Статьи

События исторического масштаба, судьбоносные, как тогда модно было говорить, запомнились болезненно ярко, но мне, в отличие от многих защищавших Белый дом и Ельцина, не так стыдно за свою тогдашнюю наивную веру в светлое будущее, которое непременно настанет после свержения ГКЧП и КПСС.

Повезло

Не защищал я Белый дом, потому что узнал о «путче» в Бельгии, где именно в эти дни вёл занятия театрального семинара. Более того, 20 августа сюда должны были прилететь мои жена и дочь. Их же теперь, конечно, не выпустят – был уверен я. К моему изумлению, 19-го удалось поговорить с ними по телефону («У нас танки на улицах, паспорта и билеты получили, утром – в Шереметьево!»), а 20-го я их встречал в аэропорту Брюсселя!

Странный какой-то путч, недоделанный: связь не отключили, границы не закрыли. Не буду рассказывать, как нас обрабатывали местные эмигранты, склоняя к политическому убежищу, как я всех жарко агитировал за Ельцина, а они почему-то предпочитали Горби, также о том, как нас поразило уже тогда «засилье» выходцев из Африки в Брюсселе – более меня волновала родная «судьбоносица».

Чувство обделённости (я не застал самого главного, не прочувствовал на своей шкуре, что такое торжество демократии и счастье освобождения!) заставляло меня вновь и вновь возвращаться к тем дням…

Потом было страшное разочарование: освобождение коснулось только цен – люди потеряли все свои сбережения; вооружённые конфликты на окраинах, бандитские разборки всюду; особенно почему-то обидело, что главные борцы за свободу Евгений Евтушенко и Виталий Коротич после победы демократии и развала СССР тут же «свалили на ПМЖ» в США.

А роль ТВ в катастрофе Союза была огромна. Дирижировала тогда телевидением не только уже зашуровавшая вовсю «невидимая рука рынка», но и идеологическая палочка Политбюро, которая – вот незадача! – была в руках тех, кто имел с советской властью не только стилистические разногласия.

Теле- и радиовещание в СССР всегда находилось под мощным идеологическим прессом, и когда вдруг чуточку отодвинули задвижку, наше пуританское, целомудренное, скучноватое, заидеологозированное (многие тогда считали, что лживое и ханжеское) вещание превратилось в нечто ниспровергающее основы.

Произошло это не сразу, но «До и после полуночи», «Взгляд», ленинградское «Пятое колесо», телемосты, прямые трансляции съездов, где нет-нет да и скажут какую-нибудь антисоветскую правду-матку, совершили информационный переворот.

Зажглось множество «Огоньков», наполнивших нашу «дремучую жизнь под гнётом прогнившего режима» сладким запахом тления, то есть, конечно, свободы и, конечно, страшной правдой о коммунизме, который убивал всё живое и талантливое, а всё подлое и бездарное поощрял.

Вдобавок из-под приподнятого «железного занавеса», по выражению Александра Солженицына, «подтекала навозная жижа». Потом она затопила экран отвратительной пошлостью. Как говорил академик Лихачёв, народ наш «слишком доверчив», иммунитета не было…

Мы очень хотели справедливого, сильного, молодого правителя, и получили Горбачёва. Потом, когда он стал делать за глупостью глупость, таким увиделся Ельцин. Московская публика теперь захотела его и не верила статьям и телесюжетам, в которых он представал популистом и властолюбцем.

И прощала ему и полёты вокруг статуи Свободы («три раза облетел и стал втрое свободнее»), и пьяные истории, и «Исповедь на заданную тему», где Борис Николаевич простодушно поведал, какой он прирождённый авантюрист (шалости с боеприпасами, стоившие ему пары пальцев, а кому-то жизни; поход с одноклассниками в тайгу, где под его руководством класс заблудился, голодал и заболел дизентерией – после возвращения он, единственный из всех, смог в срок окончить школу; картишки на крыше вагона с уголовниками, которые его «раздели», и т.п.).

Время, назад!

Сейчас пересматривать программу «Время» от 19 августа 1991 года, которую вели строгие, державные Вера Шебеко и Евгений Кочергин, очень больно. От великой, трагически оптимистической музыки Свиридова («Время, вперёд!») и первых чеканных фраз Обращения ГКЧП к народу, непоколебимо произнесёнными дикторами, пахнуло советским большим стилем.

Сейчас с удивлением обнаруживаешь, что нельзя не согласиться с каждым почти словом «манифеста» ГКЧП, который тогда, конечно, возмущал (кто не верит, перечитайте!). Но всё, о чём «путчисты» предупреждали, что хотели предотвратить, совершилось.

Почти все меры, которые они пытались принять для спасения СССР, были верными… но неисполнимыми. После долгого чтения правильных слов стало понятно, что гекачеписты слишком поздно прозрели – народ уже не верил ни Горбачёву, ни его ближайшему окружению, из которого и составилось ГКЧП.

Большой советский стиль во «Времени» окончательно сдулся, когда был показан убийственный сюжет с Ельциным на танке у Белого дома, назвавшим гекачепистов государственными преступниками. И это все в стране услышали, а потом вдобавок увидели пресс-конференцию несчастных «путчистов» во главе с Янаевым, который не мог толком ответить на вопрос Джульетто Кьеза о «болезни Горбачёва».

То есть, отвечая, он был смешон: дескать, уверен, что «мой друг» Михаил Сергеевич скоро «вернётся в строй», хотя самое лучшее, что было в документах ГКЧП, это именно беспощадный анализ итогов политики генсека. Телекамера не знает жалости – смелые люди, выступившие за спасение СССР, выглядели жалко. И очень жалко Бориса Пуго, единственного из ГКЧП не сдавшегося, – потом подонки глумились: «Забил заряд я в тушку Пуго».

«Царь Борис» победил не 22-го, а фактически уже вечером 19-го. Взошёл на демократический престол под аплодисменты западных посольств, бандитов, цеховиков, будущих олигархов и под радостные скандирования «Ельцин, Ельцин!» доверчивых горожан, многих из которых он расстреляет через два года вместе с Белым домом. Мы ухнули в «рынок», причём не в финский, не израильский, не китайский, не американский, а в самый отвратительный по модели – дикий, бандитский, компрадорский.

В поражении ГКЧП, в крушении СССР «виновен» и упомянутый большой советский стиль на ТВ. С начала 70-х годов в нём всё меньше было содержания, реальной жизни.

Немощные члены Политбюро, которых нам показывали в трансляциях съездов КПСС, не совпадали с теми оптимистичными речами, что они еле произносили, ещё более фальшиво звучали звонкие рапорты «нашей смены» – юных пионеров и довольно пожилых уже комсомольцев.

«Битвы за урожай» – с тем, что писали Шукшин и Распутин, «Ленинский час» – с тем, что действительно говорил Ленин… И это всё вся страна видела по телевизору, постепенно понимая, что советская властная элита переродилась и не соответствует ни революционным идеям, что были заложены в основу Советского Союза, ни своему времени.

Да, главным для тогдашних руководителей Гостелерадио помимо коммунистической пропаганды было повышение культурного уровня населения, и для этого многое делалось. «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».

На ТВ было множество образовательных программ, великого театра и кино, симфонической музыки и классической литературы. Но всё более культурные зрители видели по телевизору вешающих себе ордена плаксивых старцев (а в жизни – их обогатившихся отпрысков и циничных партийных карьеристов) и всё более отдалялись от такой «народной власти».

Она уже не находила нужных слов. То ли оберегала народ от правды, то ли не знала её, но не говорила с нами начистоту, «как с большими». Воспиталось неблагодарное, инфантильное поколение, получившее хорошее бесплатное образование, всё более иронично относившееся к тому строю, который его им дал.

Перестройка была очень нужна, но, конечно, не такая, какую затеял Горбачёв. Необходимо было осмысление положения дел в стране и мире, анализ грозящих опасностей, освобождение от догм в идеологии, нужна была правда, но не такая, которую щедро «подбрасывал» руководивший перестроечным Агитпропом «агент влияния» Яковлев.

Тревога

Ельцина телезрители любили тоже недолго. Первое серьёзное сомнение в том, что он достоин такого беспрецедентного народного доверия, у меня, например, возникло после ликующего выпуска «До и после полуночи», посвящённого победе демократии.

Когда о трёх погибших в Москве юношах, он сказал: «Простите, не уберёг», – почувствовалась какая-то не подобающая историческому моменту фальшь, после чего ощущение тривиального обмана стало стремительно нарастать. Он «не уберёг» ещё от многого. За беловежское «соображение на троих» уже не извинялся, и за расстрел Белого дома, и за залоговые аукционы, и за дефолт…

Был и ещё один итог поражения ГКЧП. Гостелерадио СССР прекратило своё существование, дикторов «большого стиля» упразднили, о просветительской и воспитательной функции телевидения забыли. Программу «Время» закрыли (потом вернули, но без «Время, вперёд!»). Идеологический пресс социализма на телевидении исчез, и стало всё позволено. Всё, всё. Но не всем.

Каналами завладели ещё пока не «равноудалённые» олигархи, которые сделали из «ящика» исключительно доходный бизнес для себя и убийственный – для страны, которая заботливо подводилась ими к пропасти. Падение в неё предотвратил президент Путин.

В нулевые голубой экран вдруг стал вспоминать о России, о её интересах, Свиридова во «Время» вернули, а в десятые даже реабилитировали слова «патриотизм» и «русский». Потом были победная Олимпиада, переворот на Украине, солидарность с Донбассом, единение народа с властью вокруг «Крым наш» и яростная информационная атака на Россию и её президента…

Сейчас ситуация совсем другая, хотя тоже очень тревожная. Причём больше страшит не внешняя агрессия в связи с приближением НАТО вплотную к нашим границам, а всё же атмосфера внутри страны, и тут роль ТВ по-прежнему огромна.

О том вреде для общественного сознания (особенного молодёжного), которое наносят многие сериалы и развлекательные программы, мы не раз писали, как и о вгоняющих в депрессию выпусках новостей, которые часто более похожи на перманентную хронику смерти, чем на информацию о жизни в стране, но и к общественно-политическому вещанию в последнее время много вопросов.

Смятение вызвал унизительный допинговый скандал, однако телекомментаторы так и не рассказали, что в оскорбительных обвинениях ВАДА правда, что нет и кто с нашей стороны в этом позоре виноват, если виноват. И кто за это ответит. Нас что, опять «за маленьких держат»? А тут ещё все каналы показали удивительные кадры арестов высокопоставленных силовиков (а до того – министров и губернаторов) и обыски, обыски.

У людей, призванных охранять закон, и у воров в законе. Сотни тысяч долларов в коробках и наглая роскошь жилищ. И не появляются на экране трибуны (в отпуске все что ли?), которые убедили бы, что вор будет-таки сидеть в тюрьме и не амнистируется по-тихому.

У рядового телезрителя (особенно на фоне возмутительного социального расслоения и невесёлых сообщений об экономическом кризисе) поневоле создаётся впечатление, что всё у нас снизу доверху пронизано коррупцией, будто тот общественный строй, что воздвигся после путча, безнравственен и нежизнеспособен. Нет, молчит ящик. И развлекает, отвлекает. Отчуждает.

А судя по тому, как все каналы (особенно Первый) освещали гибель «принципиального, смелого, умеющего идти до конца» Павла Шеремета (в конце 90-х спецкора программы «Время», а в последние годы киевского радиоведущего, ярого симпатизанта антироссийского, бандеровского режима) значительная часть телесообщества рада была бы вернуться в «благословенные 90-е».

Чтобы всё было «как при дедушке»: Россия окончательно забыла бы о развитии, о своих национальных интересах и послушно плелась в фарватере наших «заклятых партнёров». Чтобы патриотизм опять стал «последним прибежищем негодяев», ключевых министров утверждали в Госдепе, как на Украине, а из программы, которой посвящена эта статья, опять убрали бы свиридовско-маяковское «Время, вперед!».

Что-что, а телевидение в России не имеет права быть компрадорским.