Авторизация


На главнуюКарта сайтаДобавить в избранноеОбратная связьФотоВидеоАрхив  

Гоголь читает «Ревизора» в своём доме на Никитском (Суворовском) бульваре в Москве 5 ноября 1851 года (фрагмент)
Автор: Маковский В. Е.
Источник: Яндекс картинки
13:48 / 12.05.2021

Над чем смеялся Гоголь
«Ревизор» был любимой русской пьесой Царя. Все отличившиеся в спектакле получили от дворца подарки, иные от дирекции прибавку к жалованию. По преданию, оказавшись после дорожного происшествия в уездном городе Чембаре Пензенской губернии и принимая местных чиновников, Император Николай Павлович воскликнул: «Ба! Да я вас всех знаю!»

К 185-летию со дня премьеры комедии в Александринском театре и 225-летию Императора Николая I

«Ревизор» - лучшая русская комедия. И в чтении, и в постановке на сцене она всегда интересна. Поэтому вообще трудно говорить о каком бы то ни было провале «Ревизора».

Но, с другой стороны, трудно и создать настоящий гоголевский спектакль, заставить сидящих в зале смеяться гоголевским смехом. Как правило, от актера или зрителя ускользает что-то фундаментальное, глубинное, на чем зиждется весь смысл пьесы.

Премьера комедии, состоявшаяся 19 апреля 1836 года на сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге, по свидетельству современников, имела колоссальный успех. Городничего играл Иван Сосницкий, Хлестакова - Николай Дюр, - лучшие актеры того времени.

«Общее внимание зрителей, рукоплескания, задушевный и единогласный хохот, вызов автора <...> - вспоминал князь Петр Андреевич Вяземский, - ни в чем не было недостатка»(1).

В то же время даже самые горячие поклонники Гоголя не вполне поняли смысл и значение комедии; большинство же публики восприняло ее как фарс. Многие видели в пьесе карикатуру на российское чиновничество, а в ее авторе - бунтовщика.

По словам Сергея Тимофеевича Аксакова, были люди, которые возненавидели Гоголя с момента появления «Ревизора». Так, граф Федор Иванович Толстой (по прозванию Американец) говорил в многолюдном собрании, что Гоголь - «враг России и что его следует в кандалах отправить в Сибирь»(2).

Цензор Александр Васильевич Никитенко записал в своем дневнике 28 апреля 1836 года: «Комедия Гоголя „Ревизор“ наделала много шуму. <...> Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается»(3).

Между тем достоверно известно, что комедия была дозволена к постановке на сцене (а следовательно, и к печати) по высочайшему разрешению.

Император Николай Павлович прочел комедию в рукописи и одобрил; по другой версии «Ревизор» был прочитан ему во дворце Василием Андреевичем Жуковским или графом Михаилом Юрьевичем Виельгорским.

29 апреля 1836 года Гоголь писал актеру Михаилу Щепкину: «Если бы не высокое заступничество Государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее»(4).

Император не только сам присутствовал на премьере, но велел и министрам смотреть «Ревизора».

Во время представления он хлопал и много смеялся, а выходя из ложи, сказал: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне - более всех!» (запись П.П. Каратыгина со слов своего отца, актера П.А. Каратыгина)(5).

Разительным контрастом, казалось бы, несомненному успеху пьесы звучит горькое признание Гоголя: «… „Ревизор“ сыгран - и у меня на душе так смутно, так странно...

Я ожидал, я знал наперед, как пойдет дело, и при всем том чувство грустное и досадно-тягостное облекло меня. Мое же создание мне показалось противно, дико и как будто вовсе не мое» (Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору) (IV, 302).

Гоголь был, кажется, единственным, кто воспринял первую постановку «Ревизора» как провал. В чем здесь дело, что не удовлетворило его?

Отчасти тут сказалось несоответствие старых водевильных приемов в оформлении спектакля совершенно новому духу пьесы, не укладывавшейся в рамки обычной комедии.

Гоголь настойчиво предупреждал: «Больше всего надобно опасаться, чтобы не впасть в карикатуру. Ничего не должно быть преувеличенного или тривиального даже в последних ролях» (Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора») (IV, 473).

Создавая образы Бобчинского и Добчинского, Гоголь воображал их «в коже» (по его выражению) Щепкина и Василия Рязанцева - известных комических актеров той эпохи.

В спектакле же, по его словам, «вышла именно карикатура». «Уже пред началом представления, - делится он своими впечатлениями, - увидевши их костюмированными, я ахнул.

Эти два человечка, в существе своем довольно опрятные, толстенькие, с прилично приглаженными волосами, очутились в каких-то нескладных, превысоких седых париках, всклоченные, неопрятные, взъерошенные, с выдернутыми огромными манишками; а на сцене оказались до такой степени кривляками, что просто было невыносимо» (IV, 304-305).

Между тем главная установка Гоголя - полная естественность характеров и правдоподобие происходящего на сцене. «Чем меньше будет думать актер о том, чтобы смешить и быть смешным, тем более обнаружится смешное взятой им роли.

Смешное обнаружится само собою именно в той сурьезности, с какою занято своим делом каждое из лиц, выводимых в комедии» (IV, 473).

Почему же - спросим еще раз - Гоголь остался недоволен премьерой?

Главная причина заключалась даже не в фарсовом характере спектакля - cтремлении рассмешить публику, а в том, что при карикатурной манере игры актеров сидящие в зале воспринимали происходящее на сцене без применения к себе, так как персонажи были утрированно смешны.

Между тем замысел Гоголя был рассчитан как раз на противоположное восприятие: вовлечь зрителя в спектакль, дать почувствовать, что город, обозначенный в комедии, существует не где-то, но в той или иной мере в любом месте России, а страсти и пороки чиновников есть в душе каждого из нас.

Гоголь обращается ко всем и каждому. В этом и заключается громадное общественное значение «Ревизора». В этом и смысл знаменитой реплики Городничего: «Чему смеетесь? Над собой смеетесь!» - обращенной к залу (именно к залу, так как на сцене в это время никто не смеется).

На это указывает и эпиграф: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива».

В своеобразных театрализованных комментариях к пьесе - «Театральный разъезд после представления новой комедии» и «Развязка Ревизора», - где зрители и актеры обсуждают комедию, Гоголь как бы стремится разрушить невидимую стену, разделяющую сцену и зрительный зал.

Относительно эпиграфа к «Ревизору», появившегося в издании 1842 года, скажем, что эта народная пословица разумеет под зеркалом Евангелие, о чем современники Гоголя, духовно принадлежавшие к Православной Церкви, прекрасно знали и даже могли бы подкрепить понимание этой пословицы, например, знаменитой басней Ивана Андреевича Крылова «Зеркало и Обезьяна».

Здесь Обезьяна, глядясь в зеркало, обращается к Медведю:

«„Смотри-ка, - говорит, - кум милый мой!
Что это там за рожа?
Какие у неё ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на неё хоть чуть была похожа.

А ведь, признайся, есть
Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть;
Я даже их могу по пальцам перечесть“. -
„Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?“ -

Ей Мишка отвечал»(6).

Давно замечено, что басня Крылова является художественным выражением известных слов Спасителя: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь» (Мф. 7: 3).

Именно Евангелием проверял Гоголь все свои душевные движения. В бумагах его сохранилась запись на отдельном листе:

«Когда бы нас кто-нибудь назвал лицемером, мы глубоко оскорбились бы, потому что каждый гнушается этим низким пороком; однако читая в первых стихах 7-й главы Евангелия от Матфея, не укоряет ли совесть каждого из нас, что мы именно тот лицемер, к которому взывает Спаситель:

Лицемере, изми первее бервно из очесе твоего. Какая стремительность к осуждению...» (VI, 406-407).

Известный духовный писатель епископ Варнава (Беляев) в своем капитальном труде «Основы искусства святости» (1920-е годы) связывает смысл этой басни с нападками на Священное Писание(7), и именно такой (помимо других) был у Крылова смысл.

Духовное представление о Евангелии как о зеркале давно и прочно существует в православном сознании.

Так, например, святитель Тихон Задонский - один из любимых писателей Гоголя, сочинения которого он перечитывал неоднократно, - говорит: «Христианине! что сынам века сего зеркало, тое да будет нам Евангелие и непорочное житие Христово.

Они посматривают в зеркала и исправляют тело свое и пороки на лице очищают.<…> Предложим убо и мы пред душевными нашими очами чистое сие зеркало и посмотрим в тое: сообразно ли наше житие житию Христову?»(8).

Святой праведный Иоанн Кронштадтский в дневниках, изданных под названием «Моя жизнь во Христе», замечает «нечитающим Евангелия»:

«Чисты ли вы, святы ли и совершенны, не читая Евангелия, и вам не надо смотреть в это зерцало? Или вы очень безобразны душевно и боитесь вашего безобразия?»(9).

В выписках Гоголя из святых отцов и учителей Церкви находим запись: «Те, которые хотят очистить и убелить лице свое, обыкновенно смотрятся в зеркало. Христианин! Твое зеркало суть Господни заповеди; если положишь их пред собою и будешь смотреться в них пристально, то оне откроют тебе все пятна, всю черноту, все безобразие души твоей» (IХ, 93).

Примечательно, что и в своих письмах Гоголь обращался к этому образу.

Так, 20 декабря (н. ст.) 1844 года он писал Михаилу Петровичу Погодину из Франкфурта: «...держи всегда у себя на столе книгу, которая бы тебе служила духовным зеркалом» (ХII, 541-542);

а спустя неделю - Александре Осиповне Смирновой: «Взгляните также на самих себя. Имейте для этого на столе духовное зеркало, то есть какую-нибудь книгу, в которую может смотреть ваша душа...» (ХIII, 69).

Как известно, христианин будет судим по Евангельскому закону. В «Развязке Ревизора» Гоголь вкладывает в уста Первому комическому актеру слова, что в день Страшного суда все мы окажемся с «кривыми рожами»:

«...взглянем хоть сколько-нибудь на себя глазами Того, Кто позовет на очную ставку всех людей, перед которыми и наилучшие из нас, не позабудьте этого, потупят от стыда в землю глаза свои, да и посмотрим, достанет ли у кого-нибудь из нас тогда духу спросить: „Да разве у меня рожа крива?“» (IV, 492)(10).

Известно, что Гоголь никогда не расставался с Евангелием. Он говорил: «Выше того не выдумать, что уже есть в Евангелии. Сколько раз уже отшатывалось от него человечество и сколько раз обращалось»; «Один только исход общества из нынешнего положения - Евангелие» (VI, 406).

Невозможно, конечно, создать какое-то иное «зеркало», подобное Евангелию. Но как всякий христианин обязан жить по Евангельским заповедям, подражая Христу (по мере своих человеческих сил), так и Гоголь-драматург в меру своего таланта устраивает на сцене свое зеркало.

Крыловской Обезьяной мог бы оказаться любой из зрителей. Однако получилось так, что этот зритель увидел «кумушек... пять-шесть», но никак не себя. О том же говорил Гоголь в обращении к читателям в «Мертвых душах»:

«Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым, может быть, даже похвалите автора <...> И вы прибавите: „А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!“

А кто из вас, полный христианского смиренья <...> углубит вовнутрь собственной души сей тяжелый запрос: „А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?“ Да, как бы не так!» (V, 237).

Главная идея «Ревизора» - мысль о неизбежном духовном возмездии, которого должен ожидать каждый человек. Гоголь, недовольный тем, как ставится комедия на сцене и как воспринимают ее зрители, попытался эту идею раскрыть в «Развязке Ревизора».

«Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пьесе! - говорит Гоголь устами Первого комического актера. - Все до единого согласны, что этакого города нет во всей России <...> Ну, а что, если это наш же душевный город и сидит он у всякого из нас?

<...> Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор этот - наша проснувшаяся совесть, которая заставит нас вдруг и разом взглянуть во все глаза на самих себя.

Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по Именному Высшему повеленью он послан и возвестится о нем тогда, когда уже и шагу нельзя будет сделать назад. Вдруг откроется перед тобою, в тебе же, такое страшилище, что от ужаса подымется волос.

Лучше ж сделать ревизовку всему, что ни есть в нас, в начале жизни, а не в конце ее» (IV, 492-493).

Речь здесь идет о Страшном суде. И теперь становится понятной заключительная сцена «Ревизора». Она есть символическая картина именно Страшного суда(11).

Появление жандарма, извещающего о прибытии из Петербурга «по именному повелению» ревизора уже настоящего, производит ошеломляющее действие на героев пьесы.

Ремарка Гоголя: «Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно излетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении» (IV, 300).

Гоголь придавал исключительное значение этой «немой сцене». Продолжительность ее он определяет в полторы минуты, а в «Отрывке из письма...» говорит даже о двух-трех минутах «окаменения» героев.

Каждый из персонажей всей фигурой как бы показывает, что он уже ничего не может изменить в своей судьбе, шевельнуть хотя бы пальцем, - он перед Судией. По замыслу Гоголя, в этот момент в зале должна наступить тишина всеобщего размышления.

Спросим теперь себя, почему Императору Николаю I понравился «Ревизор»? Вопрос этот издавна интересовал исследователей.

Известный советский литературовед Василий Гиппиус видел в этом «известный расчет» - стремление избежать судьбы «Горя от ума», «разошедшегося по всей России в списках; разрешенный и истолкованный как веселая комедия <…> „Ревизор“ был бы отчасти обезврежен»(12).

Согласно другой версии, Царь «не понял огромной разоблачающей силы „Ревизора“, как не поняли этого ни театральная дирекция, ни актеры.

Скорее всего, Николай I полагал, что Гоголь смеялся над его провинциальными чиновниками, над заштатными городишками, их жизнью, которую сам он со своей высоты презирал. Подлинного смысла „Ревизора“ царь не понял»(13).

Современные гоголеведы также довольно критически настроены по отношению к Государю Николаю Павловичу. «Конечно, глубины „смысла“ „Ревизора“ император, скорее всего, „не понял“, - полагает Юрий Манн. - Но в то же время свой смысл в его действиях очевидно был.

Едва ли все сводилось к притворству и расчету нейтрализовать влияние комедии». Критическое умонастроение Императора, по мнению ученого, «до некоторой степени могло совпадать с устремлениями Гоголя…»(14).

Игорь Золотусский, как и другие, не благоволит Царю и добавляет: «Эта реплика (что всем досталось, а ему более всех. - В. В.) говорит об его умении держаться в невыгодных для себя обстоятельствах.

Николай, впрочем, был не так умен, чтоб понять, что вмешательство жандарма в события и прибывшая свыше власть (то есть посланная им, царем) есть чистый призрак в пьесе, да к тому же страшный призрак, ибо все мертвеют при его появлении»(15).

Государь Император дважды присутствовал на представлениях «Ревизора» в Александринском театре в 1836 году: первом (19 апреля) и третьем (24 апреля); причем оба раза вместе с Наследником, Великим князем Александром Николаевичем.

По свидетельству современника, в антракте между Государем Николаем Павловичем и артистом Петровым, исполнявшим роль Бобчинского, состоялся следующий разговор:

«А! Бобчинский. Так так и сказать, что в таком-то городе живет Петр Иваныч Бобчинский? - Точно так, Ваше Величество… - ответил тот бойко. - Ну, хорошо, будем знать, - заключил Государь, обратившись к другим присутствующим на сцене» (Воспоминания Л.Л. Леонидова)(16).

«Ревизор» был любимой русской пьесой Царя. Все отличившиеся в спектакле получили от дворца подарки, иные от дирекции прибавку к жалованию.

По преданию, оказавшись после дорожного происшествия в уездном городе Чембаре Пензенской губернии и принимая местных чиновников, Император Николай Павлович воскликнул:

«Ба! Да я вас всех знаю!» Он пояснил, что хотя первый раз в Чембаре, но знает всех по «Ревизору» Гоголя(17).

Гоголь надеялся встретить поддержку Царя и не ошибся. Вскоре после постановки комедии он отвечал своим недоброжелателям: «Великодушное правительство глубже вас прозрело высоким разумом цель писавшего» («Театральный разъезд после представления новой комедии», черновая редакция, 1836 г.)(18).

Итак, спросим еще раз, почему Царю понравился «Ревизор»? Почувствовал ли он личную ответственность за те беззакония и несправедливости, которые совершаются в России? Наверное, так и было. Но главное, он применил к себе все то, что происходило на сцене. И вслух, публично объявил об этом.

Как говорил Гоголь, «примененье к самому себе есть непременная вещь, которую должен сделать всяк зритель изо всего, даже и не „Ревизора“, но которое приличней ему сделать <по> поводу „Ревизора“» (из письма к М. С. Щепкину около 10 июля (н. ст.) 1847 года из Франкфурта) (ХIV, 361).

Государь Император Николай Павлович увидел себя в героях пьесы, что как раз и соответствовало замыслу Гоголя. И потом, он, без сомнения, узнал себя в фантазиях Хлестакова.

Вспомним эпизод, когда Хлестаков окончательно завирается и говорит, что он каждый день в Зимнем дворце бывает и что его сам Государственный совет боится.

Кого может бояться Государственный совет - высший законосовещательный орган Российской империи, члены которого назначались лично Царем?

«Я всякий день на балах, - хвастается Хлестаков. - Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я» (IV, 257).

Интересно, с кем это могут играть в вист министр иностранных дел и посланники европейских государств?

Оробевшему Луке Лукичу Хлопову, смотрителю училищ, незабвенный Иван Александрович заявляет: «А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?» (IV, 269).

Известно, что у Государя Николая Павловича был настолько пронзительный и проницательный взгляд, что ему никто не мог солгать.

«…Уважение, которое он внушал, - вспоминала дочь Царя, Великая княгиня Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, - исходило главным образом от его взгляда, который могли переносить только люди с чистой совестью.

Все искусственное, все наигранное рушилось и всегда удавалось этому взгляду торжествовать надо всем ему враждебным»(19).

Иными словами, Хлестаков уже шапку Мономаха на себя примеряет, и Государь Император не мог этого не почувствовать. Вот уж точно, всем досталось, а ему - более всех.

Примечание:

[1] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Полный систематический свод документальных свидетельств. Научно-критическое издание: В 3 т. Т. 1. М., 2011 г.. С. 842.

[2] Там же. Т. 2. С. 693.

[3] Там же. Т. 1. С. 727.

[4] Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем: В 17 т. Т. ХI. М.; Киев, 2009 г.. С. 45. В дальнейшем сочинения и переписка Гоголя цитируются по этому изданию с указанием в скобках тома и страницы.

[5] Гоголь в воспоминаниях… Т.1. С. 834.

[6] Крылов И.А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1969 г.. С. 142-143.

[7] См.: Варнава (Беляев), еп. Основы искусства святости. Опыт изложения православной аскетики: В 4 т. Т. 1. Нижний Новгород, 1996 г.. С. 66.

[8] Творения иже во святых отца нашего Тихона Задонского: В 5 т. Т. 4. М., 1889 г. / Репринтное издание. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 1994 г.. С. 145.

[9] Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Ильича Сергиева: В 7 т. Т. 5. СПб., 1893 г. / Репринтное издание. СПб., 1994 г.. С. 380.

[10] Здесь Гоголь, в частности, отвечает писателю Михаилу Николаевичу Загоскину, который особенно негодовал против эпиграфа, говоря при этом: «Да где же у меня рожа крива?» (Гоголь в воспоминаниях… Т. 2. С. 733).

[11] Тема Страшного суда пронизывает все творчество Гоголя. Вспомним, к примеру, что в повести «Ночь перед Рождеством» бес затаил злобу на кузнеца Вакулу за то, что тот в церкви изобразил святого Петра в день Страшного суда, изгонявшего из ада злого духа.

[12] Н.В. Гоголь. Материалы и исследования: В 2 т. / Под ред. В.В. Гиппиуса. Т. 1. М., 1936 г.. C. 311-312.

[13] Войтоловская Э.Л. Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор». Комментарий. Л., 1971 г.. С. 250.

[14] Манн Ю.В. Гоголь. Книга вторая. На вершине: 1835-1845 гг.. М., 2012. С. 62, 65.

[15] Золотусский И.П. Гоголь. М., 2009 г.. С. 235.

[16] Гоголь в воспоминаниях… Т 1. С. 835.

[17] Фролова В.С. Николай I и флот. Севастополь, 199 г.4. С. 36.

[18] Цит. по: Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14 т. Без м. изд., 1949 г.. Т. 5. С. 387.

[19] Николай Первый и его время: В 2 т. Т. 2. М., 2000 г.. С. 178.



Комментарии:

Для добавления комментария необходима авторизация.