Статьи

Должно ли государство тратиться на культуру? Да, обязано. Потому что это не благотворительность, а инвестиции в важнейшую отрасль, в которой «производится» главная ценность страны — гражданин. Культура во всём своём многообразии — это пространство созидательного сотрудничества государства, гражданского общества и деятелей искусства.

Ещё одна обязанность государства в этом симбиозе — обеспечивать сохранение, преемственность и приумножение нравственных ценностей российской цивилизации.

Тема «государство и культура» вызывает сегодня в профессиональном сообществе «мильон терзаний».

На самом же деле терзаний никакой не мильон. Терзаний всего два: о деньгах и о свободах.

Консервативное большинство гражданского общества возмущается тем, что государство безынициативно, ограничивается раздачей материальных благ и ничего не запрещает.

Творческое же сообщество, напротив, при малейшем проявлении государственной воли не менее возмущённо указывает на «возвращение цензуры» и «долг государства» регулярно финансировать как плоды, так и сам процесс «свободы творчества». Причём критерий, если не лицемерить, прост: чем больше денег и чем меньше требований к результату — тем как бы больше свободы.

От какого наследия мы отказываемся

Если присмотреться, оба терзания и все вытекающие из них лозунги — классический случай подмены понятий: подмены культурной политики цензурой, а свободы — самолюбованием и сомнительным вкусом. Они имеют смысл только в той концепции культурной жизни, которая сложилась на заре постсоветской России.

В 90-е и «нулевые» под давлением «творческих элит» и под лозунгами «решительного разрыва с тоталитарным советским прошлым» в отношениях «государство/культура», по сути, восторжествовала фантасмагория: «хотим как при Сталине — только без Сталина». А именно: государство должно оставить за собой обязательство тотального и безоговорочного финансирования творческой деятельности — но получателей «денежного содержания» от каких бы то ни было обязательств великодушно избавить.

Такая концепция ущербна тем, что рассматривает государство, творчество, общество и собственно деятелей культуры как совершенно не связанные друг с другом сущности.

Впрочем, такая модель «культурной политики 90-х» возникла в конкретных обстоятельствах — то было время ценностной дезориентации общества, и какие претензии задним числом ей ни предъявляй, она худо-бедно способствовала сохранению российской культурной сферы в самые непростые времена.

Культурная политика: постановка задачи

Но эти времена прошли. Вслед за «переходным периодом» и «преодолением последствий» пришло время созидания. В том числе — и в сфере культуры.

С принятием в декабре 2014 года «Основ государственной культурной политики» мы вступили в новый период, когда «…государственная культурная политика признаётся неотъемлемой частью стратегии национальной безопасности», а сама культура «…возводится в ранг национальных приоритетов».

И это не откровение — это констатация очевидного.

Ведь культура — это духовное и материальное выражение того, что мы сами думаем о себе, о своей стране и своих ценностях, о современности и исторических традициях, а также о будущем. В этом качестве она действительно имеет стратегическое значение для развития страны.

Следовательно, культурная политика не может описываться только в терминах экономики, или только в терминах «свободы или цензуры». И уж ни в коем случае — в терминах «оказания и потребления услуг».

В этой статье мы рассмотрим следующие составляющие государственной культурной политики:

 — экономика культуры;

 — ценностное содержание культурного творчества;

 — свобода и ответственность творчества в публичной культуре, их соотношение с нашими историческими и культурными традициями;

 — механизмы госуправления в культуре.

Чему нас учит история отечественного театра

Я буду опираться преимущественно на историю русского репертуарного театра — первого в отечественной истории феномена публичной профессиональной культурной деятельности (если не считать сказителей-былинников да ярмарочных скоморохов). Именно на примере истории театра, начиная с XVIII века, можно проследить, как выстраивалось сложное, но созидательное сотрудничество искусства, государства и общества.

И сегодня наш театр остаётся образцовой классической школой для всех видов искусств. С точки зрения «производственной» он обладает типичными «средневзвешенными» характеристиками. Это, в частности:

 — низкий удельный вес доходной составляющей;

 — напротив, огромная исторически сложившаяся затратная материальная база (достаточно сказать, что многие театральные комплексы — сами по себе памятники, культурное достояние мирового значения);

 — распространённость театральных учреждений по всем регионам России, разнообразие их форм: от академических до студий самодеятельности;

 — инфраструктура полного цикла (система образовательных учреждений, специализированная пресса, творческие союзы, премии, фестивали и пр.).

Кроме того, именно современный театр вызвал в последние месяцы громкие дискуссии — и о допустимости нравственно рискованных экспериментов на сцене, и об оправданности вмешательства общества в художественное творчество.

Ну и, наконец, именно директор первого русского публичного театра, учреждённого императрицей Елизаветой в 1756 году, А.П. Сумароков (1717–1777), точно сформулировал триединую суть симбиоза государства, общества и искусства. Во-первых, государство призвано активно поддерживать «высокое» искусство, а просвещённые сословия призваны ему в том споспешествовать. Во-вторых, сами деятели искусства должны не самовыражаться, а «воспитывать вкусы» в народе. В-третьих, художник, власть и общество должны стремиться действовать заодно, руководствуясь общими ценностями.

Собственно, «Основы государственной культурной политики» в XXI веке — всё о том же.

Экономика культуры: от монарших милостей до госзадания

Присматриваясь к зарубежному опыту, мы увидим сегодня, по большому счёту, три модели экономики культуры: китайскую, европейскую и американскую. Все три предполагают субсидирование культуры.

В Китае это доведённая с характерной кропотливостью до абсолюта советская модель финансирования культуры. Причём сегодня китайские товарищи ко всему прочему — ещё и в числе мировых лидеров по доходам с продаж культурного продукта.

В Европе (наиболее ярко — во Франции) это поддержка национальной культуры в основном через механизмы «квотирования, льготирования и дотирования» с целью сохранить само её существование в условиях господства «земшарного голливуда».

В США культурная сфера рассматривается строго как бизнес: и как бизнес, доходный сам по себе, и как инструмент глобального «ценностного» доминирования, что для США тоже бизнес. Формально основное бремя спонсорства несут частные лица и/или корпорации. Но не стоит забывать, что бизнес — это и есть системообразующий институт американской нации, «учредитель» и американского государства, и американской финансовой системы.

Вернёмся, однако, к истории русского театра.

«Делом государевым» он стал с первых шагов. Конечно, первые постановки при дворе Тишайшего были не более чем царским развлечением. Однако вскоре просвещённая русская публика уже была приучена к спектаклям европейским: у нас уже вовсю выступали французская и немецкая труппы, итальянские комедия дель арте и опера. Именно в этих обстоятельствах делал свои первые шаги русский театр. Показательно, что театральные подмостки сразу стали местом взаимопроникновения и конкуренции русской и европейской культуры, что вообще характерно для нашей культурной жизни.

К слову, на содержание иностранных трупп казна поначалу выделяла денег куда больше, чем собственно на русскую сцену. Со временем ситуация меняется: империя делает ставку на воспитание «собственных Платонов» и рассматривает публичное искусство как инструмент такого воспитания.

1752 г. Первое представление в Зимнем дворце ярославского театра Фёдора Волкова. Указом Елизаветы актёры определены в Шляхетский корпус «для придания блеска природным дарованиям».

1756 г. В Санкт-Петербурге учреждён первый публичный «Русский для представления комедий и трагедий театр». Это случилось в день Св. Александра Невского, поэтому театр стали называть «Александринским» — его и сейчас так называют.

Театр логично превращается из самодеятельности подвижников и забавы элиты в госучреждение, финансы на его содержание вносятся в роспись казённых расходов. К XIX веку театральное пространство России становится очень пёстрым: это уже не только пять столичных Императорских театров, но и театры Москвы, и казённые провинциальные театры, и антрепризы, и товарищества актёров, и множество народных полупрофессиональных театров. Плановые убытки Императорских театров покрываются Кабинетом Его Величества. К концу XIX века мы видим в России и до 300 репертуарных частных театров — среди которых особняком стоит спонсируемый Саввой Морозовым Московский художественный.

В ХХ же веке государство (уже советское) взяло на себя содержание всей культурной отрасли полностью и безоговорочно — от классики до самодеятельности. В конкретное время и в зависимости от конкретного вида деятельности схемы финансирования практиковались разные. Например, советское кино — рентабельное хозяйство, и на этом рынке различные госпредприятия (студии, кинотеатры, прокатчики и пр.) состояли между собой в хозрасчётных отношениях. Цирк временами также приносил немало валюты. А театр, как и повелось ещё при царях, оставался дотационным — сметное финансирование, по сути, с полным покрытием расходов.

С течением времени совершенствовались формы и методики распределения госсубсидий, пройдя путь от случайного меценатства до системной политики. За последние годы удалось выработать сложную, но логичную систему параметров, которыми в ФЗ-83 (8 мая 2010 г.) описывается финансирование учреждений культуры — в том числе т.н. госзадание.

В театральном деле госзадание предусматривает обязательства по количеству показанных спектаклей, премьер, гастролям, заполняемости зала, приросту посещаемости… Обратим внимание: всё (!) содержание театра — эксплуатация хозяйства, расходы на ремонт, при необходимости реконструкцию и реставрацию зданий, — как и при советской власти, полностью на государстве; а вот доходы (билеты, буфеты, спонсорские, сдача в аренду помещений etc) полностью остаются в распоряжении театра.

Маркетинг в культурной политике

В XVIII — нач. XIX в. интерес публики к русскому театру только предстояло разбудить: для начала вообще надо было приучить к русскому языку и русским сюжетам на сцене! Понятно, никакой речи об «окупаемости» в таких обстоятельствах идти не могло — выручали казённые дотации.

В дальнейшем театры, расширяя аудитории «вглубь», за счёт неаристократических сословий, одновременно пытались совместить просветительскую миссию с экономикой.

Московский художественный театр задумывался в 1898 году как «театр разночинной интеллигенции». В первый сезон средняя цена билета в МХТ была намного ниже, чем в Императорских театрах. Однако расходы всё росли, выручка ограничена размерами зала, поэтому с убытками приходилось бороться повышением цен на билеты — то есть отказом от «общедоступности». В итоге МХТ стал самым дорогим театром в России. Он даже ввёл практику сверхдорогих абонементов, которые так раздражали основателей театра при его создании — ведь не для сытых и богатых они ставили спектакли.

Проблему доступности театра радикально решила советская власть: она просто игнорировала коммерческую составляющую. Что в её логике было естественно: культура в целом и театр в частности считались инструментом пропаганды коммунистических ценностей и воспитания граждан в их духе. Мало того: именно в советскую эпоху наша страна стала первой в мировой истории, где всестороннее совершенствование человека декларировалось как приоритетная задача государства и даже смысл его существования.

Соответственно, гарантия равного и обязательного (именно!) доступа к произведениям искусства — было тоже заботой государства. Отсюда — агрессивный и эффективный «маркетинг» в сфере культуры во всех его проявлениях: и «навязывание моды» на культурно насыщенный досуг, и масштабное продвижение культурных учреждений и произведений искусства, и доступные цены на билеты, и обязательные культпоходы в рамках программы школьного образования и воспитания.

Сегодня мы думаем, как сделать востребованный театр более доступным: кое-где цена билета доходит до 25 тысяч рублей (хотя это, конечно, прецеденты эксклюзивные), а это, по сути, вводит «имущественный ценз». Но простого ответа на этот вопрос нет. И госфинансирование пока недостаточное, и проблема спекулянтов маячит на горизонте, и мотивацию театров больше зарабатывать самим, выпуская интересные и востребованные спектакли, нельзя понижать… Сложная тема.

Ценностная и содержательная составляющая

Если следовать «логике рынка», то государство по отношению к культурной отрасли выступает в качестве инвестора. И, следовательно, имеет право как минимум придирчиво оценивать качество «товара», который произведён на его деньги. Это было бы понятным, но слишком упрощённым ответом тем, кто не приемлет даже самого тактичного влияния государства на тематику и содержание оплаченного казной культурного продукта.

Но культура, по моему глубокому убеждению, в основе своей — это не «объект рынка». Логикой «кто девушку ужинает…» здесь ограничиваться было бы ошибочно. Культура — это пространство, в котором задаются и поддерживаются важнейшие для общества нравственные координаты. И в этом пространстве государство представляет интересы избирателя, налогоплательщика, «потребителя культурной продукции» — то есть народа России. Следовательно, требования к содержанию творческого продукта — это не право государства, а его обязанность, делегированная обществом.

И до 1917 года, и после государственные интересы вообще не обсуждались: они воспринимались деятелями культуры как естественные. Никто никогда не покушался на тезис, что в Императорском театре творчество — это главное. Но с ним уживалась официальная госмонополия в области сценического искусства как система контроля, охраняющая интересы государства.

Должность «цензора российской труппы» была учреждена в 1799 году. С 1804 года возникли первые цензурные уставы — именно на понимании интересов государства и основанные. А знаменитое Третье отделение, которое возглавил граф Бенкендорф, было создано в 1826 году («Впредь можно писать о театре, что желаете, но показывая мне», — распорядился граф). Среди цензоров были и И.А. Гончаров, и Ф.И. Тютчев.

Я не собираюсь рисовать пасторальную картинку ни «пользы цензуры» (этой пользы нет и быть не может), ни трогательного единения чиновника и художника. Напротив, постоянная дискуссия художника и власти — есть непременное свойство живого развития культуры.

Но, во-первых, из этой дискуссии должны быть исключены элементы самодурства с обеих сторон. Мы помним, как дискуссия власти и художника в СССР подменялись догматическим диктатом. И, напротив, мы видим, как в сегодняшней России чуть ли не «признаком хорошего тона» в творческой среде считается отрицание каких бы то ни было обязательств художника перед обществом.

Во-вторых, вестись такая дискуссия должна строго в поле признания общих ценностей — общих и для художника, и для власти, и для общества. Какие ценности мы имеем в виду?

Ценность созидательного труда.

Развитие личности как залог общего процветания.

Служение Отечеству.

Единство и преемственность тысячелетней истории России.

Историческое единство судеб народов России и дружественных народов, многие из которых ранее входили в состав Российской империи или СССР.

Ценности семьи и человеческого общежития, одинаково трактуемые и православием, и всеми традиционными для России религиями — начиная от уважения к старшим поколениям и заканчивая принципами воспитания детей.

Мы должны поощрять и инициировать творческую деятельность в поле именно этих бесспорных и естественных ценностей. А в той части художественного творчества, которую государство прямо субсидирует, мы на этих ценностях настаиваем.

То есть: государство в творчестве ничего не запрещает. Но не всё оплачивает. Подчеркну: исповедование общих ценностей не имеет никакого отношения к тупому верноподданничеству.

В своё время П. Чаадаев недоумевал: как мог Николай I смеяться на представлении «Ревизора» на сцене Александринского театра в 1836 г., когда ему показывают столь тяжёлые «пороки русской жизни»? На это ему ответит критик Н. Страхов: русскому царю не могло и в голову прийти бояться того, что глупость и подлость, встречающиеся у нас повсеместно, всенародно казнятся на сцене.

Свобода и ответственность

Отказавшись от цензуры, государство сняло с себя бремя «единственно верной» инстанции. Ответственность за развитие культуры, таким образом, перераспределена между властью, творческим сообществом и гражданским обществом. И именно на этом основан сложный созидательный симбиоз всех участников культурной деятельности. И именно общество задаёт приверженность безусловным и естественным ценностям (рейтинг В.В. Путина, собственно, и есть проявление такой приверженности). И это подавляющее нормальное большинство очень расстраивается, когда сталкивается с публичным неуважением к тому, что для него важно и даже священно.

Поэтому не стоит удивляться красноречивым результатам исследования фонда «Общественное мнение» (май 2015):

 — 81% опрошенных считает, что «развитие культуры относится к вопросам первостепенной значимости для страны»;

 — 82% из них считают, что «государство должно контролировать содержание художественных произведений»;

 — зато цензуру признаёт как раз меньшинство — 19%, а право государства «следить за политической направленностью художественных произведений» и того меньше — 3%.

По-моему, в этих цифрах заложено предельно чёткое понимание того, как должны сочетаться свобода и ответственность всех участников культурной жизни: политическая цензура отделяется от ценностного содержания.

Именно гражданское общество возмутилось постановкой оперы «Тангейзер» в Новосибирском академическом (!) театре. И ошибка министерства не в том, что мы уволили директора, который не счёл нужным вступить в диалог с общественностью. Ошибка в том, что мы с этим решением затянули. Вообще, по-хорошему, такая постановка должна была быть отвергнута директором ещё на уровне идеи.

В мае 2015 г. фонд «Искусство без границ» организовал в Москве выставку «На дне», посвящённую скандальным театральным постановкам последнего времени. Каждый «экспонат» заботливо снабжён табличкой с указанием сумм, выделенных из бюджетов данному театру.

Я воспринимаю такого рода активность гражданского общества как принуждение государства к исполнению своих обязанностей в культурной политике. Мы не можем и не будем тоталитарно игнорировать мнение большинства наших сограждан.

Классика и эксперимент

Если вы заболели и пришли в районную поликлинику — вы захотите подвергнуться вдруг «нетрадиционному» лечению? Вы хотите, чтобы на вас испытали новый чудо-препарат — экспериментальный? Вряд ли. Система здравоохранения в любой стране мира построена на стандартизации методов лечения, многократно апробированных и гарантированных наукой и государством. В исключительных случаях возникает необходимость применить что-то нестандартное как последний шанс — но вас об этом сто раз предупредят и предложат сделать осознанный выбор с пониманием всех возможных последствий. Для любителей же альтернативы существует нетрадиционная медицина. Негосударственная.

То же самое и в искусстве. С той только разницей, что «нетрадиционный» художник ставит эксперименты не над телом одного пациента, а над душами тысяч и тысяч

В то же время мы должны понимать, что в авангарде культурного развития — всё-таки творческое меньшинство. Мы должны понимать, что без новаторства не бывает искусства. Мы должны понимать, что многое из классики когда-то было экспериментом: да, классикой становится один эксперимент из десяти тысяч, но изводить «единого слова ради тысячи тонн словесной руды» — есть непреложный закон творчества.

История отечественного театра ещё в XIX веке дала чёткий ответ на вопрос, как в рамках государственной культурной политики сочетаются традиция и новаторство: государство системно поддерживает «недостижимые образцы», но никому не запрещается экспериментировать на специальных экспериментальных площадках, на частной сцене и в иных «творческих лабораториях».

«Императорский театр… должен явиться хранилищем образцовых произведений», [с помощью которых происходит] «доставление эстетического удовольствия зрителям через возможно совершенное исполнение драматических произведений, обладающих несомненными художественными достоинствами». [По отношению к частным театрам Императорский] «как учреждение Царское должен быть блестящ, должен во всякое данное время служить недостижимым образцом для частных антреприз».

«Правила для управления русско-драматическими труппами Императорских театров» (1882 г.).

Сегодня мы уже и не помним, что классический «психологический театр» МХТ как раз в те годы считался частным творческим экспериментом. А вот «р-р-революционные» сценические безумства с обилием обнажённой женской натуры, скабрёзными фантазиями о жизни царей и разнузданным богохульством так и остались постыдным недоразумением. Таким же недоразумением, уверен, останутся и многие «вторичные продукты» нынешнего актуального искусства.

Главный урок нашего исторического опыта: чиновник не должен руководить творчеством. Обеспечивать соблюдение административных, финансовых и ценностных правил — должен. А решать, какими образами «должен» мыслить художник, — не имеет права.

На глазах нашего старшего поколения деградировала советская культура, скованная «идеологически выверенными» циркулярами. В результате классики рок-н-ролла родились в Ливерпуле, а не в Одессе. В итоге могучая, казалось бы, советская культура, целиком заточенная под идеологию, в целом оказалась и содержательно, и творчески бессильна перед вызовом западного «масскульта» и в целом нравственного кризиса конца ХХ века.

Однако ничем не лучше и монополизация культуры замкнутыми кастами «творческих сословий». Им ведь тоже чужды и свобода, и свежая кровь, и, нередко, тяга к познанию реальности. Показателен в этой связи недавний конфликт вокруг пьесы «Банщик» в Псковском театре. В новаторскую театральную технику «вербатим» (постановка на материале интервью с реальными людьми) модный современный режиссёр упаковал настолько сектантские представления о стране и жителях Пскова, что оскорбился и взбунтовался актёрский состав театра.

Реализация «Основ государственной культурной политики» предусматривает не просто право на творческий эксперимент, но и его госфинансирование. Такая система грантов у нас есть и в последние годы стремительно развивается.

В любом киноконкурсе на субсидии Минкульта есть позиция «Кинодебют». Увеличено в 2015 году количество грантов для современных молодых художников и драматургов. Ведётся строительство сразу трёх (!) масштабных федеральных центров современного искусства (в Москве, Самаре и Калининграде) и трёх Центров культурного развития (в Калуге, Первоуральске и Приморском крае). Буквально на днях открыли масштабный филиал ГСЦИ прямо в Нижегородском Кремле, а отреставрированный к своему 250-летию Главный Штаб Эрмитажа на Дворцовой всё чаще распахивает свои грандиозные залы для выставок именно современных художников.

Говоря по правде, столь масштабных инвестиций в развитие и поддержку современных творцов всех направлений в России не знали уже много десятилетий. Да и в мире таких примеров — на пальцах перечесть.

Экспериментов не чураются даже такие столпы отечественной культуры, как «Александринка» и Большой театр: у обоих для этого есть Новая сцена. Но если зритель идёт на историческую сцену, там он гарантированно увидит только то, что проверено временем. Главное — своевременно предупредить зрителя, на что его приглашают.

Механизмы управления

Главный механизм культурной политики — отнюдь не «покупка лояльности лидеров общественного мнения», «признанных творческих авторитетов». Это всё недорого стоит — что было доказано и в феврале 1917-го, и в августе 1991-го, когда именно обласканная казной творческая элита оказалась в авангарде сил, разрушавших государство.

Единственный гарант «созвучия» государства, общества и искусства — гражданственность самих деятелей культуры. И творческих работников, и управленцев. А это вопрос кадровой политики.

Поначалу, в XVIII–XIX вв., не было необходимости как-то специально решать вопрос подготовки кадров: первопроходцами публичного искусства на русской почве стали представители аристократии и служилого сословия — по определению самые образованные люди своего времени и одновременно «слуги государевы», носители и проводники государственной политики.

Советская власть, отказавшись от сословности, ввела принцип «номенклатуры» — систему тотального воспитания кадров в духе государственных задач. В лучших своих проявлениях эта модель кадровой политики отличалась не только «партийной дисциплиной», но и такими полезным вещами, как, например, обязательные «творческие командировки» — погружение творческих работников в реалии повседневной жизни страны, для которой они работают.

К концу года должен заработать наш новый проект «Кадровый потенциал». Это первая попытка формирования кадрового резерва в истории русской культуры — но он всё равно наследует опыту, достижениям и урокам предыдущих столетий. На основании многомерной математической модели мы хотим выстроить единую систему подбора, учёта и продвижения управленческих кадров не для госслужбы, а именно для учреждений культуры — для театров, музеев, библиотек, архивов, музыкальных коллективов.

Мы должны держать в поле зрения людей, которые гармонично сочетают творческие и деловые, руководящие навыки, умение не просто решать управленческие задачи, но и чувствовать ту среду, в которой это делается. А ещё есть задачи государственной культурной политики — и понимание их, способность претворять их в жизнь тоже входит в круг требований.

…9 мая мы видели на наших улицах и новейшие достижения оборонки, и 12 миллионов (!) человек на марше «Бессмертного полка». Эти факты — явления одного культурного порядка. Как «Армата» наследует традициям легендарной советской инженерно-конструкторской школы, так и миллионы россиян ощущают себя наследниками и продолжателями легендарной славы своих предков.

Всё вместе это — Большой театр, Эрмитаж, Третьяковка, МХТ, Консерватория, скромная районная библиотека и городская художественная школа — и есть пространство культуры, где формируется историко-культурная идентичность, без которой любой танк лишь кусок железа, пусть даже очень технологичный.

Перефразируя известную аксиому, скажу: если государство не кормит и не создаёт свою культуру, её будет кормить и создавать кто-то другой. И тогда в конечном итоге всё равно придётся кормить чужую армию.