Статьи

Таковым, по мнению реформаторов, должен быть школьный курс русского языка и литературы

Начало нового учебного года – традиционно время подарков и сюрпризов как для школяров, так и для их учителей. Но, к сожалению, не всегда эти сюрпризы бывают приятными. Так, в Год литературы (а значит, по умолчанию, и русского языка, куда ж они друг без друга!) учебный год начался с очередного сыр­бора вокруг одноимённого школьного курса под соусом «Сократить и упростить!».

В конце августа в Госдуме состоялось заседание рабочей группы по разработке единой концепции преподавания русского языка и литературы в школе, в ходе которого первый заместитель главы Минобрнауки Наталья Третьяк сообщила, что вскоре корректировке могут быть подвергнуты и федеральные образовательные стандарты, и учебники.

О том, что чего же ждать учителям, школярам и их родителям, наш разговор с Романом Дощинским, членом комиссии по развитию науки и образования Общественной палаты РФ, председателем исполкома общероссийской общественной организации «Ассоциация учителей литературы и русского языка».

– Роман Анатольевич, поясните, пожалуйста: куда ветер дует?

Всё сводится к тому, чтобы изучение русского языка и литературы повернуть в сторону практикоориентированности, а значит, по сути, отказать этим предметам в использовании научных основ в ходе преподавания. Что такое практикоориентированность по отношению к русскому языку?

Это значит, что мы будем вращаться вокруг четырёх видов речевой деятельности: слушание, чтение, устная речь и письмо. И никакой лингвистической основы: знания частей речи, синтаксиса, управления. То есть всё, что сейчас есть в базовом курсе русского языка, хотят просто­напросто перечеркнуть.

В принципе, для того, чтобы научить детей правописанию и орфографии, требуется минимум теории: корень, приставка, суффикс, окончание и правила их упо­требления. А вот части речи, согласование сложных предложений, причастные и деепричастные обороты – это всё предлагается усваивать на уровне работы с текс­тами, а не системно, на строго научной основе, как это было раньше.

– Поясните: что конкретно сейчас предлагается?

Свести всё к чтению, к работе с текстом. Но что дети за урок успеют прочитать? Несколько страниц вырванного из какого­то произведения фрагмента? Это что касается литературы. А по русскому языку вообще намереваются уйти от научной платформы. Зачем морфология, фонетика, зачем твёрдые и мягкие звуки, звонкие и глухие? Зачем всем этим морочить детям голову? То есть курс на максимальную практичность.

– А какие вообще концепции существуют на сегодняшний день?

Пока действуют программы, разработанные авторами нынешних учебников. Год назад Ассоциация учителей русского языка и литературы предложила свою концепцию. Она была утверждена на Втором Всероссийском съезде учителей в Ульяновске, после чего прошла процесс согласования в Российской академии наук.

Наша концепция, выстроенная на традиционной научной платформе с учётом пилотных учебных программ Министерства образования, со­здавалась на протяжении двух лет – вдумчиво, взвешенно. Затем она попала в распоряжение рабочей группы Госдумы, и именно её было предложено взять за основу.

Но потом началось какое­то брожение, и на сцене оказались силы, якобы ратующие за «демократию» в учебном процессе. Они (например, Елена Пенская, декан филологического факультета Высшей школы экономики) заявляют, что борются с консерваторами и догматами и опираются на европейский опыт.

Но ведь в Европе вообще отсутствует такой предмет – «Литература». Вместо него в старшей школе преподаются «Основы словесности», в которых никаких сведений о литературном процессе, тесной связи литературы с историей, общественными идеями, мировоззрением нет и в помине.

Никто не хочет понять, что без общего научного стержня мы погрузим сферу образования в ещё большую бюрократию, нежели сейчас. Каждому учителю придётся подробно расписывать свою программу, чтобы обосновать, почему он выбрал то или иное произведение. Не проще ли уйти от всего этого? Мы предлагаем 70% произведений оставить обязательными для изучения, а 30% пусть будут тем самым полем свободы учителя.

Рабочая группа при Госдуме, взявшись за перекраивание концепции, и в первую очередь методики, залезла в такие непролазные дебри, откуда нет выхода. Ведь у нас по закону об образовании учитель имеет право использовать те методы преподавания, которые он сам считает нужными.

Это та область, где всё очень тонко и индивидуально, где учитель может проявить индивидуальность, раскрыть свой талант. Это зона его личной творческой свободы как педагога, как словесника. Сторонники «европейского подхода» заявляют: язык классических произведений слишком сложный и непонятный для детского восприятия.

Так что теперь – отказаться от их изучения? Следующий критерий – разделение произведений по возрастным категориям. Но ведь ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Чехов специально для детей ничего не писали. Я согласен, в рамках школьной программы постичь все тайны творчества невозможно, но как раз здесь и проявляется талант учителя – до какой глубины копнуть. Но при этом – не трогайте же сами произведения, не убирайте их из программы!

– Что нас ждёт в итоге, как вы считаете?

Мне кажется, содержательная часть образовательной программы – «золотая полка» из 100–150 произведений – войдёт в новую концепцию. Думаю, нужно просто немного переждать, и здравый смысл всё равно восторжествует. Профессиональное сообщество должно всколыхнуться и воспротивиться купюрам, минимизации и урезанию (за разговорами о якобы демократии) личной творческой свободы учителя.

Беседовал Сергей Евсеев