Статьи

Как победитель Наполеона боролся с масонством

Если начало царствования Александра I стало, по общему признанию историков, золотым веком для русского масонства, то конец правления ознаменовался - 200 лет назад - чувствительным ударом по масонерии, запретом лож любых систем и толков.

Через месяц после странной смерти императора в Таганроге боевая часть «братьев» подняла декабристский мятеж, который был решительно подавлен. При этом наиболее высокопоставленные заговорщики-масоны ушли от ответственности и даже получили повышения и награды.

Официально ложи «уснули» на 80 лет, но фактически работа «вольных каменщиков» продолжалась.

Роль Александра Благословенного в судьбе России недооценена. Пушкинские определения «властитель слабый и лукавый», «кочующий деспот» - не более чем вспышки свойственного молодым гениям радикализма.

Гораздо точнее выразился на сей счет историк Сергей Мельгунов, назвавший императора «сфинксом на троне». Немалую долю в клубке тайн его царствования занимают отношения с членами всевозможных лож.

То, что по меньшей мере вторая половина XVIII века прошла в России под знаком масонской звезды и циркуля - секрет полишинеля.

При всех гонениях на отдельных вольнодумцев при Екатерине II русские ложи всех систем (английской, шведской, французской, розенкрейцеров, иллюминатов) запрещены не были и довольно быстро множились.

Входившие в них русские дворяне часто были весьма достойными людьми - боголюбивыми, верными Отечеству и престолу. Пеклись о просвещении народа, «исправлении нравов», философствовали и благотворительствовали.

На причудливые обряды смотрели как на занятную игру.

Эзотерика, оккультные «науки» и тем более «политическое» масонство, выступавшее за ниспровержение всех монархий и замену христианства экуменическим (а в случаях с имевшими высокие градусы посвящения «братьями» - прямо-таки сатанинским) культом «Великого Архитектора», были в России поначалу уделом немногих.

Взойдя на трон после убийства заговорщиками-масонами отца, Александр попал в очень непростую ситуацию. С одной стороны, он всегда был вынужден помнить, что окружен «посвященными», могущественными злодеями, готовыми при определенных обстоятельствах устранить и его.

С другой - сам воспитывался на идеях тесно связанного с масонством Просвещения. Наставником будущего монарха был швейцарский республиканец Фредерик Сезар де Лагарп, читавший цесаревичу труды Руссо и Монтескье.

Александр Павлович своего воспитателя любил, признавался в 1797 году в письме, что, став императором, «образует народное представительство», которое, в свою очередь, составит «свободную конституцию», после чего государь сочтет свою миссию выполненной и удалится «в какой-нибудь уголок» для счастливой частной жизни.

Те либеральные мечтания натолкнулись на суровую необходимость управления огромной страной, плохо сочетались со священными обязанностями помазанника Божия.

При этом Александр I был чувствителен, глубоко религиозен, хотя поначалу и не укоренен в православии.

Метания между духовно-мировоззренческими полюсами происходило в течение первой половины царствования, сменяясь после отражения нашествия «двунадесяти языков» все более четким осознанием долга православного самодержца и правды русской жизни.

А в самом начале века устремления нового царя и расцвет масонства шли рука об руку, пересекаясь и организационно, и персонально.

Так в Негласном комитете, созданном Александром в 1801-м для конституционного преобразования монархии, по меньшей мере трое (Адам Чарторыйский, Виктор Кочубей и Николай Новосильцев) были представителями «политического» масонства, недаром в консервативных кругах их организацию называли «якобинской шайкой».

Утверждения о том, что император был членом какой-то ложи, достоверных подтверждений не имеют, зато точно известно, что в 1803-м с ним встречался один из гроссмейстеров шведской системы, энтомолог, ботаник, действительный статский советник Иоганн Бебер.

Тот сумел убедить государя: русской монархии следует дружить с «вольными каменщиками», поскольку они, дескать, - христианнейшие верноподданные.

Шведская модель масонерии в России действительно отличалась монархическими и православными «установками», по крайней мере среди членов нижних степеней.

Александр I с его либеральными взглядами был тогда не против любых лож, и те с его ведома начали множиться, как грибы после дождя. Действовали открыто, издавали общедоступные журналы.

Историк Василий Ключевский подчеркнул: «При Александре тайные общества составлялись так же легко, как теперь акционерные компании, и даже революционного в них было не больше, как в последних.

Члены тайного общества собирались на секретные заседания, но сами были всем известны, и прежде всего полиции. Само правительство предполагало возможным не только для гражданина, но и для чиновника принадлежать к тайному обществу и не видело в этом ничего преступного».

Следуя тогдашней великосветской моде, даже мейнстриму, в масонах побывали и Пушкин, и Грибоедов, и Карамзин, и наши великие полководцы Суворов и Кутузов (скорее всего, и генерал Ермолов). Но это по большому счету ничего не значило.

Одной из самых влиятельных была ложа «Соединенные друзья», в которой состояли, к примеру, дядя великого поэта Василий Пушкин, будущий шеф жандармов Александр Бенкендорф, дядя императора герцог Александр Вюртембергский и великий князь Константин Павлович.

Там не придавали особого значения ритуалам, на заседания допускались даже женщины.

В подобных аристократических объединениях, как в элитных клубах, по-дружески пировали, а перед очами стороннего наблюдателя представала картина вполне безопасной для государства «барской забавы» с оттенком легкого вольнодумства и шутовства.

В масонскую обрядность за бутылкой «Вдовы Клико» играли и в литературном кружке «Арзамас».

Общее масонское постановление тех лет гласило: «Не иметь никаких таинств перед правительством». Однако далеко не во всех ложах дела обстояли аналогично.

Тайные протекции «братьям» в продвижении по службе, расстановка их на нужные места мало отличались от специфики мафиозной клановости, что для государственных устоев уже представляло определенную опасность.

Но в этом было бы полбеды, беда состояла в том, что, используя квазирелигиозные, «мистические» настроения Александра I, в обеих столицах и других городах распространялись ереси оккультизма и экуменизма.

Их насаждали ложи и схожие с ними «кружки», модные салоны (например, прорицательницы мадам де Крюденер), а также насквозь промасоненное «Библейское общество» под началом министра народного просвещения князя Александра Голицына.

В низах активизировались старые и новые секты хлыстов, скопцов, духоборов, молокан.

Диверсионная деятельность масонства в духовной сфере с некоторого времени дополнилась противоправительственной, приведшей к прямому политическому заговору. Его нити плелись почти что с самого восхождения сына Павла I на трон.

Хитрость была в том, что покуда царь «каменщикам» покровительствовал, они некоторые свои цели выставляли напоказ и посредством таких лож, как «Александра Благотворительности к Коронованному Пеликану» и «Владимир к Порядку» (ими руководил вышеупомянутый Бебер), вызывались служить защитниками государя от «неправильных» масонов, смутьянов иных систем.

В то же время член иллюминатской «Полярной звезды», известнейший государственный деятель Михаил Сперанский являлся заговорщиком «второго уровня», прикрывал будущих декабристов сверху, а те прочили его в президенты России.

И таких, вписанных в элиту, внешне лояльных трону фармазонов было немало.

«Гроза двенадцатого года» их активность лишь подстегнула, работа продолжилась в «походных» ложах. В европейском походе масоны из русской армии получили от западных «братьев» дополнительную подпитку.

Однако государь во время Отечественной войны пережил, по собственному признанию, крутой духовный переворот. «Пожар Москвы осветил мою душу и наполнил мое сердце теплотою веры, какой я не ощущал до тех пор.

Тогда я познал Бога», - написал он после кампании 1812 года прусскому епископу Эйлерту. Впрочем, к святоотеческой вере царь пришел не сразу, как и к осознанию того, кто, зачем и какими средствами борется с нашей страной и православной верой.

Понимание возникало по мере разочарования в Священном союзе (европейские монархи, не помня добра, ставили подножки России при всяком удобном случае), либеральных преобразованиях и сподвижниках-реформаторах.

Отрезвление несли и многочисленные поездки по России, сопровождавшиеся беседами с людьми разных сословий, а также доклады о зревшем в империи заговоре.

Не все декабристы были масонами, и не все русские масоны стремились к свержению самодержавия. И тем не менее значительная часть участников мятежа 1825 года и практически вся верхушка Северного и Южного обществ являлись «вольными каменщиками».

Историк Виктор Брачев в книге «Масоны в России - от Петра I до наших дней» констатирует: «Не будь в России александровского времени масонских лож, не было бы, скорее всего, и самого восстания».

Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на состав учрежденной в 1815 году князем Сергеем Волконским, Павлом Лопухиным и графом Михаилом Виельгорским ложи «Три добродетели».

Не менее десяти ее членов стали создателями «Союза спасения», в том числе - князья Илья Долгоруков и Сергей Трубецкой, братья Муравьевы-Апостолы, Павел Пестель.

Из «Избранного Михаила» вышли декабристы Николай Бестужев, Вильгельм Кюхельбекер, Гавриил Батеньков. Эмблемой «Союза благоденствия» служил известный масонский символ - пчелиный улей.

Рвавшийся в диктаторы России Пестель имел пятую степень посвящения в шотландской ложе «Сфинкс». Некоторый парадокс заключался в том, что многие члены Верховного уголовного суда над декабристами тоже были масонами.

Осознав масштаб готовившегося против трона и веры заговора, Александр пришел в ужас и негодование, прогнал с позором Сперанского, приблизил патриота графа Алексея Аракчеева (впоследствии оболганного масонами-либералами), стал прислушиваться к мнению митрополита Серафима и архимандрита Фотия, предупреждавших о масонской угрозе государству.

Сыграли свою роль и европейские события: в 1820-м масон Луи Лувель застрелил французского наследника престола Шарля-Фердинанда, а на конгрессе Священного союза был обнародован меморандум бывшего премьер-министра Пруссии графа Кристиана фон Гаугвица, который предупреждал европейских монархов о том, что истинная цель всемирного масонства - антихристианское по своей сути «всемирное владычество».

Запретив сперва несколько «региональных» лож (в Полтаве, Варшаве, Вильно), государь 1 (13) августа 1822 года, преодолев наконец известный страх (а бояться было чего), принял кардинальное решение, написал Высочайший рескрипт на имя министра внутренних дел Виктора Кочубея:

«Все тайные общества, под какими бы они наименованиями ни существовали, как то: масонских лож или другими - закрыть и учреждения их впредь не дозволять».

При этом особо оговаривалась необходимость подписания всеми военными и гражданскими служащими обязательства не принадлежать к тайным обществам.

События последующих трех лет показали, что от военного мятежа данная мера государство не спасла.

Незадолго до восстания, 19 ноября 1825 года, Александр Благословенный то ли скончался в Таганроге, то ли ушел в святое странствие под именем старца Федора Кузьмича, а международное масонство с тех пор стало заклятым врагом правившей в России династии, обязавшись уничтожить само Русское царство.

Но это - уже другая история...