Римский-Корсаков Н.А. Опера «Снегурочка»
Опера в четырех действиях с прологом Николая Андреевича Римского-Корсакова на либретто композитора, основанное на одноименной пьесе А.Н. Островского. Время действия: доисторические времена. Место действия: страна берендеев. Первое исполнение: Санкт-Петербург, 29 января (10 февраля) 1882 года.
«Снегурочка», которая, возникла сразу вслед за «Майской ночью», при жизни композитора и в последующие десятилетия являлась и, по-видимому, остается до сих пор самой любимой оперой корсаковского репертуара; это сочинение всегда рассматривалось как вершина, средоточие творчества композитора, и потому о нем существует особенно обширная и интересная литература.
Кроме того, «Снегурочка» — единственная опера, по отношению к которой Римский-Корсаков успел хотя бы отчасти выполнить свое намерение дать подробный анализ собственного оперного стиля: его незаконченный «Разбор „Снегурочки“» (1905) — ценнейший документ, освещающий по сути все основные положения оперной эстетики и техники композитора.
Именно «Снегурочке» посвящены самые поэтические, душевно открытые строки в «Летописи моей музыкальной жизни». «...Кто не любит моей „Снегурочки“, тот не понимает моих сочинений вообще и не понимает меня», — писал композитор жене в 1893 году, после московской премьеры оперы — по существу первого настоящего исполнения «Снегурочки», когда она прозвучала полностью, без купюр, в должных темпах и с должным сочувствием исполнителей замыслу автора.
Премьера в Мариинском театре, состоявшаяся десятилетием ранее, принесла композитору главным образом разочарование — неудачной постановкой, небрежностью исполнителей, снисходительно-презрительным отношением к опере руководителя постановки Э. Ф. Направника и критиков, неадекватным восприятием концепции сочинения в дружеском кругу.
В приведенных выше словах Римского-Корсакова — ключ к пониманию «Снегурочки» как сочинения, с наибольшей полнотой представляющего миросозерцание композитора, личное и художественное в нерасторжимой их связи. Его своеобразие, несозвучное эпохе, оказалось причиной неуспеха оперы в начале 80-х, и оно же к середине 90-х годов поставило «весеннюю сказку» в центр национального художественного процесса.
1881 год — год окончания «Снегурочки» — имеет особое значение в истории отечественной культуры. В этом году умирают Достоевский и Мусоргский, и в последние дни жизни автора «Хованщины» Василий Суриков выставляет свою большую работу на историческую тему — «Утро стрелецкой казни», задумывает «Меншикова в Березове» и делает эскизы для «Боярыни Морозовой».
Одновременно с сочинением «Снегурочки» жанрист-передвижник Виктор Васнецов заканчивает первые свои полотна на древнерусские и сказочные темы («После побоища Игоря Святославовича с половцами», «Ковер-самолет», «Витязь на распутье»), пишет «Аленушку», столь глубоко созвучную главному образу оперы Римского-Корсакова, начинает работать над «Богатырями» и оформляет «Снегурочку» Островского для домашнего спектакля С.И. Мамонтова.
Впоследствии эти подступы к сказке лягут в основу художественного решения спектакля по опере Римского-Корсакова в Русской частной опере — знаменитой мамонтовской «Снегурочки», которой суждено было сыграть революционную роль в истории русского музыкального театра.
В те же годы складывается абрамцевский художественный кружок, живой очаг нового понимания русской красоты; молодой Михаил Врубель, будущий сотрудник Римского-Корсакова и тонкий ценитель его творчества, работает над росписями Кирилловской церкви в Киеве, предвещающими наступление новой эпохи, а другой любимый художник Римского-Корсакова, Михаил Нестеров, создает своего «Пустынника», представляющего то же органическое слияние лирического, эпического, сказочного, древнего и современного, которым отмечена корсаковская «Снегурочка».
С созданием «Снегурочки» творчество Римского-Корсакова, как раньше творчество Мусоргского и Бородина, возглавило новый этап «исканий родной красоты» (И. Э. Грабарь), обозначившийся в изобразительном искусстве со второй половины 80-х — начала 90-х годов, а в музыке — со значительным опережением. Этот этап состоял в отказе от внешнего правдоподобия, от копирования мотивов народного творчества, от декоративизма, с одной стороны, и обязательной повествовательности, «рассказа», — с другой.
Характерные черты «нового русского стиля» рубежа веков — обращение к сказочным, былинным, легендарным темам, к легендарным или фольклорным персонажам, стремление воссоздать художественный строй древнерусского и народного искусства путем стилистически выдержанного отбора его элементов и форм, свободное сочинение на основе этих форм, то есть воссоздание и развитие народной системы мышления, — все эти черты очевидны в «Снегурочке», как и в последующих операх композитора. Особенностью «Снегурочки» является необычайная слитность, лирическая наполненность всех составляющих ее художественного мира.
Б.В. Асафьев писал, что «Снегурочка» есть «постижение космоса» через «ощущение красоты, сквозь призму народной эстетики <...> сквозь отражение чувства закономерности — гераклитовского чувства космического в природе — в языческих мифах крестьянского календаря». И он же сказал о «глубоко человечном» начале, противящемся «вечной текучести всего», о том, что великолепное славление Ярилы-Солнца не может затмить весеннего образа Снегурочки, и «нам жалко Снегурочки, жалко минувшей весны...».
У Римского-Корсакова в этой опере индивидуальное, личностное — «весеннее» (не только в образе Снегурочки) показано в сложном соотношении с законами родовой жизни — «круговорота времен года». Эта концепция выводит музыкальную драму за пределы языческого мира в христианскую эпоху, в современность, и, с определенной точки зрения, «Снегурочка» есть первый у Римского-Корсакова опыт создания нового мифа в художественной форме.
Именно поэтому опера так привлекала и художников, искавших путей синтеза «своего» и «народного», и тех ценителей искусства нового поколения, которые с середины 90-х годов образовали вокруг композитора среду, защищавшую и поддерживавшую его творчество.
Действующие лица:
В прологе
Весна-красна (меццо-сопрано)
Дет-мороз (бас)
Девушка-снегурочка (сопрано)
Леший (тенор)
Масленица,соломенное чучело (бас)
Бобыль Бакула (тенор)
Бобылиха, его жена (меццо-сопрано)
Свита Весны, птицы: журавли, гуси,
утки, грачи, сороки, скворцы,
жаворонки и другие, берендеи обоего пола
и всякого возраста
В опере
Царь Берендей (тенор)
Бермята, ближний боярин (бас)
Весна-красна (меццо-сопрано)
Девушка-снегурочка (сопрано)
Бобыль Бакула (тенор)
Бобылиха (меццо-сопрано)
Лель, пастух (альт)
Купава, молодая девушка, дочь богатого слобожанина (сопрано)
Мизгирь, торговый гость из посада Берендеева (баритон)
Первый Бирюч (бас)
Второй Бирюч (тенор)
Царский отрок (меццо-сопрано)
Леший (тенор)
Бояре, боярыни, и свита царя, гусляры слепые,
скоморохи, гудочники, волынщики, пастухи,
парни и девки,
берендеи и всякого звания, обоего пола лешие,
цветы - свита Весны
Содержание:
Пролог
Леший предвосхищает появление Весны. В сопровождении зверей и птиц появляется Весна. Шестнадцать лет назад она стала женою сурового и старого Мороза, и у них появилась дочка – Снегурочка. С тех пор страна берендеев подвержена жестоким зимам и холодам весенним, так как Ярило-Солнце с ревностью взирает на этот союз.
Деду Морозу пришла пора покинуть Берендеево царство, но его беспокоит судьба дочери. Мороз прослышал, что Ярило задумал погубить Снегурочку, заронив в ее душе огонь любви. Мороз и Весна решают отдать дочь в слободку Бобылю и Бобылихе.
Появляется Снегурочка. Она не скрывает своей радости, узнав, что ей предстоит поселиться среди людей. Мороз и Весна прощаются с дочкой и поручают Лешему присматривать за ней и не давать в обиду.
Постепенно Красная горка заполняется народом. Леший прячет Снегурочку. Берендеи провожают масленицу. Бобыль и Бобылиха замечают Снегурочку, они рады принять ее в свою семью. Снегурочка прощается с прошлой жизнью, отныне она будет жить среди людей.
Действие первое
Деревня Берендеевка. Народ обсуждает приход Снегурочки. Появляется Лель. Бобыль и Бобылиха знакомят его со Снегурочкой. Девушке очень нравится юный пастух и его песни. Она просит спеть ей в награду за цветок. Лель поет песню, но отвлекается на других девушек и забывает про Снегурочку. Ей обидно, что Лель скучает с ней, и она решает попросить у Весны, матери своей, немножко сердечного тепла, которое зажгло бы сердце Леля. Купава, подруга Снегурочки, сочувствует ей, но торопится поделиться своей радостью. Она счастлива: сегодня в слободу приезжает ее жених Мизгирь. По обычаю жених выкупает невесту у девушек и парней Берендеевки. Начинается свадебный обряд, но взгляд Мизгиря падает на Снегурочку. Потрясенный ее красотой, Мизгирь отказывается от Купавы и умоляет Снегурочку полюбить его. Купава опозорена. В отчаянии она хочет утопиться, но Лель удерживает ее. Народ осуждает Мизгиря и советует Купаве искать на него управу у царя Берендея.
Действие второе
Слепцы, возглавляемые Лешим, славят царя Берендея. Но сам Берендей неспокоен, он чувствует немилость Ярилы-Солнца: лето год от года все короче, а весна холодней.
Чтобы вернуть расположение Ярилы, Берендей принимает решение отметить Ярилин день венчанием всех женихов и невест Берендеева царства.
Заливаясь горькими слезами, вбегает Купава. Она просит Берендея заступиться за нее и наказать Мизгиря за измену и позор. Берендей разгневан. Он велит разыскать Мизгиря и созвать народ на царский суд. Царь требует, чтобы Мизгирь женился на обиженной девушке. Но Мизгирь отрекается от Купавы: он любит Снегурочку. Берендей осуждает Мизгиря на вечное изгнание, но появляется Снегурочка, и царь, пораженный ее красотой, изменяет свое решение: великая милость ждёт Мизгиря, если до наступления Ярилиного дня он сможет зажечь "Снегурочки нетронутое сердце".
Действие третье
В заповедном лесу Берендеева царства накануне Ярилина дня парни и девушки водят хороводы. Растроганный пением Леля, царь предлагает ему выбрать девушку, которая перед всем народом наградила бы "певца любви горячим поцелуем". Снегурочка ждет, что Лель выберет ее, но пастух выбирает Купаву. Снегурочка в слезах убегает в лес.
Народ расходится. Снегурочка одна грустит и мечтает о Леле. Появляется Мизгирь. Его страстные речи пугают Снегурочку. В смятении она убегает. Мизгирь хочет последовать за ней, но Леший останавливает его и прогоняет.
Действие четвертое
Ранним утром Снегурочка у озера ждет свою мать – Весну. Появляется Весна-красна, окруженная цветами. Это ее последний час на земле берендеев. С рассветом бог Ярило вступает в свои права, и наступает лето. На прощание Весна дарит дочери венок из волшебных цветов, наделяющий способностью любить, и предостерегает ее от жарких глаз Ярилы-Солнца.
Приходит измученный поисками Снегурочки Мизгирь. Девушка не может оторвать восторженного, влюбленного взгляда от Мизгиря, ее сердце теснят неведомые чувства.
Долина заполняется народом. Приходит и царь Берендей со своей свитой. Мизгирь просит царя благословить его брачный союз со Снегурочкой. Яркий луч солнца падает на дитя Мороза и Весны. Не в силах вынести жгучих лучей Ярилы,
Снегурочка тает. Мизгирь в отчаянии бросается в озеро.
Однако "Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря" не могут омрачить праздник Солнца. Ярило-Солнце вновь обратит свой благосклонный взор на страну берендеев, на их земле воцарятся мир и благоденствие.
Музыка
Римский-Корсаков, говоря, что в «Снегурочке» «нет ничего вычурного, внешнего, натянутого, преувеличенного и подчеркнутого», выражал мысль о спаянности, цельности художественного микрокосмоса оперы и объяснял «таковую удачу со „Снегурочкой“» ее «необыкновенно подходящим» для него сюжетом.
Удачным было, кроме исключительной красоты текста Островского, то, что в этой пьесе (еще более, чем опера, непонятой современниками и получившей настоящее признание только в следующем столетии) изначально заложена «очень тесная связь эпико-мифических, обрядово-ритуальных сцен с движением самой фабулы — везде активное участие принимают действующие лица» (Кандинский А. И.). Этим в принципе решалась основная проблема многослойной, разветвленной музыкальной драматургии, с которой Римский-Корсаков столкнулся в «Майской ночи» и которую снова с большим напряжением разрешал в «Младе».
Жанр «Снегурочки» определялся в разные времена и разными слушателями по-разному. Стасов, например, считал ее оперой «преимущественно эпической» или «эпико-фантастической» с «глубоко лирическими страницами». Он и, по-видимому, Балакирев выше всего ценили в «Снегурочке» «изображение Руси, ее народа, ее разнообразных личностей и характеров, картин, событий и сцен».
И хотя Балакиреву нравилась также финальная сцена оперы, Римский-Корсаков остался неудовлетворен реакцией кучкистов: «...Я предпочел бы, — писал он в „Летописи“, — чтобы Балакирев оценил поэтичность девушки Снегурочки, комическую и добродушную красоту царя Берендея и проч.».
(Римский-Корсаков был очень обижен также на Мусоргского за его равнодушие к «Снегурочке», хотя и понимал, в сколь тяжелом физическом и душевном состоянии находился Модест Петрович за полгода до кончины, — очевидно, именно от него, самого одаренного и чуткого, Римский-Корсаков ожидал, может быть подсознательно, подлинной оценки нового в своем произведении. Некоторым утешением для автора стали восторженные отклики Бородина и Лядова, принявших оперу, по свидетельству корсаковской «Летописи», целиком.
Это подтверждается и письмом Бородина к Римскому-Корсакову, где в авторском подзаголовке «весенняя сказка» подчеркнута не сказочность, а «весеннесть»: «Это именно весенняя сказка — со всею красотою, поэзиею весны, всей теплотой, всем благоуханием». Лядов, по воспоминаниям Асафьева, говорил, что в Прологе «Снегурочки» заключены зерна будущих больших корсаковских полотен. Можно добавить: и зерна симфонических картин самого Лядова.)
Обида, слышащаяся в этих словах, понятна: друзья и наставники принимали в музыке Римского-Корсакова «старое», ими же воспитанное, и не принимали в ней «нового», «своего». В театре и в рецензиях на петербургскую премьеру «Снегурочка» рассматривалась как сказочно-развлекательная опера. Направник выражал недоумение, почему автор увлекся столь «наивной» пьесой; недалеко от него ушел и Кюи.
Между тем очевидно, что собственно сказочность в «Снегурочке», в отличие, например, от «Сказки о царе Салтане», имеет подчиненное значение, и в XX веке устанавливается более верный взгляд на «Снегурочку» как «сказку-миф», произведение эпико-лирического или лирико-эпического жанра (исследователи ставят акцент то на одной, то на другой части двуединства). Может быть, лучше всего подошла бы к этому произведению асафьевская формула «действо о весне», со всем тем содержанием и историческими ассоциациями, которые связываются ныне с данным термином.
На символический смысл «Снегурочки», определяющий образный строй и характер музыкального действия, прямо указывает Римский-Корсаков в своем разборе оперы. Он пишет:
«Весенняя сказка есть вырванный эпизод и бытовая картинка из безначальной и бесконечной летописи Берендеева царства. <...>. Премудрый царь Берендей [как бы олицетворение какого-то мудрого образа правления] (В квадратных скобках — приписки автора на полях. — М.Р.), отец своего народа, судящий судом народным <...>. Пастух Лель... по-видимому, вечно пребывал и будет пребывать в прекрасной и минорной (Что обозначает слово «минорная», не совсем ясно. Берендеево царство — счастливая страна, и лейттема Ярилы мажорна, но, действительно, основное ладовое наклонение «Снегурочки» — элегический «весенний» минор (такой же, как в сопутствующей опере Симфониетте с ее тоже весенними образами девичества и свадебного обряда).
Скорее же всего, «минорная» обозначает «миниатюрная», «малая» страна (от латинского значения слова) стране Берендеев [как олицетворение вечного искусства музыки]. Совершенно неизвестно, когда родились Царь Берендей и Лель-пастух и долго ль будут жить вечно старый Царь и вечно юный пастух-певец. Да имело ли свое начало и само царство Берендеев и будет ли ему когда-нибудь конец? [Есть подозрение, что нет]. <...> Надо всем этим незримо царит высшее божество Ярило-Солнце, творческое начало, вызывающее жизнь в природе и людях. В конце пиесы божество это на несколько мгновений становится видимым для действующих лиц».
Не только содержание, но и стиль этих строк напоминают об искусстве не XIX века, а новой эпохи, о полотнах Врубеля и Рериха, сказках Ремизова. Стоит обратить внимание также на соответствующую эстетике мифа сложную иерархию действующих лиц, которая дается в авторском разборе оперы: их не три категории, как обычно считают (представители стихийных сил природы, полумифические-полуреальные существа, реальные персонажи), а вдвое больше: кроме названных, Масленица — «соломенное чучело и представитель установившейся бытовой и религиозной жизни человечества»; голоса самой природы — «птицы и цветы, поющие человеческими голосами»; высшее божество — Ярило-Солнце.
И каждой из этих категорий, и каждому персонажу внутри каждой категории соответствуют свои интонационность и темброво-гармоническая сфера. При этом в «Снегурочке» преодолевается распадение тематического материала на «жанровый», «фантастический» и «лирический», характерное для более ранних сочинений композитора и некоторых более поздних: в этой партитуре очень много переходных, промежуточных состояний.
Это касается как музыки природы, находящейся в постоянном движении (от холода к теплу, от утра к вечеру, от ночи к рассвету), так и персонифицированных образов: например, народные песни, которые поет Снегурочка, не тождественны по внутреннему строю хоровым песням Леля; музыка Весны в последней ее сцене со Снегурочкой иная по сравнению с Весной Пролога, передающая расцвет и очеловечение весенних образов, и т. д.
Лейтмотивная техника оперы описана композитором самым подробным образом, и чтение этого разбора вызывает изумление сложнейшей инженерией музыкальной постройки (три категории тем, двенадцать групп мотивов в первой категории и т. д.) и фантастической расчетливостью автора, заранее предусмотревшего множество сюжетно обусловленных модификаций каждого мотива, их сочетаний.
На самом деле «постройка» была сконструирована post factum, а сочинялась «Снегурочка» стремительно, в состоянии непрерывного вдохновения, в гармонии с окружающим миром — с «милым Стелевым», где Римскому-Корсакову, впервые проводившему целое лето в русской деревне, «все нравилось, все восхищало» (Знаменательно, что такая же, только более краткая, поездка в глушь, в настоящую русскую деревню (в Тверскую губернию в имение Лодыженских) вдохновила композитора на первые эскизы «Псковитянки».), с летними грозами, с пением птиц в саду, созреванием плодов и ягод, с лесом «Волчинцем» и Копытецкой «ярилиной горкой».
С наслаждением вспоминая о месяцах работы над «Снегурочкой», Римский-Корсаков писал: «В ответ на свое пантеистически-языческое настроение я прислушивался к голосам народного творчества и природы и брал напетое и подсказанное ими в основу своего творчества...». (Как ни странно, именно редкостная аутентичность личного творчества — критики не могли отличить заимствованных композитором тем от его собственных — послужила поводом для резких нападок на сочинение и обвинений его автора в художественной несостоятельности.) «Голосом природы» мог быть крик петуха на дворе или напев ручного снегиря, «тройное эхо, слышимое с балкона»; пень, поросший мхом, казался «лешим и его жилищем».
Что касается «голосов народного творчества», то важно отметить множественность их истоков: композитор не только обильно использовал известные ему народные песни или реконструировал их из элементов, сохранившихся в более поздних образцах, но и ввел в оперу помнившиеся с детства народные речитативы и пастушьи наигрыши, даже церковные песнопения («знаменная» тема Ярилы, «поминание» Масленицы). Шире всего в «Снегурочке» представлена обрядово-календарная сфера, но также и эпические напевы, лирическая песенность, романсовость, связанные с фольклором инструментальные жанры.
В эту картину своеобразно вписывается личностно-лирический тематизм Снегурочки и царя Берендея, романтические интонации Мизгиря и даже речитатив в классическом духе. Вообще, говоря о романтических прообразах некоторых персонажей и ситуаций в «Снегурочке», некоторых ее музыкальных форм, как бы упускают из виду классические прототипы, очень существенные для стиля этой оперы. Их влияние ощущается, кроме речитативов, в стройных формах сольных номеров, в композиции некоторых больших хоровых сцен, где вместе с идущим от песенности сюитным принципом сказывается воздействие ораториального стиля старых мастеров.
Такие эпизоды, как ариетта Снегурочки в Прологе с солирующим гобоем, первая каватина царя Берендея с солирующей виолончелью, по типу изложения и развития тематизма вызывают вполне конкретные ассоциации с глинкинским «Русланом», но также с пассионами и кантатами Баха, которые Римский-Корсаков к этому времени уже хорошо знал, фрагментами которых дирижировал в концертах БМШ.
Приведение всего этого богатства к единству составляет тайну «Снегурочки», которую не мог до конца разгадать, несмотря на все схемы и разборы, сам автор оперы. Что же касается романтизма, то моментом наибольшего сближения с поздним западноевропейским музыкальным романтизмом является, вероятно, «сцена таяния» — русская параллель вагнеровской «Isoldes Liebestod». Известно, что этой оперы Вагнера Римский-Корсаков ко времени сочинения «Снегурочки» не знал (или знал очень мало): по выражению Гёте, яблоки созрели одновременно в разных садах.