Статьи

На экраны вышел фильм Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи», в основу которого легли рассказы Сергея Довлатова из сборника «Компромисс». Однако это не дословное перенесение на экран едкой довлатовской прозы. И не авторская реминисценция на тему «как хорошо мы плохо жили».

Это «телеграмма» товарищам потомкам. Сдержанная. Лаконичная. Точная. Как и должно быть. Чёрно-белая придуманная история выплывает из асфальтово-серой кинохроники. Автомобиль с Гагариным скользит через людское ликующее море. Играет литыми колосьями нива, трепещет чешуйчатым рыбьим серебром переполненный трал.

Ван Клиберн извлекает из рояля бурю звуков, и разбрасывает букеты ослепительно неземная Лиз Тейлор. Кипят тугими искрами мартены, гудят прокатные станы. Читают в Политехническом свои стихи Ахмадулина и Евтушенко. Перебирает струны Окуджава. Никита Сергеевич мечет громы и молнии праведного гнева в стенах Манежа.

«Конец прекрасной эпохи».

И не так уж и важно, откуда перекочевала на киноэкран фатальная эта строчка - из заголовка льдистого стихотворения Бродского, известного многим, или из названия скромной рецензии Довлатова на вышедшую в Штатах книжку о советской литературе между 1953 и 1968 годами, ведомой в основном специалистам.

Потому что в этом путешествии во времени ни Бродский, ни Довлатов для Говорухина не проводники, а спутники, ведь он сам из обитателей той эпохи. Сценарий для своей картины Говорухин писал сам.

Опирался не только на довлатовские рассказы и записные книжки, но и на личные воспоминания: есть у Станислава Сергеевича и собственный, достаточно обширный журналистский опыт, в том числе и в «Советской культуре», где партийная дисциплина, думается, покруче была, чем в увековеченной Довлатовым «Советской Эстонии».

Там тоже быстро учили, в каком порядке надо перечислять страны мира в газетной заметке, - в алфавитном или политически грамотном. Правда, письма «дорогому Никите Сергеевичу» писали в редакцию не доярки-ударницы, а передовики-библиотекари.

Так что смысла нет придирчиво разбирать, что в переплетающихся на экране историях от Довлатова, а что от Говорухина. Андрей Лентулов, главный герой фильма, - это и не портрет писателя, и не автопортрет режиссёра, что, разумеется, не облегчало задачу актёра Ивана Колесникова.

Такую судьбу (при весьма ограниченном наборе вариаций) мог получить «в награду» за бескомпромиссность практически каждый небесталанно владеющий пером. То, что картина вызвала неоднозначную реакцию, неудивительно. Тем не менее безупречность кадра признают даже те, кто фильм в целом принимает в штыки.

Документальная точность в мельчайших деталях, будь то натурная съёмка на улочках Таллина или павильоны с редакционными или жилыми интерьерами. Чёткая графика. Ничего лишнего. Только то, что работает на атмосферу эпохи. Оператор Геннадий Карюк лобовых приёмов не любит, предпочитает плавные, но неожиданные ракурсы.

Столь же лаконично и сдержанно работают говорухинские актёры. Свою Марину Светлана Ходченкова лепит, как Снежную королеву. Подлинное горе в мыльносериальных эффектах не нуждается. Её героине под сорок - жизнь надо устраивать, детей рожать.

А избранник, как она выражается, - «жаворонок»: «ни адреса нет, ни имущества, ни цели, ни глубоких привязанностей». Лентулов (спасибо, хоть голову не морочит!) своей «жавороночьей» природы не скрывает: пока мне хорошо - я здесь, надоест - уйду. Вот такая любовь.

С любовью в этой картине всё вообще так фатально и неприкрыто безысходно (одна только сцена в бане с провинциальной журналисточкой чего стоит), что человеку с некрепкими нервами недолго и в депрессию впасть.

Фотокор Жбанков, забулдыга в энной степени, в подаче Фёдора Добронравова вызывает порой гораздо больше симпатий, чем сверхталантливый Лентулов. Главред Туронок у Бориса Каморзина - негодяй, и совсем не такой застенчивый, каким он выведен у Довлатова.

Филигранен в нюансах любимец советского зрителя Лембит Ульфсак в роли писателя-диссидента, при обыске у которого и погорела лентуловская (сиречь довлатовская, история имела место быть в действительности) рукопись, сама по себе никакой особой крамолы не содержавшая.

А ключ ко всему, происходящему на экране, режиссёр вручил персонажу Сергея Гармаша, даром, что тот и присутствует-то там всего несколько минут.

Капитан милиции, начальник райотдела, заприметив у задержанного за дебош в ресторане Лентулова книжечку «Граней», замаскированную под томик Чехова, произносит фразу фактически пророческую: «Дайте нам свободу, мы вмиг друг другу горло перегрызём».

И далее в нескольких штрихах (вот он, высший актёрский пилотаж) концентрирует идею, ради которой, возьмём на себя смелость предположить, и затевалась эта картина: «Вы кричите на кухнях - дайте свободу. А что такое свобода?

Осознанная необходимость - осознание того, что можно и что нельзя, а не то, что твоя левая нога захотела». «Конец прекрасной эпохи» - внятное авторское высказывание, строящееся на том, что ужасное и прекрасное в той эпохе сплавились настолько, что разделить этот конгломерат на фракции не получится, сколько ни старайся.

Да, была цензура. Да, не печатали умных, талантливых, прозорливых. Их пропесочивали, прорабатывали, исключали и даже отправляли в места не столь отдалённые. В лучшем (худшем?) случае выдворяли из страны. Но они всё равно писали, оплачивая написанное страданиями близких, слезами и кровью собственной судьбы.

И перед глазами у них были примеры предшественников - Достоевского, Лермонтова, Пушкина, Радищева. Продолжать? Думается, не обязательно. И созданное такой дорогой ценой оставалось тем, кто приходил в мир после них, в эпохи, которые принято считать не столь ужасными, несмотря на то, что и прекрасными их язык назвать почему-то не поворачивается…

Сам режиссёр не устаёт повторять, что дальнейшая судьба картины не особенно его тревожит. Это не снобизм. Это трезвая оценка ситуации. Имеющий глаза - увидит. Имеющий уши - услышит. Обладающий собственным достоинством и чувством юмора - оценит и рассмеётся. Таких не будет много.

Потому что в кино сегодня ходят в основном малограмотные подростки, не умеющие по большому счёту ни читать, ни писать, и ничем, кроме голливудских блокбастеров, не интересующихся. Зритель, не разучившийся думать, кино сейчас не жалует, и когда начнёт жаловать - вопрос риторический.

Телепоказ, который вроде предполагается на исходе года, поклонников картине, конечно же, добавит, но кардинально, увы, расклад не изменит.

Интересно было бы отследить число скачиваний в интернете, а потом проанализировать, кто кому и по каким соображениям этот фильм рекомендовал, нашёлся бы беспристрастный и бескомпромиссный киновед, чтобы такого сизифова труда не убоялся…

Впрочем, если бы таковой и нашёлся, то желающих обвинить его в необъективности - причём как с «той», так и с «этой» стороны - было бы более чем достаточно. Говорухин это знает.

Но не снимать не может. И счёл, вероятно, что лучший выход в такой ситуации - запустить фильм в будущее, адресовать тем, кто увидит его через 10-20-30 лет. До востребования.