Энциклопедия

Илья Иванович Машков русский художник родился 17 июля (29 июля по новому стилю) 1881 года в казачьей станице Михайловской Хоперского округа Войска Донского (ныне Урюпинский район Волгоградской области). Его прадеды и по матери и по отцу, Андреевы и Машковы, пришли на Дон из Рязанской губернии в двадцатые годы XIX века. Его дед по отцовской линии занимался торговлей и имел небольшую лавочку, с материнской стороны родственники Машкова все занимались ремеслом – его прадед был горшечником, дед, братья матери и их дети – все плотники или столяры.

Маленький Илья довольно часто и подолгу гостил у дедушек и бабушек, определенно предпочитая дом Андреевых, где были веселые желтые стружки, запах дерева, пение пилы, какие-то чертежи, инструменты. Мальчик был восхищен миром вещей, которые делались умелыми руками его деда, дяди, двоюродных братьев и многому у них научился. Очень рано проявилась в нем целеустремленность и уверенность в своих силах и возможностях.

В 1889 году Машков начал учиться в трехклассной приходской школе (первый год – в станице Михайловской, затем – на хуторе Сычеве). Нельзя сказать, что он был очень прилежным учеником, но именно в школе Илья начал рисовать. Вначале это были копии с иллюстраций из журнала «Нива», затем начались «самостоятельные работы: «он рисовал птиц, зверей, пробовал делать портреты, «сочинения» на архитектурные темы – придумывал и рисовал различные типы церквей.

В 1892 году учеба в школе закончилась, а Илью отдали «в люди», вначале в станицу Филоновскую, «мальчиком» в лавку торговца фруктами и бакалейным товаром, а через полгода в город Борисоглебск Тамбовской губернии. Работа «мальчика» в лавке практически не оставляла свободного времени, однако, как только освобождался час, Илья рисовал – сначала для себя, позднее, когда хозяин заметил его способности, он стал делать «плакатики и объявления» для магазина, в которых надо было сочетать текст с декоративным изображением предметов.

К шестнадцати годам Машков вполне ясно осознавал в себе тягу к живописи. По газетному объявлению выписал он себе «ящик красок», кисти, но работал самостоятельно, по-прежнему копируя картинки из журналов. Эти работы случайно увидел учитель рисования Борисоглебской мужской гимназии Н.А. Евсеев, выпускник московского Училища живописи, ваяния и зодчества, и предложил юноше начать заниматься с ним рисунком и живописью.

Машков вспоминал, что был чрезвычайно удивлен тем, что рисованию можно учиться, и что художник – это профессия. Встреча с Н.А. Евсеевым определила дальнейшую судьбу Машкова. Первым делом необходимо было научиться академическому рисунку, и Евсеев начал занятия с копирования работ старых мастеров, затем они перешли к гипсам. Кроме того, они много гуляли вместе, и во время этих прогулок не только беседовали об искусстве, но Илья учился наблюдать натуру, выбирая мотивы для своих этюдов.

Летом 1900 года Машков приехал в Москву, выдержал экзамены и был зачислен в студенты Училища живописи, ваяния и зодчества в класс К.Н. Горского и А.М. Корина. «С огромной жадностью и интересом впитывал я в себя московскую жизнь, людей, культуру…Я почти не выходил в тот первый год из музеев. Я изучил все уголки в Третьяковке и Румянцевском музее... Из выставок молодых художников на меня производили уже тогда впечатление произведения К. Коровина и Грабаря» – вспоминал художник.

Машков занимался с огромным увлечением и старанием, «с упорством зачарованного». Уже со второго года обучения рисунки с гипсов стали неотличимы от лучших работ его товарищей по классу. Кроме академических классов, Машков занимался также в пейзажной мастерской у Ап.М. Васнецова, причем, пейзажи его регулярно экспонировались на ученических выставках, и именно за них он получил премию имени И.И. Левитана.

Но сам Машков не был удовлетворен этими работами. Он осознавал, что лишь усваивает ту или иную манеру, овладевает изобразительной схемой. Схема осваивается, а собственной индивидуальности в ней нет места. Спасение он искал в педагогической деятельности, которая отнимала у него практически все время и энергию. Началось с того, что в Училище ему, как талантливому, но нуждающемуся ученику, предложили вести уроки рисунка.

Продолжением этих уроков стала частная студия Ильи Машкова. Она открылась в 1904 году, постепенно набирала силу и популярность в Москве. Машков познакомился с А.Н. Михайловским, большим любителем старой живописи, который вскоре тоже стал преподавателем студии.

Эта встреча помогла Машкову по-новому взглянуть на искусство: увидев, не без помощи Михайловского, произведения классического искусства как живые образы натуры, Машков смог избавиться от навязываемых школьной выучкой схем, свобода и отсутствие условностей в живописи великих мастеров дали ему смелость быть самим собой.

Классическое искусство пробудило у него желание вновь взяться за кисть, возобновить занятия в МУЖВЗ, в мастерской Коровина и Серова. В 1907 году состоялось знакомство Машкова с П.П. Кончаловским, молодым художником, сыном известного издателя и переводчика, зятем великого Сурикова. Это знакомство, переросшее в многолетнюю дружбу, определило дальнейшую судьбу художников, оказавшихся единомышленниками в искусстве. Именно Кончаловский помогал Машкову разработать маршрут его первой поездки за границу в 1908 году – с марта по август Машков посетил 17 городов Франции, Германии, Австрии, Испании, Италии.

Как несколькими годами ранее он открывал для себя «живые» произведения западноевропейских мастеров в петербургском Эрмитаже, так «впитывал» он в итальянских и испанских городах знаменитые работы великих живописцев прошлого, а в Париже изучал не только классическое искусство, но и новейшую живопись. В какой-то момент пиетет по отношению к творчеству знаменитых мастеров сменился профессиональным интересом к их техническим и технологическим приемам, композиционным решениям с тем, чтобы использовать достижения своих предшественников в собственном творчестве.

Вернувшись в Москву, Машков продолжил занятия в Училище живописи, ваяния и зодчества, в натурном классе, где преподавали К. Коровин и В. Серов. И здесь важно отметить новое состояние, в котором пребывал он, ощущая себя уже не учеником или дилетантом, но художником. Кроме того, необходимо отметить, что именно в это время произошло знакомство и началось сближение Машкова с М.Ф. Ларионовым, А.В. Лентуловым, А.В. Куприным, В.В. Рождественским, Р.Р. Фальком и другими молодыми художниками левого направления.

Конец 1900-х годов – время, когда Машков начинал активную выставочную деятельность. В 1909 году он принял участие в выставке «Нового общества художников» (НОЖ) в Петербурге, стал экспонентом «Золотого руна», участвовал в Салоне Издебского, проходившем в конце 1909 – первой половине 1910 года.

Выставки «Золотого руна», на которых работы Машкова соседствовали с полотнами новейших левых художников, как русских, так и французских, принесли ему известность в художественных кругах Москвы. Холсты Машкова были встречены таким градом насмешек публики и критики, что Давид Бурлюк, сам большой любитель скандального успеха, был вынужден признать, что наибольшей славы, «в смысле ругани», добился Машков.

Настоящий успех пришел к Машкову на выставке Салона Издебского, проходившей в Одессе, Киеве, Петербурге и Риге. На ней выставлялось свыше десяти его работ (в Петербурге их было 17). Критик С. Маковский в статье, посвященной этой выставке, отмечал: « … москвич Илья Машков… бесспорно самый сильный и убежденный из наших «революционеров», а если уступает Матиссу и Ван Гогу в четкости красочного рисунка и в умении «гармонировать» диссонансы, … то самим цветом может соперничать с любым лауреатом крайнего модернизма. Как русский, как «московский варвар», он еще склонен утрировать, но в этом варварстве есть какая-то убедительная острота».

В 1910 году Машков выставил две работы на «Осеннем салоне» в Париже, и одна из них была приобретена в знаменитое собрание И.А. Морозова. Это картина «Фрукты на блюде (Синие сливы)». И композиция, и колорит ее заставляют вспомнить выразительную красочность расписных подносов и лубочных картинок. На первый план выходит живописная фактура, красота собственно живописи: не реальный цвет натуры, зависящий от источника освещения или времени суток, но цвет открытой краски, лежащей на холсте.
 
Именно в мастерской Машкова в Харитоньевском переулке летом 1910 года произошла историческая встреча, результатом которой стало создание объединения художников со странным названием «Бубновый валет». А.В. Лентулов, уже выставлявшийся вместе с Машковым в нескольких выставках, пришел к нему, чтобы познакомиться с П.П. Кончаловским, только что вернувшимся из Испании, и обсудить возможность объединения молодых художников.

Вся осень 1910 года проходила в лихорадочной подготовке этой выставки. Машков вспоминал: «Нам хотелось своей живописностью разгромить весь мертвонаписанный мир, … нам тогда важно было, чтобы наш живописный язык звучал как орган, оркестр, трубный хор голосов здоровых людей».

Лентулов с Ларионовым долго и мучительно придумывали название выставки и, наконец, решили назвать ее «Бубновый валет», «что не символизирует ничего, но скорее вызвано лишь теми соображениями, что слишком много в то время и изощренно придумывали разные претенциозные названия: «Венок-Стефанос», «Голубая роза», «Золотое руно» и прочие.

Поэтому как протест мы решили, чем хуже – тем лучше, да и на самом деле, что может быть нелепее «Бубнового валета»?» Машков тоже участвовал в выборе имени для будущей выставки: «Мне же нравилось это название тем, что я представлял арестанта, на спине которого был бубновый знак. Мне казалось, что этот бубновый арестант не должен в то время никого признавать, ничего не бояться».

В последние дни накануне выставки Машков почти не появлялся в доме Экономического общества офицеров на Воздвиженке, где все готовилась к открытию, назначенному на 10 декабря 1910 года. Он дописывал свой «главный» экспонат, до настоящего времени считающийся классическим образцом картины «Бубнового валета».

Участник выставки вспоминал: «…зрителям представилось зрелище настолько неожиданное, что первое время трудно было сообразить, что сие произведение означало. Изображены были два голых человека исполинских размеров, одетые в трусы, смуглого черного цвета, с мышцами, как у борцов, с выпученными глазами, посаженные на длинный диван; на полу лежали штанги и гири.

Эти два человека оказались: один – сам Илья Иванович и другой – П.П. Кончаловский. Вещь была написана хлестко, талантливо…» Машков и Кончаловский, как, впрочем, их соратники по «Бубновому валету», очень увлекались в то время атлетической гимнастикой и борьбой.

Кроме этой работы Машков экспонировал на выставке ряд натюрмортов и портретов. «Портрет Варвары Петровны Виноградовой» может служить образцом портретного жанра «Бубнового валета». Машков полностью подчиняет модель своим живописным задачам.

Это не индивидуальная характеристика портретируемого, а создание живописно-орнаментальной композиции, где художника одинаково занимают и его модель, и фон, на котором она располагается, не случайно бытование второго названия этой картины – «Женщина на фоне обоев». Похожее отношение к модели демонстрируют и портреты Е.И. Киркальди и Ф.Я. Гессе, более известный как «Дама с фазанами». Художник создает гротесковый образ «красавицы», который сложился в городском мещанском лубке начала ХХ века.

Середина 1910-х годов – время, когда дарование Машкова раскрывается в полной мере. Его работы экспонируются на выставках в России и за границей. В 1915 году в Третьяковскую галерею с выставки «Художники – товарищам воинам» были приобретены два произведения Машкова – натюрморты «Камелия» и «Тыква». В 1916 году художника избрали в члены общества «Мир искусства», участвует в «Выставке современной русской живописи» в Петрограде, где ему был отведен целый зал.

1917 год стал для Машкова, как и для многих его современников, годом больших надежд. Можно вспомнить В.Маяковского: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя Революция!» Перед искусством сразу же возникли новые задачи, и в первую очередь ответить на запросы новых зрителей, приобщить к культуре невиданные прежде массы людей.

Многие художники работали в государственных органах, призванных осуществлять новую культурную политику. В 1917 году Машков стал членом президиума Совета организаций художников Москвы (бюро этого Совета размещалось в его мастерской); принимал активное участие в работе комиссии по выработке проекта нового устава Московского училища. В 1918 – избран членом Коллегии ИЗО Наркомпроса; с сентября начал преподавать в II Свободных государственных художественных мастерских (бывш. Московское училище живописи, ваяния и зодчества)

Машков в начале двадцатых годов своим творчеством старался доказать, что и в новом государстве надо сохранить искусство живописи. При этом живопись Машкова по-прежнему не копирует, но изучает природу. В его картинах все подчинено целостности живописного решения. В 1923 году Машков и его соратники по «Бубновому валету» проводят «Выставку картин», которая доказывает, что станковая картина по-прежнему жива. В 1924 году Машков создал картины «Снедь московская. Мясо, дичь» и «Снедь московская. Хлебы», ставшие классикой советской живописи.

В 1924 году Машков участвовал в XIV Международной выставке в Венеции и в «Выставке русского искусства» в США.

В середине 1920-х годов Машков много работает в Крыму (Бахчисарай, Гурзуф, Артек, Ливадия, Дюльбер, Симеиз), пишет пейзажи, портреты; в 1925 становится действительным членом общества «Московские живописцы», в 1926 - вступает в члены АХРР; в 1927 – совершает поездку в Грузию и Армению; участвует в ретроспективной выставке художников группы «Бубновый валет» в Третьяковской галерее.

В 1928 году Машкову было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств» РСФСР. В том же году он стал членом-учредителем Общества московских художников, в состав которого входит основное ядро бывшего «Бубнового валета»: Куприн, Машков, Рождественский, Фальк, сохранившие свое пристрастие к живописности и не утратившие свежести и полнозвучности палитры.

В 1932 году был образован Союз Советских художников и Машков был избран в правление его Московского отделения, но, по-видимому, эта должность тяготила художника. Не случайно в начале 1930-х годов он все больше времени стал проводить далеко от Москвы, в своей родной станице Михайловской.

Приехав туда после долгого перерыва в 1930 году, художник был поражен изменениями, произошедшими за время его отсутствия: «На всем лежала печать разрушенности, одичалости, заброшенности». Машков, преодолев первое тягостное впечатление от состояния разрухи, решает помочь своим землякам попытаться вернуть былую благодать этих мест. Он обратился к жителям Михайловской, предложив преобразовать станицу в образцовый агро-городок, где жители будут не только работать на полях, но и объединятся вокруг создания Дома социалистической культуры, своеобразного культурно-просветительского центра, клуба нового типа, который был открыт 7 ноября 1931 года.

В записках Машкова перечисляются в качестве составляющих ДСК: кинотеатр, библиотека, краеведческий музей, колхозный университет, радиоузел, техническая станция, ботанический сад, дом отдыха для колхозников. Надо сказать, что, несмотря на всю утопичность этого проекта, Дом социалистической культуры работал в тридцатые годы с полной нагрузкой, и, безусловно, сыграл большую роль в просвещении местного населения.

А Машков, кроме того, что был вдохновителем и главным организатором клубной работы, устраивал там регулярно свои выставки, на которых экспонировались портреты односельчан, пейзажи и натюрморты, написанные в Михайловской. Эти выставки оказались во второй половине 1930-х годов почти единственной возможностью показать свои новые работы.

Дело в том, что официальная критика дружно осуждала Машкова за нежелание написать «настоящую революционную картину». Единственной серьезной «официальной « работой того времени стала серия панно для банкетного зала гостиницы «Москва». Во второй половине 1930-х годов Машков принимал активное участие в создании Ново-Абрамцевского поселка художников, входил в состав его правления, подолгу жил в своем дачном доме, писал там натюрморты и пейзажи.

Во время Великой отечественной войны Машков не уезжал в эвакуацию. С января 1942 года в госпитале в Лефортове писал и рисовал портреты раненых и сотрудников госпиталя, устраивал там выставки своих картин и рисунков. За эту работу он был награжден почетной грамотой Военного совета Московского военного округа.

20 марта 1944 года Илья Машков скоропостижно скончался на даче в Абрамцеве и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Первая персональная выставка работ Ильи Машкова состоялась в Москве и Ленинграде только в 1956 году.