панорама русской жизни

Евгению Стеблову — 70. Всего 70. Потому что уже более полувека артист — на экране. Путевкой в жизнь стала картина Георгия Данелии «Я шагаю по Москве». Позже были роли у Михаила Калика, Алексея Коренева, Сергея Соловьева, Никиты Михалкова, Игоря Масленникова, Михаила Козакова... «Грех жаловаться», — признался Евгений Юрьевич в интервью нашему корреспонденту.

- Как готовитесь к юбилею?

Вот интервью даю... СМИ замучили — продохнуть некогда. Если серьезно, в родном Театре имени Моссовета репетирую роль купца Ахова в спектакле «Не все коту масленица» Островского. Премьера ожидается в конце января.

- А как же новые мемуары? Ваша книга «Против кого дружите?» пережила уже четыре издания. Может, стоит дополнить главами о ныне живущих коллегах?

Вы ошибаетесь — я не пишу воспоминаний. Эта книга — сюжет моей души. Использую внешнюю канву творческой судьбы, не более того. Два года назад написал маленькую, но очень важную для меня повесть «После» — о покойной жене Татьяне и моей любви к ней. Больше пока ничего. Я же еще преподаю в Институте театрального искусства, работаю в СТД...

- Преподаватели вузов часто жалуются, что студент нынче «не тот»: ничего не знает, ничем не интересуется...  

На актерские факультеты абитуриенты принимаются по конкурсу, так что в каком-то смысле все априори одарены. А мало-мальские способные пустыми, как правило, не бывают. Хотя в мире сейчас культурная деградация. Везде. Массовая культура доминирует, все упрощает, делает утилитарным. Последствия очевидны, мы их расхлебываем. Но это дело наживное. Я всегда говорю студентам: актерский факультет дает хорошее гуманитарное образование, если относиться к учебе добросовестно.

- В Вашем сложном графике сегодня есть место кино?

Какое кино? Где оно?.. Время от времени снимаюсь. Но потом этих картин не вижу. Проката нет. На сериалы, если случается участвовать, по ТВ не попадаю. Это раньше кино играло в нашей жизни большую роль. Советское кинопроизводство было выдающимся. Потом все распалось, но я все равно снимался. И в 90-е, и в нулевые. Теперь не очень интересно. Технологии, сама техника — все стало более совершенным. Съемки проходят быстрее. Но творческие задачи упростились... К счастью, заработок в кино никогда не был для меня главным. Я давно понял, что, если соглашаюсь ради денег, а материал не нравится, все рассыпается. Если же исхожу из творческого интереса — и результат приличный, и гонорар. И по факту, кинолент все равно достаточно... А вот, скажем, много ли работ было у Любови Петровны Орловой? Десятка полтора, не больше. А какой эффект они производили! Какое значение имела ее работа с Григорием Александровым для людей!

- Так у нее почти каждый фильм — жемчужина в короне советского кино.  

Кроме пары неудачных, да. Причем до встречи с Александровым это ведь была еще не та Любовь Орлова, которую мы знаем. Не очень люблю термин «звезда». Но она действительно — суперзвезда советского экрана. Даром, что не профессиональная драматическая актриса, а певица, танцовщица. Помню, как был поражен ее ролью в спектакле «Странная миссис Сэвидж». Фаина Георгиевна тогда отказалась играть, роль передали Любови Петровне. И она сделала это по-своему. И так здорово! После Раневской-то — актрисы очень крупного масштаба.

- Они же совсем разные.  

Вот именно. Поэтому Раневская играла СТРАННУЮ миссис, а Орлова — странную МИССИС... К слову, у них были хорошие отношения, Фаина Георгиевна любила Любовь Петровну. Делить им было абсолютно нечего.

- Но свет звезды по имени «Любовь Петровна» наверняка распространялся по всему театру?

Любовь Петровна — уникальное явление, в жизни больше походившая на свой персонаж из фильма «Весна» — профессоршу в очках. Хрупкая, достаточно миниатюрная, с прекрасной фигурой. Следящая за собой. Когда я увидел ее первый раз за кулисами, возле служебного лифта, то подумал, что это молодая женщина. Только подойдя ближе, понял: Она. Лицо, конечно, было уже не 30-летней женщины. Но фигура!..

- Потом, пожалуй, только Людмила Гурченко до конца жизни сохраняла такую же стройность...  

Понимаете... Любовь Петровна аристократкой была... Гурченко, при всем уважении к ней, — другая. Сравнивать их не очень корректно. Орлову в театре за глаза звали Любочкой. Так к ней относились. Прозвища были у всех. Фаина Георгиевна — Фуфа. Вера Петровна Марецкая — В.П. Любочка же с удивительным достоинством несла свою славу. В обычном, человеческом понимании была очень скромна. А мера ответственности, которую она ощущала перед зрителями, — невероятно высока. Помню, у рабочего сцены случился юбилей, и он решил отметить его в театре. С разрешения дирекции накрыл стол в репетиционном зале, пригласил родственников из деревни и... всех народных артистов СССР. Никто не пришел. Кроме Любови Петровны. Если нужно было кому-то помочь — живо откликалась. Да и Фаина Георгиевна все время отправляла денежные переводы бедным людям, даром, что сама была небогата. Порой почти всю зарплату тратила на это...

- А какими Вам вспоминаются Марецкая, Бирман?

С Верой Петровной у меня были очень хорошие отношения, мы много играли вместе. Прекрасное чувство юмора, внутреннее озорство, невероятная сила воли... Она ведь тяжело болела, перенесла несколько операций. Но оставалась до конца очень мужественной. Продолжала работать. А когда уже не могла, к ней домой приходили из радиокомитета, и она записывала передачи. Серафима Германовна Бирман — отдельная история. Я вообще спокойно отношусь к комплиментам, как к одному из обязательных атрибутов нашей профессии. Но двумя лестными отзывами дорожу. Михаил Ильич Ромм после «Я шагаю по Москве» сказал, что я должен играть Достоевского. И провидцем оказался. Очень люблю Федора Михайловича. Играл Алешу Карамазова, Ростанева в «Фоме Опискине». А во время перестройки в одной из центральных газет даже опубликовал большую статью о юморе Достоевского. Второй комплимент был от Бирман. Когда-то у нас шел спектакль «Несколько тревожных дней». Ростислав Янович Плятт играл отца, я — сына. Он — академик, физик, я — молодой кандидат наук. Два поколения, конфликт отцов и детей... И была у нас парная сцена, честно говоря, очень выигрышная для меня. Плятт вообще был замечательным партнером, очень деликатно уходившим в тень. А Серафима Германовна уже редко появлялась в театре. И вдруг зимой пришла. Сидела в директорской ложе. После спектакля я вышел из театра на Тверскую. Мороз. Тороплюсь к метро. Вдруг на углу у Маяковской понимаю, что за спиной кто-то тяжело дышит. Оборачиваюсь — и вижу Серафиму Германовну. Пожилую женщину, которая бежала за мной от театра, чтобы сказать: «Молодой человек! Очень приятно видеть на сцене человека с позицией»...

- И никакой звездности?

Так затаскано это слово, вы меня извините. Ну, при чем звездность, если речь о даровании? Да и термин голливудский, больше относящийся к киноиндустрии, чем к театру. Скорее, коммерческий, а не творческий. Однажды мы с сыном вели на телевидении ток-шоу. Вдруг гость программы говорит: «Я сейчас работаю с такой-то актрисой... Это еще никому не известная звезда!» Ну, абсурд!

- К слову, сына Вы давно видели? Он по-прежнему в Соловецком монастыре?

Раз в год летаю. Двумя самолетами... Да, Сергей на Соловках. Сначала был трудником. Все, кто приходит в монастырь, начинают с этого: живут, работают, молятся. Но пока не члены братии. Спустя год Сергея произвели в послушники. Это уже первый чин. Заполняется анкета, которую утверждает патриарх, шьется подрясник, в храме происходит чин его одевания. Три года в послушниках, и вот уже около года — инок. В рясе. В клобуке с лентами... Два раза в месяц созваниваемся. Поначалу это не благословлялось, но теперь можно. Сын проходит определенные этапы нелегкого пути. С Божьей помощью преодолевает борение...

- У Вас, по-моему, никогда подобных мыслей не возникало — оставить мирскую жизнь. Даже после ухода супруги, с которой прожили 38 лет. Хотя старец Боровского монастыря, отец Власий, и сказал Вам: тоже там будете, на Соловках...

Нет-нет... (смеется). Он имел в виду, что мы с монастырем будем вместе что-то делать. Так и получилось. Раз в год, может, чаще обитель проводит в одном из регионов музыкально-литературно-религиозно-просветительский вечер. Участвуют братский хор, солисты Мариинской оперы, симфонический оркестр Архангельской филармонии, детский хор. А наместник, благочинный и я читаем тексты. Идет видеоряд: история Соловецких островов и монастыря, житие святых Зосимы, Савватия и Германа, Соловецкий лагерь особого назначения, школа юнг во время войны, восстановление святыни и новая жизнь...

- Монастырь начал возрождаться в конце 1980-х. Но еще лет 12 назад производил удручающее впечатление. Как и весь остров. Инфраструктуры — никакой. Жить практически негде. В последнее время произошел большой подъем. Многое зависит ведь от наместника. А архимандрит Порфирий до этого назначения был казначеем в Троице-Сергиевой лавре.  

Все-таки это ставропигиальный монастырь. С Божьей помощью и участием патриархии проблемы решаются. Постепенно вводятся в строй реконструированные объекты. Но объем работы еще большой.

- Любите там бывать?

Я летаю на свидания с сыном. Обычно на неделю. Первый раз жил в гостинице вне монастыря, потом, по приглашению руководства, стал селиться в гостевых покоях. Удобно: в коридор выходишь — слышно песнопения. В пять утра уже служба начинается, а из коридора дверь ведет прямо в храм.

- Живете по уставу?

По мере сил. Никто не заставляет. Но мне кажется это разумным.

- Мирянину не всегда бывает легко отстоять длинную монастырскую службу.

Ну, я могу и посидеть немного. Да и живу фактически в здании храма. Меня же никто не контролирует. А трапезничаю с братией.

- Сергей ушел в монастырь сразу после смерти матери. А Вы спустя год женились... Как познакомили новую жену с сыном?  

Это удивительная история. Божий промысел. У моей падчерицы Лилечки был день рождения, и она попросила маму, Любовь Владимировну, подарить ей путевку на курорт под Петрозаводском. Люба решила поехать с ней. Пришла, рассказывает. А я говорю: «Так ведь в это время я буду в Петрозаводске с монастырем...» Представляете? Это же не было специально организовано! Я предупредил Сережу, и Любовь Владимировна с Лилей приехали из санатория на такси. Пообщались перед началом мероприятия, в антракте. Любовь Владимировна — человек воцерковленный, она сразу обняла Сережу. И все прошло хорошо. Потом уже я спросил его:

— Ну, как тебе девочки?

Добрые.

- Немногословный...

Он разный. Но, безусловно, одаренный. Сергей ведь пьесы писал, кино снимал.

- Вы смирились с его решением?

А куда деваться мне, отцу? Значит, на то воля Божья.

- Творчество и литературные способности никуда от него не денутся...  

Вы опрометчиво думаете, что для него это самое главное. Для человека, который посвящает себя Богу, все занятия вытекают из главного. Одно из правил монастырской жизни — послушание. Сюда приходят не для того, чтобы без конца что-то инициировать. Хочешь жить своими проектами — оставайся в миру, за уши никто не тянет. В обитель приходят люди, которые понимают в определенном смысле тщетность пребывания в миру. И посвящают себя внутренней жизни, вере, молитве. Это серьезный выбор. Мирская жизнь — параллельно.

- В Вашей жизни была большая любовь к маме Сергея — покойной Татьяне Ивановне. И есть многолетняя мужская дружба. С Никитой Сергеевичем Михалковым.

Да, мы с Никитой столько лет вместе...

- С ХIХ века, кажется?

Неужели так плохо выгляжу? (Смеется.)

- Я имела в виду предков.

А-а, вон вы о чем. Наши предки действительно были знакомы в Рыбинске в конце ХIХ — начале ХХ века. Мой прадед Пал Палыч Стеблов — действительный статский советник, директор двух гимназий, председатель Городской думы. Сергей Владимирович Миха΄лков, двоюродный дед Никиты, — предводитель дворянства...

- В середине ХХ века пути снова пересеклись: вы с Михалковым впервые снялись вместе в картине «Я шагаю по Москве», а Ваш дядя спас дядю Никиты Сергеевича...

Брат Сергея Владимировича во время войны попал в плен, потом оказался в тюрьме. Михалков за него хлопотал, и брата выпустили. Но прописки он был лишен. Ситуация дурацкая: прописать не могли, потому что не работал. А на работу не брали, потому что нет прописки. Мой дядя, Виктор Викторович Стеблов, был первым директором книжного магазина «Москва» (к слову, раньше он назывался «сотый» и находился на другой стороне улицы Горького), и многие деятели культуры ходили к нему за дефицитом. Вероятно, Сергей Владимирович и попросил его о помощи. В то время это было небезопасно, но мой дядя все-таки устроил дядю Никиты такелажником.

- Так это Виктор Викторович привил Вам любовь к книгам?

Да никто мне ее не прививал! В детстве, в юности, конечно, читал. Но книгочеем никогда не был.

- Как же начали писать — без любви к слову это вряд ли возможно?  

А вот это уже была потребность... В определенные периоды жизни Господь посылает важные книги, которые оказывают на меня большое влияние. Но беллетристикой не интересуюсь. Понимая природу писательского дела, я уже не хочу читать все подряд. Другое дело — религиозно-философские книги, жития святых, мемуары талантливых людей...

- Стало быть, и кино чужое не смотрите? Уж про него-то Вы тем более все понимаете.

Почему? Смотрю. Я не изолирован от своей среды. Однако еще в 1970-е почувствовал, что кино перестает быть доминирующим фактором общественного сознания. А потом Георгий Николаевич Данелия, крестный в кино, подтвердил мою мысль. Вернувшись с похорон Федерико Феллини, он сказал: «Это были похороны кинематографа». Сейчас кругом сплошная информация.

- Хотите сказать, что интернетом не пользуетесь?  

Нет. А зачем? Я с 17 лет — публичный человек. Про меня все известно. И я спокойно к этому отношусь. Скрывать мне нечего. Но и читать, что пишут о моей персоне, неинтересно. Живу по принципу: делай, что должно, и будь что будет. Однажды в санатории я познакомился с симпатичной семейной парой из-под Мурманска — примером самоотверженной взаимной любви. Сергей работал в шахте, его завалило, он чудом выжил, но оказался обездвижен. И теперь супруга Люда возит его на коляске. Для них интернет — средство общения. Они-то мне и сказали: «О Вас столько написано!» А я даже не догадывался... Словом, публичности достаточно, иной раз даже чересчур. Изливать душу в Сети потребности нет. Для этого есть сцена, экран, литература.

- У Вас ведь еще матушка, кажется, жива, можно с ней поделиться...

Да, папа ушел 15 лет назад. А маме, слава Богу, 92-й год. Конечно, у нее есть проблемы со здоровьем. Но она педагог по образованию, работала директором школы, и в принципе настолько организованный и сильный человек, что может служить примером выживания. Сама себя обслуживает. Хотя, естественно, я каждый день звоню и регулярно бываю у нее.

- Вы учились в маминой школе?

Нет, я этого не хотел... (улыбается). К слову, обе мои бабушки тоже были преподавателями. И я очень хорошо знаю учительскую среду. Вы не представляете, какая возня начиналась в коллективе, когда появлялся талантливый педагог... Хотя чем актерская среда отличается? Леня Филатов давно назвал вещи своими именами. «Сукины дети», да. Вообще-то артисты — замечательный народ. Если заняты делом. Но, не дай Бог, испытывают дефицит ролей, играют не то, что хочется. Тогда-то и начинаются интриги. Все-таки у нас среда гипертрофированного тщеславия. Слава тебе, Господи, в свое время я понял, что нет прямой взаимосвязи между дарованием и успехом. Это разные Божьи дары. Или испытания.

- Возвращаясь к Вашей дате... Понятно, что большая часть жизни позади. Жалеете о чем-то?

Грех жаловаться. Я поступил в институт в 16 лет — и был счастлив. В 17 лет начал сниматься, и к окончанию Щукинского училища имел за плечами четыре главные роли и одну локальную. В 1966-м началась моя театральная судьба. Спустя три года пришел в Театр имени Моссовета, где служу до сих пор. Было множество ролей. В основном центральных. Но я никогда не стремился сыграть как можно больше. Каждому человеку Господь посылает свою судьбу. Наивно представлять себе абстрактные схемы и стремиться к их исполнению. Надо в этой жизни быть счастливым, а не в какой-то другой.

- Чего желаете себе в день рождения?

Здоровья. Себе и близким. И чтобы сил хватило пройти тот путь, что Господь Бог уготовил.

Беседовала Татьяна Уланова