Война за право оставаться русскими
«Первая Отечественная» Егора Холмогорова
«И скоро силою вещей
Мы очутилися в Париже,
А русский царь главой царей…»
Александр Пушкин
Тема войны 1812 года представляется изученной вдоль и поперёк. Здесь и школьная программа с неизбежным «Бородино» Лермонтова, и роман-эпопея про «дубину народной войны» и князя Андрея с Наташей Ростовой, и «Москва, как много в этом звуке…»
Нашего Всего, и «Гусарская баллада» с поручиком Ржевским. Книги, фильмы, оперетты, Денис Давыдов, мадам де Сталь - ворог Наполеона, романсы-мазурки-вальсы и лёгкие ампирные платья.
А ещё - подспудный и какой-то фоновый культ Бонапарта, угнездившийся в сознании русского человека. Опасный культ и омерзительная романтизация. Смердяковщина. И, в месте с тем, этот персонаж давно воспринимается с пиететом.
Куда заводят мечты, мы несколько лет назад увидели на примере «доцента Соколова», так заигравшегося в корсиканского гения, что позволившего себе распорядиться жизнью наивной любовницы.
Сейчас, как никогда, важен правильный вывод о той войне, поэтому нелёгкий труд взял на себя Егор Холмогоров, сделавший подробный фильм об Отечественной войне. Проект, собственно, так и называется - «Первая Отечественная».
Автор сгруппировал все разрозненные и часто противоречивые знания о 1812 годе, и как бы походя развенчал сразу несколько мифов.
Например, об одноглазом Кутузове - этот образ ему «приклеили» советские кинематографисты, желая создать эффектный типаж воина с «пиратской» повязкой.
Нечто похожее до них состряпали голливудские деятели в отношении адмирала Нельсона, который тоже не носил этот аксессуар. Кутузов имел проблемы со зрением уже в конце жизни, а не в разгар битв.
Холмогоров реабилитирует Александра Шишкова, многажды осмеянного за «мокроступы» и «Корнеслов» - попытку переводить с офранцуженного языка на …русский-национальный.
Всем памятна шутливая фразочка Пушкина в «Евгении Онегине»: «Du comme il faut... (Шишков, прости: не знаю, как перевести).»
Однако мало кто помнит другие строки поэта: «Шишков наук уже правленье восприял. / Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа, / Он славен славою двенадцатого года».
Холмогоров говорит, чем же конкретно был славен Шишков 1812 года.
Обыватель хорошо выучил, что петербургские дамы в то лето надели «патриотические сарафаны» и диадемы-кокошники, отказались от вражеского языка и заговорили на …ломаном русском. А - почему? Какова роль Александра Шишкова?
Значительное место в повествовании Холмогорова отведено вопросам самоидентификации. Он указывает, что понятие «гражданин мира» - не новое изобретение, но бытовало с XVIII века.
Накануне войны и особенно в её ходе произошла консолидация общества по национальному, а не по сословному признаку, и Наполеону пришлось воевать не с войском, но с народом, с поэтами, публицистами, священниками.
Люди во фраках, рясах и армяках оказались по одну сторону баррикад: «Это было русское культурное восстание».
Ибо целый век наше дворянство жило в состоянии цивилизационной оккупации, говоря на языке Версаля и перенимая оттуда все бесполезные мелочи. И вот наконец что-то перевернулось в сознании - перед лицом реальной угрозы.
Единственное замечание Холмогорову: так случилось не только в России, но и в Германии, правда, по иному сценарию.
Рождение немецкого духа - итог противостояния Бонапарту, когда вестфалец, пруссак, саксонец, etc ощутили себя единой нацией, а не подданными враждующих королей и курфюрстов.
Холмогоров показывает и - доказывает, что война 1812 года была сражением за идентичность против «общечеловеков» Наполеона.
Тот, в какие бы короны ни рядился, нёс идею французской революции с её «всемирностью» и уравниловкой - неслучайно парижские наместники тут же внедряли Кодекс Наполеона и стремились унифицировать все проявления бытия.
Далее автор приводит нас к мысли, что Первая Отечественная - это ещё и вопрос сохранения Православной веры.
Что же касаемо французского народа, то оный на тот момент представлял собой «помесь тигра и обезьяны» - по определению французских же деятелей. (Урон от «великой» революсьон оказался так велик, что раны болят по сию пору!)
На Россию пёрлись вовсе не носители галльской искромётности, коих были единицы, но озверелые орды, плюс представители порабощённых Наполеоном держав. Шли не столько воевать с неведомой им Российской империей, сколько тупо грабить.
На протяжении всего фильма Холмогоров нас провоцирует - задаёт вопросы, типа: «А не лучше ли нам было дружить с Наполеоном?» И - тщательно разбирает, почему это мерзко, глупо и не выгодно.
Мы последовательно продвигаемся от даты к дате - от ошибочного, позорного Тильзитского мира - к триуфам русского оружия.
Автор часто и не без удовольствия цитирует самые разные источники - от общеизвестных, до тех, что доступны лишь профессионалам
(так, уделяет внимание Екатерине Павловне, сестре императора, «тверской богине», писавшей, что Россия восторжествует надо всем миром); углубляет наше представление о пушкинской и лермонтовской поэзии, а заодно проводит нас по лабиринтам коллективной памяти.
Декорации фильма - обворожительны: природа, музейные залы, дворцы, вещи, колонны-фронтоны, иконы, портреты.
Холмогоров неспешно, со своей любимой тростью, передвигается по всем этим пространствам и столь же обстоятельно рассказывает удивительные истории. Финалом служит идея Храма Христа Спасителя - именно там Егор и заканчивает свой опус.
Зачем, за что была та война? За право оставаться русскими.