Либерализм и свобода
Инструменты власти
Либерализм и свобода — почти синонимы. Либерализм (liberalis — свободный) и есть возведение свободы в центральный принцип, в позицию базовой ценности существования человека. Если бы некий идеальный либерализм охватил всех — было бы просто замечательно!
Это означало бы духовную свободу личности: свободу от идеологических догматов, диктатов и контроля, свободу для творческого развития и осмысления всех сторон бытия. Такое общество было бы прекрасным, — просто земным раем! Но так не получалось никогда…
И "идеального либерализма" никогда не было. Потому что "кое-кому" такой духовно свободный народ не нужен: им трудно управлять. Особенно, когда основным инструментом управления (долгие века — единственным) является страх.
Страхом, при помощи страха управляют все: хозяева — слугами, богатые — бедными, жрецы — паствой, монархи — подданными, политики — народом… Всё идёт в ход: мифы и легенды, литература и искусство, военные и оружие, наука и лженаука.
В общем, от такого инструмента не отказываются. Его берегут, "смазывают", "затачивают", совершенствуют и вплетают в ткань жизненного процесса, стремясь к сохранению и укреплению властных, управленческих позиций.
Ценностная матрица либерализма породила несколько направлений, в которых выросли разные его формы: политический, экономический, индивидуалистический, коллективистский и др.
Так, абсолютная в своей жестокости и цинизме человеческая алчность, обретает формы "либерально-демократических" экономических и политических доктрин и базирующихся на них общественных систем, государственных устройств.
Оправдание — и защита! — алчности в таком "свободном" обществе никуда не исчезает. Меняются слова и маски, но не суть. "Экономические либералы" тщательно выпестовали базис защиты собственной алчности: и как таковой (право собственности) и как объекта защиты, регулирования, перехода права собственности.
А ещё они ловко расширили этические рамки, втиснув в перечень допустимого очень многие вещи, веками считавшиеся зазорными — например, ростовщичество, сделав его респектабельной банковской деятельностью. Или рабовладение и торговлю людьми: со временем перейдя от прямых грубых неароматных форм к скрытым зависимостям, свойственным неоколониализму.
Они не столь пахучи, как методы XVIII века, поскольку обеспечены современными технологиями менеджмента и манипуляции сознанием, использующими неочевидные возможности управления мотивацией, поведением и чувством удовлетворения.
В борьбе за власть и деньги со своими предшественниками (либерализм возник в эпоху ломки феодализма), сформировались принципы свободы личности, оформившиеся, в конце концов, в концепцию "прав человека".
Они по сей день используются либералами как способ вовлечения народа в борьбу за цели либералов под видом борьбы каждого за собственные цели. Всё это в целом названо экономическим либерализмом. Его базовые принципы охватили весь мир.
Именно этим принципам (а не каким-то там богам) по факту служит большинство религиозных организаций, служат политические системы (демократия и пр.), концепции либеральной культуры (мультикультурализм, постмодерн и др.), продукты этой культуры: кино, ТВ и др., системы образования и воспитания, — всё Ему (экономическому либерализму) поклонилось.
Одновременно с развитием и ростом влияния либерализма росло и сопротивление ему –— как новой, по сравнению с ранее существующими, форме эксплуатации. Стремление к свободе "для всех", к справедливости, породило коллективистские формы либерализма.
Попыткой обуздать, ограничить алчность стал теперь уже довольно многоцветный букет социализмов-коммунизмов, ищущих содержание, форму и путь к справедливому обществу.
При этом все социализмы-коммунизмы, ценя свободу не меньше либералов, стремятся найти тот баланс между личным и общественным, который не противоречил бы принципу справедливости (всегда, так или иначе, понимаемому в контуре коллективизма, в контуре "общее выше частного"), но и не лишал бы свободы: как духовной, так и поведенческой, деятельностной.
Либеральная и коммунистическая идеи имеют общий корень и во многом — общий ценностный базис. Французская революция и её лозунг "Свобода! Равенство! Братство!" лежат в основе как политического либерализма, так и марксизма.
При этом и тот, и другой сформировали свои ценностные матрицы, на которых произросли свои надстройки: идеологии, политические и экономические системы, вошедшие друг с другом в противоборство.
Причём зачастую они борются не "ради идеи", а ради укрепления и процветания собственных систем (государственно-политических, общественно-идеологических, религиозных и т.п. структур). Следствием этого стремления к выживанию становятся парадоксальные альянсы и идейные "уступки", на которые они идут.
Слова Путина о том, что либеральная идея себя изжила, вызвали весьма живую полемику. Это не удивительно — хотя бы в силу того особого положения, которое либерализм как синкретический концепт занимает на нашей планете.
Он — не просто благая или неблагая система взглядов. Либерализм — действенный инструмент удержания власти. А потому всякие разговоры о нём чутко улавливаются и без внимания не остаются.
Высказывание Путина заслуживает особенно серьёзного отклика — и не потому, что несёт в себе что-то новое, а потому, что озвучил его Путин: человек устойчиво и бескомпромиссно проводящий в жизнь либеральную политику на протяжении всей своей властной жизни.
Ничего, что хоть как-то могло ослабить позиции либерализма в России, Путин никогда не предпринимал и не допускал. Максимум возможного антилиберализма — статейки, высказывания, аналитические исследования…
Системные либералы были и остаются основой власти на всех уровнях, а вот системных антилибералов у нас нет, не было, и я не вижу серьезных оснований для их появления.
Оставаясь продуктом распада Советского Союза, неся в себе комплекс инстинктивного выживания в эпоху радикальных перемен, обретя опору и возможность существования в специфической "питерской" среде: среде с предельно высокой концентрацией прозападного либерализма, — Путин оказался во властном клане, выведшем его на вершину.
Его дальнейший путь и намерения были достаточно очевидны и казались предсказуемыми. Но, как говорится, "логика обстоятельств сильнее логики намерений". Обстоятельства и не утраченная совестливость, присущее многим русским подсознательно сакральное отношение к судьбе народа и страны, делали своё дело.
Незаметный дрейф от одного формата либерализма к другому его формату произошёл. Компрадорский буржуа может стать национальным. И, став таковым, он начинает ощущать, что те принципы либерализма, которые он исповедовал, противоречат тем целям и задачам, которые он должен реализовать "в силу обстоятельств".
Обстоятельства последних лет вывели Россию и её лидера в эпицентр международной нестабильности. Причём нестабильности такого масштаба, в котором поступки, не кажущиеся значительными, ведут к серьёзным и весьма плохо предсказуемым последствиям.
Потеря управляемости мировой системой выглядит очевидной. Все балансы: сил, страхов, возможных выгод и потерь, — вышли из равновесия. Всё пришло в движение, и любое слово или действие одного из немногих подлинных мировых лидеров вызывают исключительные по своим масштабам последствия.
Почему Путин произнёс слова об "изжитии" либеральной идеи? Почему он не сказал об этом мне, не сделал это внутрироссийским дискурсом? Общество уже давно "у залёточек характер вызнало" и находится в алертной позиции, чтобы поганой метлой вымести либерастов и их идеи из власти. Но Путин не нам посылает этот сигнал.
Нам дозволено его услышать и получить удовлетворение от активной — по отношению к "Западу" — позиции Путина.
Нам дозволено сформировать комплекс позитивных ожиданий от такой трансформации мировой системы, от такой её конечной конфигурации, в которой "всё будет хорошо". Это вписывается, согласуется с той психологической парадигмой, в которой внутренние перемены "у нас" происходят вследствие внешних воздействий "оттуда". И никакого автопоэзиса. Ждун — "наше знамя боевое".
Ладно: ждём… Наблюдаем за игрой, в которой "наш" — далеко не последний человек. Гордимся. И размышляем: в чьей игре он так хорошо играет? Он (а с ним — и все мы) точно не болваны в польском преферансе? Он (а с ним — и вся наша страна) точно не "консервы" на суровом пути по тундре из пункта А в пункт Б?
Если игра — политико-экономическая, то, боюсь, что и болван, и консервы. Не субъект. Целеполагание — ситуативное. "Сила Сибири" есть, а "Духа Сибири" — нет. Идеи — нет. Либеральная, как сказано, "изжила" (то есть практически — выветрилась, исчезла, не работает).
Хорошо бы, конечно, уточнить: какая именно из многих либеральных идейных систем изжила? Или сразу вместе? Хорошо бы также понимать, что пришло или хотя бы идёт ей на замену? Ведь какая-то "идея" всё равно — есть?
Если никакой нет, то мы точно — "консервы" с газом. У двух других главных игроков: США и КНР, — с идеями всё в порядке. Американская либеральная парадигма (не "идея", конечно) не зависит от фамилии и причёски президента Трампа, равно как и от телодвижений его оппонентов. Алчные дерутся — только тешатся.
Для этой парадигмы любой исход внутриполитической борьбы в США — благо. Как в кино "Пятый элемент": чем больше смертельных ракет пущено в чёрную сферу, олицетворяющую Зло, тем она мощнее и быстрее приближается.
У Китая тоже с парадигмой неплохо: марксистский материалистический базис "китайской мечты" позволяет сохранить субъектность и способность к целеполаганию. Это не просто "немало": это обеспечивает статус мирового игрока.
А у нас? У нас просто никакой собственной внутренней парадигмы нет. Деятельность по разборке собственного дома и пляска на костях не прекращаются, имитационно-подражательные игрища — продолжаются во всех сферах. А созидательного творчества — нет. Столетний собственный опыт и накопленные ценности являются не ресурсом, а мусором и мишенью для поругания.
А ведь мы могли бы иначе. И пока ещё можем. Но диктатура алчности под маской либерализма в России, похоже, лишила общество энергии, воли… Мы уже давно не можем сформировать что-либо влиятельное и "антилиберальное" одновременно. Мы не знаем, что такое либерализм "на самом деле", не можем судить, что в нём хорошего, а что — плохого, и можно ли хорошее сохранить, а от плохого отказаться.
Мы отдали алчным хапугам монополию на либерализм, отказавшись от собственного идейного базиса борьбы за свободу. У нас нет: ни в какой форме, даже в форме неясного образа или эмоционального настроя, — чего-то, что нас могло бы объединить и сподвигнуть на действия.
Задача выращивания из нас потребителей успешно выполнена. Политикой мы не занимаемся. Мы её потребляем: гляди-ка — Путин что-то сказал, и Соловьёв вот тоже вчера… Мы утратили субъектность. И это, в первую очередь, не организационный, не институциональный вопрос, а интеллектуальный. Для субъектности нужен базис — в головах и сердцах. И базис — не экономический, а ценностный.
Национальный интерес — это на 99,9% внутренняя политика. Это не то, с чем Путин или Лавров ездят по миру, это то, что происходит в стране. Если национальный интерес, как внутренняя политика, не обладает осознанным содержанием, не обретает ясно выраженных форм и целей, то во внешней политике просто нечего представлять, выражать и продвигать.
Но пока мы, народ, — всего лишь "источник власти", а не власть, мы пока — зрители, а не участники. Так что к президенту я обращусь от лица потребителей лишь с одним уточняющим вопросом: Владимир Владимирович, а либеральная идея изжила себя только за рубежом или и в Москве, в Кремле, на Старой площади, на Краснопресненской набережной — тоже?
Если да, то какая идея будет вместо неё? Животворящая — или как? И в чём она будет состоять?
Ждём…