Статьи

Воинствующий дилетантизм - одна из проблем современности. Парадоксально, но широкая доступность информации привела к тому, что люди все меньше читают книги, будучи уверены, что «и так все знают».

Пушкин когда-то жаловался, что «мы ленивы и нелюбопытны», сейчас другая история - все очень любопытны, но ленивы. Все крайне уставши, полдня листая френд-ленту, и откладывают любое длинное чтение «на потом».

Дискретность поступающей информации накладывается на отсутствие системного мышления, когда человек структурирует в своем сознании исторический (да и любой другой) процесс как целостное явление, обусловленное внутренними закономерностями развития, а не воспринимает все происходящее как калейдоскоп «забавных фактов».

От этого и малого багажа знаний исходит непонимание даже того, что люди всё же читают.

Поэтому эта статья играет прежде всего просветительскую роль - не столько дискуссии с в целом малоинтересным лично автору персонажем, сколько попытки показать на широком историческом фоне целый ряд важных вопросов истории Руси периода Средних веков и отчасти даже Нового времени.

В июне 2020 г. я подробно разбирал опус заместителя главного редактора Московского Центра Карнеги Максима Саморукова, посвященный белорусскому национализму.

Вообще, комично (а отчасти и печально), насколько у персонажа развит апломб, что по беглом прочтении и плохом понимании одной книги он выносит категорические утверждения - то по одному глобальному вопросу, то по иному.

На этот раз Саморуков решил разъяснить нам «как есть» про Средневековую Русь. Была ли она вообще единой в языковом, религиозном и государственном отношении?

Когда Русь разделилась на Западную и Восточную?

Для уровня понимания Саморуковым истории такой его краткий пассаж: «В XIII веке в землях восточных славян появляется линия раздела, которая сохранится на много веков вперед. Восток завоевали монголы, Запад и Юг - литовцы».

Проблема в том, что не зная хронологии развития событий, невозможно понять и происходившие тенденции.

Видимо, Саморуков в школе и вузе прогуливал уроки истории.

Дело в том, что монголы завоевали в 1239-1240 годах и всю Южную и Юго-Западную Русь - в зависимость и данничество от них попали не только Владимиро-Суздальское, Ростовское и Рязанское княжества (которые, вообще-то, не Восток, а Северо-Восток Руси, но не будем цепляться), но и Черниговское, и Киевское, и Галицко-Волынское.

И находились в таком состоянии зависимости, выплачивая дань, получая у ханов «ярлыки» на княжения и участвуя в монгольских походах, княжества Южной и Юго-Западной Руси не менее столетия.

Ещё в 1337 году галицко-волынские ратники участвуют в ордынском походе на Польшу.

И только в 1340 году после смерти последнего галицко-волынского князя Юрия-Болеслава II литовский княжич Любарт-Дмитрий Гедиминович, ранее женившийся на дочери владимиро-галицкого князя Андрея Львовича (погибшего в 1323 году, сыном его брата и соправителя Юрия был упомянутый выше Юрий-Болеслав II) и получивший удел на Волыни, предъявил претензии на все княжество.

Хотя сейчас это часто трактуется как присоединение Волыни к Литве, это было лишь приходом одного из Гедиминовичей к власти в русском княжестве, которое продолжало существовать как самостоятельное.

В 1349 году Галичину захватили вторгшиеся поляки. «Война за галицкое наследство» между Любартом и польским королем Казимиром III шла до 1366 года, окончательно же в состав Великого княжества Литовского не попавшие под власть поляков остатки Галицко-Волынского княжества вошли лишь после смерти Любарта в 1383 году.

На фоне этого в 1355 году великий князь литовский Ольгерд Гедиминович «повоевал» расположенный в лесах Брянска, в последующие несколько лет распространил влияние на прочие остатки Черниговского княжества и на часть Смоленщины.

В 1362 г. Ольгерд разгромил коалицию татарских князей в битве при Синих Водах, после чего распространил свою власть на степную Подолию и посадил в Киеве своего наместника.

Опять же, речь шла не о присоединении этих княжеств напрямую к Литве, а пока лишь о зависимости от нее. Ольгерд везде, куда могло дотянуться его влияние, «ставил» князьями своих сыновей, которые затем правили достаточно самостоятельно.

Вспомним, что своего сына Андрея в 1341 году Ольгерд навязал в князья и Пскову, который никто не считает частью тогдашней Литвы.

Другой яркий пример - князь брянский и стародубский Дмитрий Ольгердович, прибывший в 1380 году со своей дружиной на Куликово поле на помощь Дмитрию Донскому против великого князя литовского Ягайлы.

Окончательно в состав Великого княжества Литовского земли Южной и Восточной Руси войдут лишь в XV веке.

Стоит также заметить, что и находящийся на Севере Руси Новгород Великий, хотя татары до него в 1238 году не дошли, зависимость от Орды признавал. В 1257-1259 годах сюда, как и в других княжества, приезжали чиновники из Сарая для переписи населения.

Не случайно уже позже, и в 1328-м, и в 1353-м годах новгородские послы ездили в Орду, поддерживая кандидатуры на великокняжеский престол или прося себе определенного князя из Владимиро-Суздальской Руси.

Это вполне себе подчинение. Эта тема не так известна, но можно порекомендовать, например, статью Юрия Селезнёва «Новгородская земля в системе ордынской государственности» (Вестник Новгородского государственного университета, 2011 г.. № 63). Но это так, для точности.

Резюмируя - вплоть до второй половины XIV века русские княжества представляли собой определенное единство, хотя и находившееся в вассальной зависимости от Орды.

В 1357 году после смерти хана Джанибека в Орде начались междоусобицы (эти события известны в русских летописях как «великая замятня»), в каждом уголке государства появился свой претендент на верховную власть, после чего ранее мощная Орда начала стремительно распадаться на куски, и уже не могла оказать отпор осмелевшим литовцам.

Но и то, весь XIV век это для целого ряда русских княжеств смена зависимости от Орды лишь сменилась зависимостью от Литвы. Окончательный распад же общерусского единства и появление двух противостоящих государств происходит уже в XV веке.

А была ли Русь единой до этого?

Собственно, так вопрос Саморуков и ставит, и сразу же на него отвечает мол, нет: «Общую идентичность для жителей Киевской Руси придумают только в XII веке, когда будут составлять самый ранний из сохранившихся письменных источников о той эпохе - Повесть временных лет.

К тому времени на землях расселения восточных славян сформируется десяток феодальных княжеств, связанных между собой православной верой и восточнославянскими диалектами.

Силу этих связей не нужно переоценивать: похожая общность - через католичество и романские диалекты - существовала тогда, например, между Португалией, Нормандией и Венецией».

Вообще говоря, ПВЛ не самый древний сохранившийся письменный русский источник о той эпохе - «Память и похвала князю Владимиру» Иакова Мниха древнее примерно на 80 лет (если ПВЛ написана около 1113 года, то «Похвала» около 1040 года).

И это мы еще не берем в учет современников в Германии и Византии, писавших о Руси в X-XI веках. Но таков уж уровень образования замглавреда Московского Центра Карнеги.

Что касается силы связей древнерусских княжеств, которые Саморуков призывает «не переоценивать». Проблема в том, что при всем своем апломбе он реально плохо представляет себе, как они были связаны.

Княжества Средневековой Руси, период существования которой в X-XII веках позже для удобства историки назовут Киевской Русью, не были независимыми государствами, а представляли собой удельные княжества внутри одного государства, которым правила единая династия Рюриковичей.

Существовала так называемая лествичная система, когда «золотой стол киевский» переходил не от отца к сыну, а от старшего брата к младшему, который до этого княжил в другом, менее престижном и богатом уделе.

За свою жизнь один князь мог поменять много уделов.

Так, например, Владимир Всеволодович Мономах последовательно княжил сначала в далеком Ростове Великом (1066-1073 гг.), потом в Смоленске (1073-1078 гг.), после смерти черниговского князя Святослава Ярославича перебирается в Чернигов (1078-1094 гг.),

после смерти в 1093 году переяславского князя Ростислава Всеволодовича переходит на освободившееся княжение в Переяславль (1094-1113 гг.) и лишь в 1113 году после смерти великого князя киевского Святополка Изяславича занимает в столице первое место среди Рюриковичей.

Если Саморуков представляет себе ситуацию, когда в Португалии, Нормандии и Венеции правит одна династия, представители которой сменяют друг друга, переходя из Руана в Порту, а из Порту - в Венецию, то можно лишь позавидовать богатству его фантазии.

Несложно понять, что вместе с князьями переезжало из города в город и их окружение - духовенство, дружинники, придворные летописцы и певцы, занятый обеспечением быта князя персонал и т.д. То есть связь была достаточно сильной.

Отдаленно всё это можно - отдаленно, конечно - сравнить с Советским Союзом, где удачливый партийный функционер рос, меняя места работы в союзных республиках, и затем поднимался до самого верха.

Тот же Брежнев, руководивший обкомами в Украинской области, в 1950 г. вырос до первого секретаря ЦК КП Молдавской СССР, в 1955 г. был отправлен на целину, став первым секретарем ЦК КП Казахской ССР, а в 1960 г. с триумфом прибыл в Москву, возглавив здесь президиум Верховного Совет СССР.

Но это на уровне господствующих классов. А что было на уровне простого населения?

В 1990 годах выдающийся археолог и ученый Андрей Зализняк убедительно обосновал на материале берестяных грамот существование в XI-XII годах древненовгородского диалекта, заметно отличавшегося от распространенного в других княжествах.

При этом, что важно, Зализняк отмечал в 1995 году: «Примерно до конца XIII в. наддиалектная форма древнерусского языка в основном едина для всей древней Руси…

Эта форма древнерусского языка применялась (хотя бы в некоторых ситуациях) в качестве социально престижной на всей территории древней Руси» (Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. 2-е издание, переработанное с учетом материала находок 1995-2003 гг. М.: Языки славянской культуры, 2004 г.. С. 5).

Этого в Западной Европе не было. Латынь, который учила образованная часть общества Западной Европы, уже была мертвым языком, как санскрит для индийцев тех же Средних веков.

Второй момент - если романские диалекты, господствовавшие на территории бывшей Западной Римской империи, в Средние века все больше отделялись друг от друга и оформлялись в отдельные национальные языки, сильно отличающиеся на сегодняшний день друг от друга, то в древнерусских княжествах шел обратный процесс.

Об этом Зализняк упомянул в выступлении 1997 года по поводу присуждения ему Демидовской премии: «Древненовгородский диалект, наблюдаемый на протяжении XI-XV вв. по показаниям берестяных грамот, развивается явно не так.

В начале письменной эпохи мы застаем его уже в виде отчетливо самостоятельного диалекта, отличающегося от обычного древнерусского языка значительным числом особенностей.

В берестяных грамотах этого периода господствуют специфические древненовгородские формы. Между тем в грамотах XIV-XV вв. представлен уже менее чистый диалектный тип; заметное распространение получают черты, свойственные, в частности, центральным и восточным русским говорам.

Таким образом, в XI-XV вв. древненовгородский диалект и диалект ростово-суздальской (позднее-московской) зоны проходят, по крайней мере в своих наиболее существенных чертах, процесс сближения, а не расхождения»

(Зализняк А. А. Берестяные грамоты - бесценный источник сведений о Древней Руси и ее языке // Лекции лауреатов Демидовской премии (1993-2004 гг.). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2006 г.. С. 235 - 236).

То есть, еще в рамках сохранявшегося - несмотря на междоусобицы, зависимость от Орды и Литвы - единства русских княжеств шли процессы унификации наречий, превращавшихся в общий язык.

Разделение общего языка на национальные (русский, украинский и белорусский) произошло уже позже, в XV-XVI веках, в иной политической ситуации, когда часть русских земель оказалась в Великом княжестве Московском, а другая - в Великом княжестве Литовском, которые враждовали друг с другом.

Были ли тенденциозными летописи

Саморуков понимает все письменные источники очень просто: «Концепция Киевской Руси и общего прошлого неслучайно понадобилась авторам летописи и их светским патронам…

Важнее то, что летопись о Киевской Руси писали в Киеве. То есть авторы летописи таким образом ненавязчиво сообщали остальным, что они тут главные».

Как я уже говорил, явным откровением для Саморукова будет регулярный переезд Рюриковичей из княжества в княжество, этакая ротация в рамках лествичной системы. Судя по всему, будет для него откровением и то, что летописи велись не только в Киеве.

По логике Саморукова, в этом случае в Новгороде или Смоленске должны были представлять начало Руси совершенно иначе, объявляя себя центром Вселенной. Но нет!

Например, Михаил Приселков в известной работе «История русского летописания XI-XIV веков» (1940 г.), указал на наличие в XII веке летописцев в Чернигове, пусть их работы и дошли до нас лишь через вторые руки:

«Третьим вспомогательным источником киевского великокняжеского свода 1200 г. был черниговский Летописец князя Игоря Святославовича.

Источник этот использован сводчиком 1200 г. в обильных и значительных по размеру выписках, не говоря уже о кратких сообщениях.

Последнее известие этого черниговского летописца - под 1198 г. о смерти черниговского князя Ярослава Всеволодовича и о вступлении на черниговский стол Игоря Святославовича, названного при этом «благоверным князем» (Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996 г.. С. 89).

Начал вести эту хронику всего лишь через несколько десятков лет после составления ПВЛ: «Возникший в 40-х годах XII в. семейный Летописец князя Свя­тослава Ольговича сосредоточивал свое внимание, как мы уже и го­ворили, на личности и походах Святослава.

Однако чтение и анализ изложения Ипатьевской летописи об убийстве киевлянами прожива­ющего в одном из киевских монастырей принявшего «мнишеский чин» Игоря Ольговича - дают возможность установить, что в этом тексте Ипатьевской сплетены два источника, повествовавшие по-разному об этом событии:

подробный, но деловой рассказ, восхо­дящий к основному киевскому летописанию того времени князя Изяслава Мстиславовича, и многоречивый и условно-литературный рассказ, восходящий к черниговскому княжескому летописанию» (Там же. С. 91).

То есть черниговское летописание, шедшее синхронно с киевским, давало разную трактовку одних и тех же событий, свидетелями которых были летописцы. Но не оспаривало историю начала Руси.

«…Отсутствие в киевском своде 1200 г. в пределах «Повести времени лет» каких-либо дополнительных известий против обычных для этого памятника, известного и по другим источникам, дает право делать два предположения о том, как начинался Летописец Святослава Ольговича: или Летописец этот не имел никакого начала до 1120 г.;

или известия, читавшиеся в начале этого Летописца, совпадали с известиями «Повести временных лет», м. б. их сокращая, но не пополняя. Что вероятнее это второе предположение, вытекает из изучения объема этих сведений до 1120 г. у автора «Слова у полку Игореве» (Там же. С. 92 - 93).

То есть история первых Рюриковичей не была киевской конъюнктурной выдумкой.

А добавим сюда летописи, которые велись в других княжествах, на Севере летописание дожило до XVIII века. И все излагали в целом одну картину начала Руси.

И немного про религию

Саморуков вновь потрясает нас откровениями, на этот раз уже про начало XVII века:

«Пропасть между восточными славянами Речи Посполитой и Московии тогда казалась настолько очевидной, что православных из Литвы и Польши, переходивших на службу царю Михаилу Романову, заставляли заново креститься вопреки базовым христианским канонам».

Итак, замглавреда Московского Центра Карнеги теперь ещё и эксперт по «базовым христианским канонам».

Хотя христианские каноны не бывают базовыми или не базовыми, они просто каноны. Уже даже терминология выявляет в нем полного профана. Кстати, дальше обсуждение пойдет про обряды, которые не раз менялись.

И даже обсуждаемый им момент Саморуков банально не понял.

Собственно, речь идет про хорошо известные решения Московского собора 1620 года, согласно которым часть православных из Западной Руси (в тексте решения Собора они названы «белорусцами»), переходящих на службу в Москву, надо было заново крестить. Но почему?

Небольшой экскурс в историю. Изначально в христианской церкви существовало два варианта таинства крещения - троекратным погружением в воду или троекратным обливанием (поливанием) водой.

В Западной церкви обливательное крещение в итоге станет основной формой крещения, тогда как в Восточной таким станет погружательное.

При этом отношение к другой форме крещения было смешанным, чаще всего терпимым, но как в исключительному случае - и видные католические теологи (Фома Аквинский) допускали признание крещения погружением, и православные (Киприан Карфагенский) считали допустимым крещением обливанием в случае крещения больного.

Вернёмся к Собору 1620 года, благо, его решения опубликованы.

Поводом для него стал отмеченный патриархом Московским и всея Руси Филаретом (Романовым) случай с признанием крещения двух католиков:

«Яко той Иона митрополит, тем двема священником Ивану и Еуфимию, от латыньския веры пришедших двою человек ляхов, Яна Слобоцкого, да Матвея Светицкого, не повеле крестити, но токмо святым миром помазати их. и потом повеле причастити их пречистому телу и крови Господни».

Как выясняется далее, такое принятие было в Москве обычным, но в 1620 году вызывало опасения ввиду событий недавнего Смутного времени:

«Патриарх же Игнатей угожая еретиком латыньския веры, и в церковь соборную Пресвятыя Владычице нашея Богородицы и присно Девы Марии честнаго и славнаго Ея Успения, введе еретическия папежския веры Маринку.

святым же крещением совершеным християнскаго закона, не крестил ю, но токмо единем святым миром помаза. и потом венчал ю с тем розстригою», то есть с Григорием Отрепьевым, из-за которого и началась Смута.

Собор 1620 года приравнял католиков к еретикам (такая радикальная трактовка существовала на Руси, кстати, и в XII веке), а совершаемые ими крещения повелел не признавать:

«Римская же ересь иже прияша от евномиян. Евномияне убо вместо крещения, на главы своя возливают воду до пояса. и молитвы своя творят, собираяся в тайных местех земля. церкви же ни храмины не имут. и приходящих убо от евномиян повелевают святая правила совершено крестити святым крещением».

Под удар Московского Собора 1620 года попали и униаты (католики восточного обряда) Западной Руси.

Был издан «Указ, как изыскивати, и о самех белорусцех, иже приходящих от Польскаго и от Литовскаго государства, в православную веру нашу греческаго закона, в державу Московскаго государства. и хотящих быти с нами вкупе християны. и коих из тех белорусцев крестити достоит, или миром помазывати. и како действовати о них, еже к просвещенным християном сочетовати их».

Указ предусматривал выявление тех, кто крещен в униатской церкви («А в которой у них церкве, аще она и християнская есть, а молят Бога за папу. и таковая церковь у них нарицается унея») и их перекрещивание:

«И егда приидет кто от Польскаго и Литовскаго государьства, к нам в Росийскую державу Московскаго государьства. и скажет о себе, яко белорусец есть, и истинныи християнин греческаго закона веры…

Вопросите его. како верует, и что вера его; и истинно ли крещен в три погружения, и не обливан ли. И которыя иноземцы, егда биют челом о крещении, в православную християнскую веру, и в роспросе про себя сами скажут,

яко они прежде сего в своей земле крещены в християнскую веру греческаго закона. а в крещении у них обливают, а не в три погружения крестят… Таковых подобает совершено крестити в три погружения».

Православных мигрантов перекрещивать не требовали:

«А иные иноземцы сказывают про себя сами же, что они в греческую веру крещены в три погружения, и миром и маслом помазываны. или аще будет, и свидетель нет, а сам про себя сказывает, яко крещен в три погружения,

и миром и маслом помазыван. и тех крестити не подобает, и миром и маслом не помазывати. но токмо велети им поститися неделю, тако же как и в Московском государьстве говеют православныя християне ко исповеданию».

Саморуков, как обычно, ничего не читал либо не понял в прочтенном. Бывает.

Добавлю, что решения Московского Собора 1620 года действовали недолго - Московский Собор 1666-1667 годов принял решение принимать католиков в православие через миропомазание (без перекрещивания),

а в 1727 году Правительствующий Синод Российской империи издал книгу под выразительным названием «Истинное оправдание правоверных христиан крещением поливательным во Христа крещаемых».

Как видим, не было и непреодолимого религиозного раскола между православными Западной Руси и Московского княжества.