Статьи

15 февраля оператору Павлу Лебешеву могло бы исполниться 75. Воспоминаниями о мастере поделился Эдуард Гимпель, проработавший с Павлом Тимофеевичем 33 года.

- Как познакомились с Лебешевым?

Он мчался по коридору «Мосфильма», словно опаздывал в аэропорт, налетел на меня - перекинулись парой слов. А подружились в 1970-м на съемках «Фитиля». Как-то спросил его: «Зачем ты в кино подался?» Павел ответил: «Чтобы веселее жить».

Как Егор Прокудин из «Калины красной», каждый день он превращал в праздник - дерзкий, легкий, озорной, был способен на что угодно. С девяти утра носился по студии с вечно озабоченным видом, впутывался во все интриги и склоки.

Как-то мы шли по «Мосфильму», навстречу - Рерберг: «Паша, я поругался с Таланкиным, он позовет тебя на мою картину, умоляю, ни в коем случае не соглашайся, кто угодно - только не ты!»

Лебешев успокоил: «Да ни за что! Мне даже неловко, что ты мог подумать такое». Только свернули за угол, Павел заорал: «Бежим к Таланкину! Работа горит!»

Притом на него никто не обижался. Паша был своим везде, где бы ни появлялся. Мог занять денег и тут же раздать приятелям, загулять с компанией в ресторане Дома кино.

Мог подкузьмить колхозника на съемках: «А ну, кто ж так содит помидоры? Давай, смотри и учись!»

- И при этом успевал делать великие картины...

Он работал, как жил, - без простоев и пауз. Дебютировал в 67-м короткометражкой «Ангел», снятой с нарушением массы технологических параметров, а по-настоящему прославился после премьеры «Свой среди чужих, чужой среди своих».

Всем стало ясно: родился художник, который делает незабываемым каждый кадр.

- Постоянно импровизировал?

И ему, и Михалкову с Адабашьяном было неинтересно работать «как все» - они жили поиском нового киноязыка. Полфильма Лебешев снимал ручной камерой с минимальным, 50-метровым запасом пленки.

- Преображался на площадке?

Всегда. Финал «Неоконченной пьесы для механического пианино» совпал с днем рождения Кадочникова. В три часа утра Лебешев был явно не в форме. Отработали, и расстроенный Михалков сразу послал материал мне на проявку.

Я был потрясен мощной сценой попытки самоубийства Платонова. Паша просто не умел снимать плохо.

Знаменитый ужин при свечах происходил при минимально выдержанной диафрагме - экспозиция должна была утонуть в размытых тенях, но заиграла сотнями полутонов.

А помните, как героиня Друбич в «Спасателе» дарила учителю старинный портрет ни на что не похожим вечером. Паша утверждал: это белая ночь.

Но на самом деле ему было все равно «что, где, когда» - он увидел уникальный контраст освещенности неба и лиц и включил камеру.  

- Соловьев говорил, что Лебешев не прочел ни одной книги.

Он сознательно эпатировал всех «святой простотой». В реальности прекрасно разбирался в литературе, щелкал кроссворды, как семечки. Бывая в Питере, непременно заходил в Эрмитаж и Русский музей, часами простаивал перед картинами.

- Как родилась идея снимать «Рабу любви» на засвеченную «Тасму»?

На «Мосфильме» в цехе обработки пленки работал талантливый парень Валера Шавер. Как-то он обратил внимание Лебешева на любопытный феномен: дозированная засветка прогоняемой через копиаппарат ленты повышает ее чувствительность.

На следующее утро Михалков поинтересовался, как идет подготовительная работа над картиной. Паша отрапортовал: прекрасно, будем работать с засвеченной пленкой.

Никто не обратил внимания - мало ли что ляпнет, а на первых же пробах все обалдели: кадры светились.

Затем несколько операторов попытались повторить фокус, но подобного эффекта не добились, что неудивительно. Д

ля каждого эпизода Лебешев находит неповторимое изобразительное решение, руководствуясь не расчетом, а наитием, порывом, страстью.

- Угадывал результат до проявки?  

И ни разу не ошибся. Он откровенно скучал в просмотровом зале, но на съемках всегда знал свой маневр. Помню, Михалков репетировал сцену в «Без свидетелей» - видя, что Купченко готова заплакать, прошептал: «Паша, мотор».

Лебешев моментально включил камеру, будто дожидался команды.

- После съемок фильма он расстался с Михалковым на 14 лет. Почему?  

Трудно сказать, возможно, устали друг от друга. Никита ждал от Паши чего-то концептуального, а тот не понимал: чего именно? Жутко переживал, но не показывал вида.

Как-то ему позвонил новый оператор Михалкова, Вилен Калюта, и предложил работать совместно. Лебешев ответил: «Ты будто предлагаешь на пару переспать с моей женой. Спасибо, конечно, пока я и сам справляюсь».

«Сибирского цирюльника» начинал снимать итальянский коллега и явно не тянул. Я советовал позвать Пашу - Никита отнекивался. Ситуацию спас Леонид Верещагин. Начали работать, в первой же сцене - расфокус.

Как, почему? Павел тихонечко попятился к двери просмотрового зала, бормоча «сейчас вернусь», и исчез на два дня. «Лебешев подписал себе смертный приговор», - отрезал Никита Сергеевич.

Но выяснив, что Павел Тимофеевич впервые имел дело с широкоэкранным форматом, они окончательно помирились и отработали душа в душу.

- Лебешеву завидовали?

Даже близкие друзья. Ни один профессионал не мог понять, как он творит. Паша снимал душой. Если видел, что актеру мешает свет, - убирал, не задумываясь, молниеносно впитывал драматургию момента и пропускал через себя.

- Какие эпизоды из его картин вспоминаете чаще всего?

Молитву маменьки с маленьким Илюшей Обломовым в солнечных лучах, скользящих по стеклам. Финал «Неоконченной пьесы...» Сцену в автомобиле и трамвай «Рабы любви».

- В чьих еще работах заметен след Павла Тимофеевича?

Ни в чьих. Лебешев освещал картину внутренним светом, обогащал индивидуальной эмоцией, выписывал каждый кадр. Паша ушел, оставив нам то, что невозможно повторить.

Не случайно Михалков назвал его «отдельной планетой» - лучше не скажешь.

Сегодня многие признанные режиссеры утверждают: оператор больше не нужен - за него все сделает колорист. Абсолютная глупость. Запах сена, вкус парного молока не оцифруешь.

Кино творится на площадке - Лебешев доказал это своей жизнью и работой.

Беседу вёл Алексей Коленский

 Кадр из кинофильма "Неоконченная пьеса для механического пианино" Н.С. Михалкова