Традиция пророков неудобных
Исполнилось 80 лет со дня рождения Эдуарда Лимонова
Писать о Лимонове на самом деле неимоверно сложно. Потому что у каждого - свой настоящий Лимонов, порой сильно отличающийся от лимоновских ипостасей в интерпретации кого-нибудь другого.
А ещё потому, что о Лимонове написано очень много - и это несколько удивительно осознавать, учитывая сложный, скажем так, прижизненный статус писателя. Но факт есть факт - жизнь и творчество Эдуарда Вениаминовича изучены неплохо, пусть и где-то хаотично.
Судите сами. Из статей и работ, посвящённых его творчеству, можно составить многотомное исследование. Плюс две любопытные прижизненные (sic!) биографии - Каррера и Балканского.
Плюс многочисленные воспоминания лимоновских знакомых, а также его собственные интервью и статьи - при желании из них можно собрать исполинский авантюрный роман, ни объёмом, ни накалом страстей не уступающий полному собранию сочинений Дюма.
Наконец, Лимонова активно и качественно переиздают, интерес к его наследию сохраняется большой.
Если в последние годы жизни писателя некоторые его книги порой выходили непонятно как и непонятно где, то сейчас «Альпина нон-фикшн» переиздаёт его избранную прозу и эссеистику в стильных белых обложках - в серии вышло уже двенадцать книг, и это не конец.
А в издательстве «Питер» усилиями проекта КПД (Колобродов, Прилепин, Демидов) потихоньку выходит полное комментированное собрание лимоновских стихотворений и поэм, в котором публикуются в том числе и тексты из архивов и черновиков, широкому читателю незнакомые.
Как же о Лимонове писать-то?
Извините, если это кому-то покажется банальным, но можно напомнить о масштабе фигуры Лимонова - вдруг кто-то не понимает, недооценивает.
Итак, посадил Дед репку. Выросла вместо репки лимонка - лимонка в русскую литературу.
Лимонов - автор калибра (и поколения, и влияния) Венедикта Ерофеева и Бродского. Писатель, известный во всём мире. Лимонов влиял на целый пласт растерянных читателей, менял их.
Для людей, чья юность пришлась на конец восьмидесятых и девяностые, Лимонов был фигурой «личностеобразующей». Кормильцев. Балабанов. Летов. Лимонов... У того поколения, кажется, не осталось никого.
Колючий и едкий, Лимонов после своей смерти как-то примирил других. Прочувствованные, проникнутые болью настоящей утраты некрологи на смерть Лимонова писали люди совершенно различных убеждений - коммунисты, националисты, либералы. Масштаб понимали и понимают все.
Кроме, пожалуй, главного лимоновского врага - «нормального» обывателя. Для мещанина Лимонов крайне некомфортен и неприятен. Лимонов - это про неудобность, неуют, неуёмность.
И молодёжь, кстати, шла в его партию, иногда и лимоновских книг не прочитав; он всегда был с «детьми» в их конфликте против солидных и протухших «отцов». Питером Пэном с бородкой а-ля Троцкий.
Из того, о чём, пожалуй, не писал ещё никто: именно Лимонов - теневой отец нынешнего российского литературного поколения тридцатилетних.
Пусть и невольный (сам бы он язвил и плевался, конечно). Миллениалы сколько угодно могут выводить свои корни из мудрёных и модных зарубежных авторок (простите). Но всё это уже было у Лимонова - и раньше, и радикальнее.
Актуальный автофикшен? Но если он появился недавно, что такое - «Нью-йоркская трилогия»? Табуированные темы? Кхм, подержите, как говорится, моё пиво. Искренность, отсутствие стилистических украшательств и финтифлюшек?
У Лимонова такое везде. А если брать тему пресловутой телесности, то Дед и ныне на недосягаемой для молодых авторов высоте: пока они вяло постулируют «нормальность» складочек и волосков,
Лимонов всё это уже холодно и точно описал. Но есть нюанс. От телесности он никогда не отворачивался, но и чрезмерно на ней не зацикливался и уж тем более её не сакрализировал - если ему противно, то противно станет и читателю.
Влияние творчества Лимонова на прозу отечественных молодых авторов полно противоречий - это эдакие «единство и борьба противоположностей» по-русски. Но тема интересная и перспективная - и ждёт своих исследователей.
Поскольку, как мы уже писали, что-то радикально новое сказать о Лимонове тяжело, можно пойти от обратного - попробовать порекомендовать три книги, с которых стоит начать знакомство с творчеством Лимонова, человеку, по какой-то причине с ним ещё незнакомому.
Проза: «Это я - Эдичка»
Читая принёсший автору первую славу отчаянный исповедальный манифест, понимаешь: Лимонов, как и Летов, всегда был против. В США он нарочито антибуржуазен и антилиберален (и оттого всегда одинок в эмигрантской тусовке), в Союзе - противник косной брежневской партократии.
Он романтик до мозга костей, как ни странно это звучит. И роман этот -внезапно! - о любви. Но обилие физиологических и просто тяжёлых деталей делает этот роман чтением не для каждого; Берроуз или Керуак близки, но фокус их восприятия направлен в большей степени на себя самих.
Лимонов же при всём своём кажущемся эгоцентризме направлен наружу, в мир. Он эдакий Алёша Карамазов, понявший, что всё не так просто. Какой-нибудь Паланик по сравнению с Лимоновым кажется совсем детским садом со своим сопливым ницшеанством для менеджеров.
Лимонову нужен мир, и желательно весь - и в политическом, и в сексуальном, и в культурном плане; экспансия его всеобъемлюща, нонконформизм безграничен.
Оттого неудивительно, что у романа и ныне много противников из числа тех, кто не читал, но осуждает. Про одну-единственную эпатажную сцену знают едва ли не все, и обыватель (в плохом смысле) часто на ней зависает, причём независимо от его личных идеологических предпочтений.
Таков и условный Дудь с его дурацкими вопросами (какая же пошлость - к тебе на интервью приходит великий писатель, а ты спрашиваешь его о всякой ерунде). Таковы и некоторые окололитературные патриоты, трактующие литературу Традиции как душное квазиморалистское ханжество:
Лимонов точно не вписывается в их мёртвый мир стихов про берёзки и романов про вернувшегося в деревню за духовностью городского жителя, что проходится косой по утренней росе. И для тех и для других Лимонов неудобен, вызывающ, подозрителен.
Но каждый заостряет внимание лишь на том, что хочет видеть. Это нужно помнить. А «Это я - Эдичка», повторимся, в первую очередь великий роман о любви.
Эссеистика: «Священные монстры»
Жанр критических, язвительных заметок об известных людях не нов и пользуется спросом у читателя. Больше всего достаётся политикам (и зачастую поделом). Но и деятели культуры тоже нередкие герои подобных книг.
Узнавать о пороках великих увлекательно и лестно, о чём писали ещё и Пушкин, и Блок. Удивляет не столько некритичность любителей такого чтива, сколько банальность мотивировки - «они вон извращенцы этакие, но мы-то, мы-то с вами - нормальные люди».
У Лимонова всё не так. С точки зрения торжествующего мещанина, он сам - «ненормальный». Оттого его сборник чрезвычайно любопытен.
Необязательно, да и невозможно соглашаться с ним во всём, однако из него можно выудить много интересного, говорящего прежде всего о самом авторе.
Итак, отбывая наказание в Лефортовском СИЗО, Лимонов пишет важную для себя книгу, получившую название «Священные монстры». Это сборник эссе, посвящённых героям и злодеям прошлого - от Ленина до Гитлера, от Достоевского до Мисимы.
О некоторых из этой «неприкосновенной когорты» автор отзывается комплиментарно, причём, как всегда, это у него бывает по-лимоновски, с неожиданной стороны (эссе о Бодлере, о Жане Жене).
Другим же героям давно минувших лет достаётся от Деда по-крупному.
От язвительных, иногда поразительно точных, а иногда откровенно брюзгливых характеристик не спастись никому, будь ты хоть сам Лев Толстой.
Никакого пиетета, никаких панегириков - только кулаками выбивается место в литературе. Он сам такой же «священный монстр», как и герои его книги.
Лимонов никому не льстит, напротив - разделывает и героев, и читательские ожидания под орех. И у него в который раз получается предельно неуютная книга - для всех и для никого.
Поэзия: сборник «СССР - наш Древний Рим»
Кроме прочего, Лимонов - поэт. Поэт абсолютно «неправильный» - и при этом сильнейший, настоящий. Маяковский как-то писал, что поэт не тот, кто пишет по заданным правилам, а тот, кто эти самые правила создаёт.
У Лимонова были свои, специфические размеры (а могли быть и самые простые силлабо-тонические - для него это было непринципиально) и рифмы, но эти «неправильные» строки удивительным образом становились подлинной поэзией.
И при этом никакой нарочитой псевдообэриутовщины с вычурной ломкой синтаксиса и смысла - железные цепи лимоновской лирики не разорвать.
И, казалось бы, абсолютно непоэтическая тематика того же сборника - «СССР - наш Древний Рим» только подтверждает: никто не решался писать так и о таком. Лимонов решился - и это признак большого поэта.
Плюс стихи у него, в том числе и в этом сборнике, всегда неизменно разные. Попадаются и лично-интимные, часто неприкаянные, тонкие и ломкие...
Про стихи Лимонова, в отличие от его прозы, пишут и говорят не так много, как они того заслуживают. Будем надеяться, потихоньку издающееся полное собрание его поэзии (пока вышли два тома) эту ситуацию исправит.
Лимонова, разумеется, не обязательно любить всем и каждому. Он бы и сам удивился, если б вдруг случилось так. Пророк, как известно, не может быть тёпл. Но об одном можно сказать с уверенностью: у нас была великая эпоха по имени Эдуард Лимонов.