Статьи

На изломе поколений: Человеческий «капитал» или человеческий «балласт»?. Часть I

Доклад Изборскому клубу под редакцией доктора философских наук Виталия Аверьянова.[1]

В этом номере журнала «Изборский клуб» мы поднимаем темы, которые связаны с молодым поколением – его образованием, воспитанием, социализацией, приводим анализ текущего состояния и пытаемся дать прогнозы.

Но главное для нас – корни происходящего, поскольку большая часть негативных факторов, влияющих на взрослеющее поколение, не спонтанны, а связаны с долгое время поощрявшимся из-за рубежа ползучим распадом некогда триединой и целостной отечественной системы воспитания, образования и науки.

В этой сфере все зависит от старшего поколения, если оно способно проводить свою волю. Но в последние четверть века старшее поколение в целом проявило безволие и бесхребетность. Соответственно, сверхзадача наступающей эпохи – понять, что мы в силах были бы изменить, если бы приняли ясную модель желаемого будущего.

Куда развиваемся?

Сейчас страна наша подошла к очередной точке бифуркации.

С одной стороны, реформизм в системе образования и системе воспитания (вернее системе не-воспитания, ибо еще недавно об этом на официальном уровне было и поминать неприлично) стал уже тяжкими гнетущим наследием, оставившим неизгладимые следы на тех наших согражданах, кто входил во взрослую жизнь в нулевые и в 10-е годы.

С другой стороны, заметны робкие движения к преодолению этого межеумочного состояния, показались ростки нового, вызревшего в недрах сложившегося плутократического уклада. К ним относятся отдельные «точки роста», связанные с деятельностью министра Ольги Васильевой.

Особенно ярко это проявилось в самое последнее время – это, к примеру, создаваемые научно-образовательные центры, или планируемые к открытию школы РАН (их, как заявила недавно Васильева, хотят создать в 32 регионах России, всего более ста школ).

Дай-то Бог чтобы из этих замыслов что-то воплотилось в жизнь, а не превратилось в очередные реформистские симулякры.

Так или иначе, эти отдельные поветрия происходят на фоне продолжения трендов, заложенных при курировании российского образования Высшей школой экономики (ВШЭ) и партнерскими ей структурами, за которыми стоят транснациональные заказчики.

В образовании и воспитании, как и во многих других областях нашей жизни, отражается противоречивость, гибридность российской элиты.

К сожалению, эта противоречивость до сих пор отчетливо просматривалась и в деятельности Министерства образования и науки и в последний год – после его разделения в мае 2018 года – двух получившихся в результате министерств.

Не так давно опубликованы паспорта национальных проектов «Образование» и «Наука», в которых чиновники попытались опредметить в сфере своих ведомств те цифры «инвестиций в человека», о которых говорил президент Путин и чему он посвятил свои «новые майские указы»[2].

Уже в самой преамбуле паспорта «Образование» заложено противоречие, конфликт между воспитанием и образованием:

«воспитание гармонично развитой и социально ответственной личности» предлагается осуществлять «на основе духовно-нравственных ценностей народов Российской Федерации, исторических и национально-культурных традиций»;

образование же, напротив, будет строиться на принципах «обеспечения глобальной конкурентоспособности» и «вхождения Российской Федерации в число 10 ведущих стран мира по качеству общего образования».

Несмотря на кажущееся благозвучие этих целей, мы имеем дело с двумя противоположными векторами развития – воспитание на традициях направлено в одну сторону, а вхождение в десятку «интеллектуально сильных» – в прямо противоположную.

Здесь видна порочность самой философии дела, которой руководствуются чиновники. То ли по инерции, то ли умышленно они продолжают использовать ранее заложенный во всю систему госуправления лживый количественный и рейтинговый подход к качественным вещам.

Ведь главное в развитии, тем более если речь идет о человеческом потенциале – это не скорость роста, а направление роста.

В «десятке сильных» нас призна?ют равноправными, только если мы будем соответствовать их критериям. Если же мы станем вырабатывать собственные критерии, то в их десятку мы точно не попадем.

Но как реализовать традиции в воспитании, если не вырабатывать свои критерии? Так же нельзя строить и суверенную систему образования для суверенной страны – если критерии чужие.

В паспорте нацпроекта «Наука» министерские боссы заявляют еще более амбициозную цель, еще более невыполнимую при нынешних условиях администрирования – войти к 2024 году в первую пятёрку лучших в мире, забывая, что Россия сегодня в ведущих рейтингах и табелях о рангах не входит подчас даже в первую сотню.

Другие страны на решение подобной сверхзадачи тратили целые столетия и лишь немногие, вроде США, Японии, а теперь и Китая, управлялись за рекордные 25-30 лет.

Особенность России заключается не в том, конечно, чтобы игнорировать пройденный другими странами путь, но в том, чтобы превратить наше образование и нашу науку в лучшие в мире образцы национальные по содержанию и универсальные по форме, вернуть им в современном контексте былую славу и мировое признание.

Могут ли предложенные в этих раздутых и малопригодных к практическому употреблению паспортах меры снять накопившиеся противоречия и улучшить нынешнее удручающее положение в нашем образовании и науке? Нет, не смогут!

Нынешние органы надзора контролируют ситуацию по 32 аналитическим показателям в сфере образования и по 68 – в сфере науки и инноваций. В новых паспортах их в разы больше.

Спрашивается, зачем, если контроль по нынешнему гораздо более узкому кругу показателей не обеспечивается? Зачем плодить новые проекты и программы, если прежние игнорируются и не выполняются?

И следует ли людям, которые провалили прежние проекты, доверять разработку новых проектов? Тем более, что многие среди них, такие как г-жа Голикова, специалисты других профилей, которые к образованию и науке имеют лишь косвенное отношение.

Тотальная демотивация детей

Человек, приходящий сегодня в школу в качестве учителя (если он долгое время в школе не работал), испытывает потрясение.

Оно связано с радикальным снижением у детей мотивации к познанию – как будто в новом поколении возник труднопреодолимый заслон для восприятия нового.

Собирательность знаний практически отсутствует. Типичная реакция школьника на неизвестные ему темы звучит следующим образом: «А зачем мне знать что такое Олимпийские игры?» (Здесь на место «Олимпийских игр» можно поставить что угодно.)

На выходе с экскурсии по Третьяковской галерее подростки восклицают: «Надо же, сколько старья!»

- А что же вам нужно? – реагирует на это педагог.

- Ну не это же!.. – отвечают дети, и включают гаджеты…

Но что они найдут в своих гаджетах взамен классического «старья»?

Похожая ситуация в вузах – с той разницей, что уже подросшие дети приходят туда замотивированные родителями получить диплом. Потому относятся они к образованию как к отработке серии тестов, но не как к накоплению полезных знаний.

Многие рассматривают высшее образование (или скорее бакалавриат – без магистратуры) исключительно как средство облегчить себе открытие собственного бизнеса. Тогда как получаемое образование по своему содержанию кажется им ненужным, избыточным.

В старших классах школы доминирует новое настроение, которого не было еще несколько лет назад. Дети не хотят по доброй воле поступать в вузы. Даже отличники с большей охотой идут в колледжи, чем в высшую школу[3].

Принцип, который определяет оценку ими своих перспектив, звучит удручающе: «Я знаю, чего я не хочу. Но я не знаю, чего я хочу». Это своего рода апатия, безволие, отсрочка взросления.

Тех, кто все же пошел в вузы в последние годы, характеризует серьезный сдвиг познавательной парадигмы, о чем беспокоятся практически все преподаватели, а именно: падение уровня абстрактного мышления, визуализация,– молодые люди способны воспринимать знания преимущественно в жанре «веселых картинок».

То, что радикально отличает сегодняшнего студента от позднесоветского и раннего постсоветского – весьма слабая гуманитарная составляющая. Студент не может пересказать изученный материал своими словами. По свидетельству профессоров, они даже оскорбляются, если их об этом попросить:

- Как же так?! Ведь я же принес реферат! (Подразумевается: нашел в интернете и скачал.) Что еще от меня нужно?

Развращающий плагиат в образовании, в том что касается так называемых «самостоятельных» и домашних работ, стал нормой. И действительно – кто же будет тратить время и силы на исследования того или иного вопроса, если можно принести готовую скаченную работу?

Когда это узаконено, никто не станет даже и пытаться! Современному студенту не приходит в голову мысль, что в поколении их родителей было принято рефераты писать, а не копировать, причем зачастую эти рефераты ложились в основу и курсовых, и дипломных работ.

Главное – тогда приобретался навык самостоятельного поиска, разработки темы, построения логической цепочки смыслов.

Сегодняшний аспирант, как правило, не знает что такое конспект. Он работает на компьютере и компилирует тексты из разных источников. При этом его системные представления и кругозор – в критически низком состоянии.

Практически полностью отсутствуют навыки методологического мышления. Бывают случаи, что для аспиранта проблематично даже понимание слова «проблема».

У подавляющего большинства студентов нет молодого куража. Вместо здоровых амбиций и оптимизма – скепсис и цинизм.

Сознание молодежи отравлено материалистическими и гедонистическими установками, вращается вокруг горизонта целей, описываемых формулой «урвать в этом мире свой кусок…»

Такова, если вкратце, реальная картина с образовательной мотивацией у молодого поколения (а за образовательной мотивацией маячит уже и мотивация смысложизненная, иначе не бывает!).

На этом фоне выглядят как иллюзии многие утверждения президента Путина в его последнем Послании Федеральному собранию (от 20 февраля 2019 года). Особое внимание уделяется в нем планам развития системы дополнительного образования.

Президент заявил: «За три предстоящих года за счёт расширения сети детских технопарков, кванториумов, центров цифрового, естественно-научного, гуманитарного развития будет создано порядка миллиона новых мест в системе дополнительного образования.

Оно должно быть доступно для всех детей. Настоящим созвездием становится сочинский «Сириус». Планировалось, что основанные на его модели центры поддержки одарённых ребят появятся во всех регионах страны к 2024 году.

Но коллеги говорят, что готовы сделать это и раньше, за два года. Такую работу на опережение можно только приветствовать». Далее в том же духе и довольно подробно Путин говорил о проектах ранней профилизации, производственной практики и профориентации.

При этом, когда речь в его Послании заходит о планах, мечтах, дерзаниях молодых – тон у президента такой, как будто он вспоминает собственную пионерскую и комсомольскую юность, по наивности не представляя, что сейчас в действительности происходит с нашими детьми.

Да, в том же сочинском «Сириусе» мы действительно видим особенных ребят – увлеченных своим призванием, вундеркиндов с горящими глазами.

В этом нет ничего удивительного – на отдельном участке всегда можно при вложении ресурсов, талантов и любви педагогов к детям создать нечто исключительное, образцово-показательное и… необходимое для отчета.

(У нас всегда умели это делать – особенно увлекались этим в эпоху СССР.) Однако, массив сегодняшней системы образования застрял совсем в иной плоскости.

Порочность такого – демонстративного, или как говорят в народе «показушного» – направления связана с тем, что почти все данные проекты (такие как Сириус, Кванториум, «Билет в будущее», конкурсы личностного роста и т.д.) носят в лучшем случае сетевой и спорадически-кампанейский характер.

Но сети и кампании всегда действуют избирательно, не ведут к комплексному совершенствованию образования и перелому в самом качестве мотивации молодежи.

Таким образом, на сегодня происходит во многом подмена масштабных системных общенациональных решений отдельными проектами.

Немного о компетенциях и капитализации

Одним из главных концептуальных новшеств проводников Болонской системы в России стал так называемый компетентностный подход, согласно которому в отечественном образовании первейшим критерием его работы должны стать компетенции (навыки) вместо способности мыслить.

В чем подоплека данного подхода? Образованный человек должен быть «капитализирован». По сути, это логика рабовладения и работорговли с поправкой на реалии XXI века.

Ведь мышление как таковое нельзя продать, а компетенции – можно. Кому нужен мыслящий раб? А у компетентной рабсилы есть на рынке вполне определенная стоимость.

Если огромный человеческий потенциал России не становится человеческим капиталом, то зачем и кому это нужно? – такими обескураживающими вопросами задавались наши реформаторы.

В частности, одним из главных провозвестников данного подхода была уже упоминавшая ВШЭ, и в особенности входящий в ее структуру Институт развития образования – головной разработчик многих реформ в этой сфере.

Научный руководитель данного института Исаак Фрумин, ведущий глашатай компетентностного подхода в России, а до того в течение многих лет координатор проектов по образованию Московского представительства Всемирного банка,

более всего прославился, однако, не научными достижениями, а гомосексуальным скандалом в ВШЭ, когда выяснилось, что он находился в регулярной сексуальной связи со своими подчиненными.

Однако, этот скандал не вылился в разбирательство и не сказался на карьере Фрумина.

Студенты и подопечные «мэтра-педагога», видимо, никогда не узнают, использовал ли он свое служебное положение для склонения подчиненного к интимной связи или это была добровольная романтическая дружба.

(Партнер Фрумина Петров после скандала уволился.)

Итак, Фрумины и иже с ними продвигали фактически идеологию Всемирного банка (конечно же, они ее не изобрели, а лишь озвучивали!), навязывая России «инвестиционный подход» к человеку – то есть рассмотрение его как плодородной почвы или овцы, дающей качественную шерсть – в общем как к кредитуемому (инвестиция в образование – разновидность кредита).

И в этом им оказывали всемерную поддержку российские неолибералы, в высшую когорту которых входит и сам ректор ВШУ Кузьминов с его супругой Набиуллиной, и научный руководитель ВШЭ господин Ясин, учитель многих реформаторов, и их близкий друг и покровитель Кудрин.

При новом министре Васильевой позиции НИУ ВШЭ пошатнулись. Последнее время даже поползли слухи о проверках Роспотребнадзора, выявивших серьезные финансовые и юридические злоупотребления[4].

Тем не менее, учитывая вес Ясина и Кузьминова во властных кланах, дела эти могут быть спущены на тормозах. Притом что годовой бюджет «Вышки» достиг весьма значительных цифр – порядка 22 млрд. рублей.

Самосбывающаяся антиутопия?

Наши коллеги ставят вопрос о глубинных предпосылках нынешней молодежной апатии. Говорят о наступлении эпохи прекариата[5].

Очевидно, прекариатом в первую очередь становится молодежь, и сегодня молодые люди уже рассматривают «фриланс» или неполную занятость как норму своей будущей трудовой жизни. Тенденция эта мировая, к примеру, в Германии сложились и подлежат учету целые династии таких людей.

Политолог и правозащитница Екатерина Шульман, ведущая «Эха Москвы», по этому поводу утверждает: «Отсутствие мотивации – чрезвычайно ценное качество для людей, которым предстоит жить в обществе, где их работа не нужна.

Для того чтобы они не чувствовали себя выброшенными из социума и никому не нужными, у них должна быть другая психология, другое устройство головы»[6].

Вовремя осознать себя лишним – признак продвинутости. Мысль феноменальная и где-то даже грациозная!

В 2016 году команда Г. Грефа провела социологическое исследование о поколении Z (то есть родившихся после 1995 года).

Один из результатов исследования: горизонты планирования у молодых людей и подростков предельно короткие, они живут сегодняшним днем – при этом «отдаленное будущее» кажется им непонятным и пугающим.

В рекомендательной части выводов социологи, работавшие по заказу Сбербанка, утверждают, что этому поколению можно и нужно предлагать мастер-классы, тренинги, семинары, развернутые программы профориентации – типа Kidzania для подростков и взрослых.

И, наконец, поистине знаменательный вывод:

«Есть вероятность, что это поколение будет стремиться к альтернативным схемам занятости. Поэтому имеет смысл подумать о специальных предложениях/продуктах для фрилансеров/удаленных работников. Стоит помогать молодым людям в достижении краткосрочных целей, например, на год»[7].

Однако возникает по сему поводу вопрос: это молодежь сама «придумала» себе будущее или она чутко улавливает ту модель будущего, которое ей фактически навязывается? Этот вопрос Греф и его команда деликатно обходят стороной.

Для них важно было выдать данную информацию, можно даже сказать, скрытую установку – за объективный социологический факт: дети уже сами ощущают себя «прекариатом», и вполне готовы жить в режиме лишних, невостребованных. Дескать, это нормально!

Возникает вопрос: так не перестроилась ли наша система образования за десятилетия реформ под это запланированное-запрогнозированное состояние?

И хотя идеологи реформ уговаривали нас, что от устаревшего понятия «человеческий потенциал» пора перейти к прогрессивному – «человеческий капитал», однако в уме они держали совсем другую мысль и подразумевали нечто неприемлемо-неприличное.

А именно: поколение NEXT рассматривалось реформаторами и их заказчиками из Всемирного Банка, МБРР и сопредельных институтов не через призму «человеческого капитала», а через призму «человеческого балласта».

Лишь незначительное меньшинство самых талантливых, самых удачно и блестяще образованных по самым востребованным на глобальном рынке «компетенциям» можно было причислить к «человеческому капиталу» – тех, кто мог бы уехать в процветающий мир и там себя продать.

Для авторов настоящего доклада очевидно, что рост молодежного прекариата в сложившемся регрессивном укладе, вернее в состоянии застревания между технологическими укладами – связан не столько с недостатками родителей или педагогов и даже не со сбоями в системе образования, а с прямо противоположным.

Существующая система негласно, однако целенаправленно взращивала будущий прекариат. В такой системе координат у молодого поколения нет ясных, внушающих оптимизм дорог в жизни, которые подготовили для них предыдущие поколения.

Чаще всего текущие проблемы отечественного образования списывались либералами на хаос в системе профориентации, на неспособность государства и школы просчитывать меняющиеся запросы производства и сферы услуг на специалистов того или иного профиля.

Мол, система образования еще не встроилась в рынок. Но это тактический уровень проблемы, а за скобками оставался уровень стратегический.

Что же на выходе? Процессы, кажущиеся спонтанными и вызванными засильем новых информационных технологий, на глубинном уровне связаны с более простыми и банальными вещами: закрытостью реальных перспектив развития новых поколений в России.

Дети неосознанно, на уровне просачивающихся в умы установок массовой культуры и медиа, следуют в том русле, которое де факто было задано международными властными элитами.

Из этого положения у молодых людей образовалось несколько наиболее вероятных исходов.

Один – искусственная инфантилизация, виртуализация, замыкание во внутреннем мире и нежелание совершать взрослый выбор.

Другой исход – «взрыв идентичности» через экстремизм, терроризм, криминал или революционное опрокидывание сложившейся системы (и часть молодежи делает именно такой выбор).

Третий исход – депрессия и саморазрушение, либо в жесткой форме (рост суицидальных настроений), либо в форме вялотекущей (наркомания, алкоголизм, радикальные техники «изменения и расширения сознания», оккультизм, уход в извращенческие субкультуры).

(Продолжение следует)