Статьи

К 175-летию со дня рождения Петра Ильича Чайковского Большой симфонический оркестр, носящий имя композитора, подготовил фестиваль «Час, день, вечность...» Художественный руководитель оркестра, народный артист СССР Владимир Федосеев рассказал «Культуре» о том, как открыть слушателю нового Чайковского.

- У вашего фестиваля есть подзаголовок «Чайковский - известный и неизвестный».  

Да, меня спрашивают, что значит «неизвестный». Остался ли еще такой? Остался. «Ундина» - опера совсем неизвестная, будем исполнять ее в этом сезоне. Но имеется и другой смысл у названия. Есть очень известный Чайковский, но он должен стать неизвестным, восприниматься абсолютно по-новому.

Время привнесло множество разных традиций в интерпретацию его произведений и не все традиции хороши, поэтому нужно очистить эту музыку, привести ее к нормам Чайковского. Взять хотя бы Первый фортепианный концерт - мы его исполнили в оригинальной версии, как сам композитор играл.

- А как не надо исполнять Чайковского?

Есть разные исполнительские традиции, разные традиции восприятия. Японцы, например, воспринимают Чайковского как своего родного композитора.

Если им предлагаешь какого-то другого автора, отказываются, хотят только Чайковского, он для них - бог. В апреле едем в Японию, естественно, будем играть Петра Ильича.

Чайковский на Западе склоняется в сторону сентиментальности - к сожалению большому, потому что Чайковский абсолютно не сентиментальный композитор. У него открытая, откровенная мелодика, он очень прост в своем выражении.

Но простота - это не простоватость, ее труднее почувствовать, поэтому Чайковский на Западе иногда интерпретируется совсем не по-русски.  

А вот русские музыканты свободно интерпретируют, например, и Бетховена, и другую немецкую музыку, совершенно ее не искажая. Это наша национальная черта.

Поэтому, когда Глинка писал  испанскую музыку, испанцы говорили, что это их композитор. Такое проникновение в суть другого народа, его культуру у нас существует давным-давно.

- В «Ла Скала» Вы недавно дирижировали «Щелкунчиком» - постановкой, которую Начо Дуато перенес из Михайловского театра. Притом, что Вы не очень любите  современные прочтения классики.  

А знаете, модерна там практически не было. Все осталось в классическом поле. Хореограф - очень симпатичный человек - ничего не испортил, сохранил, так сказать, и авторство балета, и музыку.

Я весь процесс видел и могу сказать, что он действовал очень аккуратно. В «Ла Скала» публика особенная - может «забукать» исполнителей, или прогнать со сцены, или даже спектакль остановить.

Ничего подобного не случилось - полный восторг от начала и до конца. Конечно, я был очень горд за нашего Петра Ильича, который прозвучал в «Ла Скала» с таким успехом. Тем более, что он любил этот балет.

Сделал сюиту из восьми частей, назвал ее «Рождественская елка», сам дирижировал, представлял на концертах - в одном вечере с оперой «Иоланта». В октябре мне предстоит повторить этот замысел.

Сейчас подбираю певцов для оперы, а «Рождественскую елку» уже сыграл в концерте.

- Вы не раз говорили, что считаете Чайковского выразителем русской души. О ком еще из наших композиторов можно так сказать?

О Рахманинове, конечно. Это выражение абсолютно русского характера, его боли, страданий, надежд. Он все это воплотил в своей музыке, особенно в последних сочинениях.

Бородин, Мусоргский - тоже очень русские композиторы, но они выразили историю нашего народа, а Рахманинов - именно душу.

- Что думаете о Георгии Свиридове? Столетие со дня его рождения будет отмечаться в этом году.

Свиридов - наш современный Мусоргский, Бородин, Рахманинов, Чайковский. Он вобрал в себя их всех. Это последний композитор на нашей земле. После него других уже не видно, к сожалению. В декабре мы организуем фестиваль Свиридова.

- За пределами России Свиридова мало знают.

Да и в России, я бы сказал, его стали хуже знать, потому что мало исполняют. Единственный оркестр, который играет его музыку, - наш. Конечно, он мало писал для симфонического оркестра, но то, что сделал, - гениально.

Когда мы включаем Свиридова в зарубежные программы, публика после концерта становится в очередь с вопросами: а что это за композитор, что еще из его музыки можно послушать?

Свиридов много создал для голоса - любил работать с певцами, воспитывал их. Когда я присутствовал на его уроках с Образцовой, у меня дрожали руки от счастья.

И как он говорил о той же Образцовой... «Один певец имеет голову и ум, а вот Образцова поет печенкой», - такое выражение у него было.

- Есть мнение, что эпоха композиторов закончилась - современной жизнью эта профессия не востребована.

В истории бывают провалы, и в 1990-х мы упустили целое поколение, но сейчас я надеюсь на молодых, совсем молодых, тех, кому сегодня 10–12 лет. Они должны поднять высоко нашу культуру, в том числе и композиторскую.

Чайковские не могут рождаться часто, после них идет провал, затишье, потом новый взлет. Это процесс нормальный, естественный. Главное - уделять культуре больше внимания, потому что страна наша великая, и культура всегда была великой.

- В 2015-м Вы планировали большой тур по городам России с концертами песен военных лет - в честь 70-летия Победы. В 2013-м такой концерт прошел в Минске, успех был огромный.

У нас есть программа, солисты, в том числе белорусский баритон Илья Сильчуков, который прекрасно показал себя на «Большой опере», и замечательная певица из Петербурга Олеся Петрова. 5 мая будет концерт в Санкт-Петербурге, затем выступим в Москве на ВДНХ 9 мая.

Да, была идея сделать тур по российским университетским городам,  но пока нам никто финансово не помог, а самостоятельно трудно это осуществить, хотя идея прекрасная.

Был план в Берлине выступить 6 мая с этой программой. Ситуация в Европе, понятно, сейчас не в нашу пользу. Прислали нам пожелание, что лучше сыграть Шостаковича и Чайковского.

- Есть ли военные песни, которые Вы напеваете?

Конечно. «Темная ночь», «В землянке», «На солнечной поляночке»... Все песни помню, единственное - слова могу  подзабыть, но мотивы всегда на слуху.

- Сложный вопрос для человека, войну пережившего, но какое влияние на Вашу жизнь она оказала?

Война привела меня к мысли: я должен стать музыкантом и отобразить все, что пережил, все, что видел, - я всю блокаду прожил с родителями в Ленинграде. Из дома почти не выходил - опасно было, и музыку начал познавать через тарелку  репродуктора.

Звучала в основном классика. С утра до вечера играли прекрасную музыку, и она меня зацепила очень сильно.

Поэтому военные песни - это возврат к тем событиям - и страшным, и победным.

- Помню, в Минске, на репетиции Вы просили солистов петь проще.

Конечно, нужно лишить их оперного пафоса - чтобы пели не как в опере, а как драматические актеры поют, подчас они делают это очень здорово.

- Молодые исполнители чувствуют эти песни?

Да, и чувствуют, и понимают. Тут гены, наверное, сказываются, да и качество музыки имеет значение - это ведь не то, что трудно повторить. Естественная мелодика, она легко запоминается.

Военные песни особенные - написаны душой, кровью, сейчас таких просто нет.

- Сорок лет руководить оркестром — каково это?

Сложно. Сам удивляюсь, как я эти годы существую. Но считается, что лучшие оркестры - те, которые долго находятся под одним началом. Мравинский 40 лет руководил, Караян - 30.

Думаю, наш оркестр в России - один из самых достойных. С чем бы я его сравнил? С семьей (у нас, кстати, семейных пар довольно много). Или с детским садом - взрослым таким: возраст музыкантов - от 20 до 80.

Соединить их в одну линию, сделать так, чтобы они в унисон дышали, понимали единую задачу - исполнительскую, интерпретационную - очень трудный процесс.

Легче быть просто дирижером, который приходит на пять дней - продирижировал и уехал, и нет ему дела, кто чем живет.

- В чем видите уникальность вашего оркестра?

В звуке. Для меня главное - звук, выражающий человеческую душу. Подобный человеческому голосу, потому что голос - лучший инструмент в мире. И каждый день я работаю именно над этим - технически все музыканты обучены в консерватории.

Глубокое, теплое, красивое звучание - вот это самое сложное. Трудно его достичь. Еще труднее - удержать.

- И надо бы оркестр вовремя поддержать. Но в 2015-м году вам уменьшили финансирование.

Да, это, конечно, плохо - и материально, и психологически. Но надо переждать, терпения набраться. У меня нет уныния, верю, что музыка спасет мир.

Как Гоголь сказал - что бы было с нами, если бы музыка нас оставила?

Конечно, нынешнее время не благоприятствует культурным свершениям, но, думаю, мир поймет, что нельзя жить без музыки, без культуры, без духовности. Народ без духовности вымирает.

- Но мы сейчас не в этом состоянии? Не вымираем?

Нет, нет, нет. У нас есть заряд бодрости. Вера, надежда и любовь - у нас все есть.

- Тяжелое время во всех отношениях. Хватит этого заряда?

Хватит. Народ у нас терпеливый. Надо этот момент пережить, не отчаиваться.

Беседу вела Светлана Наборщикова