как писатель, человек, связанный в известной мере с т. н. «социальной инженерией», что бы предложили в культурной, образовательной, педагогической сферах для более эффективной борьбы с преступностью? Или опять же эти возможные предложения окажутся тщетными в мире, где всем правит чистоган?

– Скажу, может быть, неожиданное. Надо меньше показывать преступность как норму жизни. И как образец для подражания. Телевизор смотреть невозможно. До 90% эфира – стрелялки, догонялки. И как опер скажу: именно эти стрелялки являются самой яркой иллюстрацией «плохого самочувствия» сегодняшней правоохранительной системы. За 30 лет службы я только один раз брал на операцию оружие. Потому что раньше работали головой, а не кулаками. Применение оружия было чрезвычайным происшествием. А сегодня экран делает из этого норму, хотя ни один полицейский сегодня не применит оружия, даже если будет угроза его жизни. Вспомните пробитый череп полицейского на Матвеевском рынке. Стрельни он – и тут же оказался бы за решёткой! А преступники напротив – получают с экрана некое подтверждение целесообразности своих действий.

Пора уйти от того, что происходит сегодня… И это надо делать во всех сферах. Только кому это надо? Ни педагогам, ни журналистам, ни деятелям культуры. А пока «пипл хавает», его и будут кормить этим суррогатом секса, насилия и жестокости.

Говорю об этом с сожалением, потому что именно моя пресс-служба была первой, показавшей реальную боевую операцию. С мордобоем и прочими радостями оперативной жизни… Тогда это было неожиданным исключением, а сегодня, увы, лишь соус к новостям.

Вот где нужна политическая воля.

– Верны ли, на Ваш взгляд, официальные сведения о количестве наркоманов в России (цифра, приближающаяся к 10 млн)? Чем опасна эта ситуация для страны?

Эта цифра, прежде всего, опасна для репутации России в мире.

Давайте разбираться. Существует официальная статистика, которая отличается от неофициальной приблизительно в пять раз (индикатор Минздрава, и я с ним согласен). На учёте с диагнозом «наркомания» сейчас состоит около 600 тысяч человек, при этом подразумеваются разные виды и стадии заболеваемости. Умножаем и получаем 3 млн наркоманов, значительная часть которых – в латентном состоянии. В своё время при разработке Федеральной целевой программы на 2005–2009 годы мы опирались на данные мониторинга – 2,5–4,5 миллиона лиц (подчеркну определение), «допускающих немедицинское потребление наркотиков». Впоследствии эту цифру скорректировали до 6 млн, включая разовое потребление в год, месяц и т. д.

По сути, к 2008 году этот показатель оставался неизменным. То есть, фигурально выражаясь, мы получили насыщенный солевой раствор. Те, кто мог сесть на иглу – сел. Кто не хотел – не сел. Это общемировая практика. По данным УНП ООН, прирост наркоманов в мире приблизительно пропорционален приросту населения. Россия по структуре потребления догнала мир. К этому же времени у нас стабилизировалась смертность. А число вызовов скорой помощи сократилось в 3–5 раз! Очень точный индикатор.

Сегодня, по данным ФСКН, у нас 8,5 млн наркоманов (рост в два раза за пять лет), а число потребителей достигло 18 млн (рост в три раза).

Как говорил Станиславский: «Не верю!». Не верят и профессионалы наркологии. Вот официальные цифры прошлого года: показатель общей заболеваемости наркологическими расстройствами снизился на 3%. Показатель заболеваемости наркоманией на 2.

Меня, воспитанного в СССР сотрудника специальных служб, такая манипуляция с цифрами приводит, мягко говоря, в замешательство. Особенно когда эти непонятно откуда взявшиеся цифры озвучиваются на мировых форумах. Участники делегации России краснеют и опускают глаза. Абсолютно немотивированное признание позора нашей Отчизны.

Удивляются не только профессионалы. Удивляются и сотрудники УНП ООН, с которыми мне приходилось общаться в последнее время. В ежегодном докладе эти неадекватные цифры фигурируют как истина, компрометирующая Россию. И попадают они в доклад от… нас самих. УНП ООН не проводит собственных исследований, а опирается на данные самих стран. Впоследствии в России их озвучивают со ссылкой на доклад ООН. Круговорот…

То же и траффиком. Откуда появилось в докладе ООН 70 тонн героина, идущего в Россию? Изымаются 2–3 тонны. И по практике спецслужб это – 10–15% от всего оборота в стране. Значит не 70, а 20–30 тонн.

Ситуация действительно непроста, но в целом она под контролем. Впрочем, предпочтения в этой сфере меняются, как погода в горах. Появляются новые виды зелья, меняются структура и формы потребления. Запущена машина гандикапа – сразу после запрета одного вещества спешат выйти на первый план новые. Практически каждый месяц это 10–15, а то и больше новых формул.

И в этом плане афганский героин (в ближайшей перспективе) – детские игры на лужайке. Синтезирование упрощается, химическое образование дилеров повышается.

Значит проблема не в зелье, а в сознании. Но первичная профилактика брошена на произвол судьбы. Остались последние очаги сопротивления. А ведь ключ к решению проблемы – расширение услуг по альтернативным увлечениям молодёжи. Спорт, культура, новые формы позитивного досуга, образование… Патриотическое воспитание, наконец.

Была Федеральная целевая программа по противодействию распространению наркотиков в России. В 2009 году она окончилась.

И больше её нет и не будет.

Была программа «Неприкосновенный запас – дети Отчизны» как форма упомянутых уже альтернативных увлечений для детей. 250 детских организаций. Демонтирована!

Выпускались два журнала (без копейки бюджетных средств!) «Наркомат» и «Антидоза» (для детей). Умерли в 2008 году.

Но всё вышеуказанное – не главное. Сегодня на учёте в наркологических клиниках состоит 3 миллиона 20 тысяч – алкоголиков и наркоманов. Последние – лишь пятая часть. А у алкоголизма и наркомании одна природа. Значит, бороться надо именно с этой природой.

– Может ли пригодиться России какой-то зарубежный опыт, связанный с противодействием наркомании и наркобизнесу?

– Наверное. Но многое из того опыта мы не приемлем. В первую очередь заменительную терапию, когда один вид наркотиков заменяется другим.

По многим технологиям мы даже обогнали Запад. Мои знакомые из реабилитационного центра «Новая жизнь» уже разворачивают сеть центров в других странах мира. В Израиле, Германии, США… И везде им помогают. Но только не в России, к сожалению.

У нас немало интересных идей, многие их которых абсолютно незатратны. Но сегодня у большого количества чиновников в глазах лишь облик американского президента на купюре. И формирование подходов идёт по принципу «свой-чужой». Что толку, если мы что-то возьмём на вооружение? Всё может снова упереться в межведомственную рознь, клановые интересы – и синдром исполнителя.

– Есть версия, согласно которой влиятельные круги США заинтересованы не в полном искоренении у себя (а тем более за пределами Штатов) наркоугрозы, а лишь в поддержании некоего баланса. Якобы там полагают, что наркомания может быть не только злом, но и определённым социальным регулятором. Это правда или миф?

– Для любой идеи имеется ресурс. А мы зачастую идеализируем чьи-то возможности в борьбе с наркотиками. Американцы действительно пытаются держать баланс. В беседе со мной в 2007 году высокопоставленный чиновник ведомства по борьбе с наркотиками прямо заявил «Афганский героин – это ваша проблема. Наша проблема – кокаин из Центральной и Южной Америки».

Что касается регулятора… Наркотики – это оружие третьей мировой войны. Войны, в основе которой лежат удовольствия и зависимость. Для победы в ней не нужны генеральный штаб, солдаты, ракеты… Достаточно создать условия, при которых население потенциального противника будет уничтожать само себя. Отмечу – за свои же деньги. Посади молодёжь на иглу – и страна лишится не только армии, но и мобилизационного ресурса.

В начале 90-х, в КГБ мы сформулировали условия наркотизации страны: открытые границы, конвертируемая валюта (никто за рубли нам наркотики продавать не станет), молодёжная субкультура (рок-секс-наркотики).

Всё состоялось. Но, на мой взгляд, именно последнее условие – самое пагубное. И потому, повторюсь, первичная профилактика в молодёжной и подростковой среде – ключ к минимизации угрозы.

На Западе много интересных технологий. Но они в большинстве своём вряд ли приживутся в России. РПЦ критически относится к реабилитационным центрам иных конфессий. Правозащитники играют свою игру. Коррумпированность власти не позволяет эффективно бороться с предложением.

– Нужно ли для сокращения поставок тяжёлых наркотиков в Россию вводить с некоторыми бывшими республиками СССР визовый режим?

– Он ничего не решит. Более того, только усугубит (на фоне тенденций к интеграции) ситуацию. К тому же сегодня мы обладаем колоссальным ресурсом технического характера для работы в любой среде… Только для этого надо включать мозги, искать нестандартные решения оперативного характера.

Никакой визовый режим не решит проблему, если службы не будут иметь хорошую агентурную базу и возможности креативных решений.