Искусство

«Калина красная» — художественный фильм Василия Шукшина по одноимённой повести, его последняя работа. На экраны СССР кинокартина, снятая на киностудии «Мосфильм», вышла 25 марта 1974 года. Единственный из шести фильмов Шукшина, снятый им на цветную плёнку.

Считается, что это был самый успешный фильм Василия Шукшина. Выход на экраны картины «Калина красная» утвердил Шукшина как истинного народного классика. И когда буквально через полгода Шукшин умер, люди, приходившие с ним проститься, шли с ветками красной калины в руках.

В самом начале 1970-х Шукшин опубликовал в журнале «Современник» свою повесть «Калина красная». В это же время на «Мосфильме» был назначен новый директор — Николай Сизов, который недолго думая предложил режиссеру экранизировать его же повесть в экспериментальном объединении Павла Чухрая.

«Калина красная» – картина, представляющая собой тот самый авторский  кинематограф, определение которого происходит от слова «автор»: писатель, режиссер и актер совместились здесь в одном лице. «В Шукшине было то, что делает профессию кинорежиссера не просто и не только профессией. Его лицо – актера, режиссера, писателя – нельзя было ни забыть, ни спутать. В нем была человеческая, личностная, художническая определенность, отчетливость...», – писал о нем А. Герман.

Путь к реализации сценария «Калины красной» был не прост. Хотя фильм к производству порекомендовал сам тогдашний директор «Мосфильма» Н. Сизов, на творческом объединении, где планировалось снимать фильм, нашлись бдительные сотрудники, которых насторожило, что главный герой, вор-рецидивист, может получиться положительным персонажем, и порекомендовали Шукшину биографию Егора Прокудина переписать. Шукшин не согласился, предпочтя поменять студию.

С приемкой готового фильма дела обстояли еще хуже. На «Мосфильме» заявили, что «правда жизни в материале набрана, а вот есть ли искусство, надо еще разобраться». <...> Редакционная коллегия Госкино предложила поправки, которые можно было сделать, только сняв фильм заново...». Над картиной повис призрак «полки», но тут инициативу вновь проявил Сизов, расчетливо показав «Калину» на партийных дачах.

После того как, получив оттуда благосклонные оценки, картина отправилась в Госкино, в ней были выявлены лишь «идейно-художественные просчеты». Их, разумеется, необходимо было исправить, и Шукшину пришлось резать фильм, одновременно заделывая дыры, наносимые вынужденными поправками. Здоровья, которое и так не было крепким, ему это не прибавило. Он умер в 45 лет – всего через несколько месяцев после выхода фильма.

Алексей Герман называл Шукшина «камертоном правды» – своим жёстким и точным уровнем правды Шукшин взрывал фильм. Делал он это сознательно, с вопроса – как пробиться к зрителю, как достучаться до его сердца начиналась вся его работа. В этом принципе была и определенная жертвенность, Шукшин как-то обмолвился, что в кино не может позволить себе доступную другим роскошь – лишний раз поэкспериментировать: ему важно было высказаться так, чтобы его поняли.

Съемки «Калины красной» были трудными – участники группы за исключением оператора А. Заболоцкого Шукшину были не знакомы, коллектив работал неслаженно. С учетом этих организационных сложностей и необходимости реализации себя в трех ипостасях (сценарист – режиссер – актер), всё взваливший на себя автор фильма крутился на износ: по ходу съемок дописывал новые сцены, постоянно искал возможности дополнительного обострения сюжета и характеров.

Нагрузка была колоссальной, тем более что на роли Егора Прокудина, которую он и исполнял, держался весь фильм, а каждый эпизод с главным персонажем строился на эмоциональном взрыве, на предельном градусе: там, где ресурсы Шукшина-сценариста заканчивались, накал повествования переносился на Шукшина-актёра.

«Судьба Егора Прокудина и все, что за ней стояло, настолько волновали, настолько ранили самого Шукшина, что он был поглощен ею весь без остатка», но когда и где он успевал готовиться к роли, не видел никто.

Шукшина поджимали сроки из-за проволочек с одобрением сценария и ухода натуры; ответственность на нем висела запредельная, но «каким-то диким напором, невероятным, нечеловеческим напряжением сил Шукшин на глазах перебарывал решительно все: и общий кавардак, и лень, и непрофессионализм съемочной группы, и собственную страшенную усталость».

Сильный характер персонажа, который, не вылезая из тюрем, сумел сохранить душу и совесть и нашел силы остаться человеком, очень привлекал режиссера. Не ставя перед собой задачи назидать, Шукшин вывел разговор в куда более важную плоскость, решив «рассказать о душе. О том, как не устроена она, как мается и ищет своего места. И тянется туда, где почует настоящее тепло.

<...> Он тоскует и мечется, потому что сознает где-то, что живет неладно, что жизнь его не задалась, пошла вразлад с совестью» . А растопило душу Егора встречное добро. Люба (ее роль исполняет Лидия Федосеева-Шукшина) – женщина, ставшая для Прокудина олицетворением извечного добра почти сказочного свойства, – пробудила в нем что-то давнее и забытое, воспоминания детства, растревожила совесть, оказавшуюся здоровой, не покалеченной «кривым» образом жизни.

«Встретив Любу, Егор встретил как бы самого себя. И к себе же потянулся. Тут разгадка всего. Встречное добро переворачивает всю жизнь. Про это фильм. Здесь узел всех его проблем... А еще мне хочется сказать здесь об ответственности человека перед землёй, которая его взрастила» .

Неправы были те, кто пытался рассматривать режиссуру Шукшина как «простецкую»: «Калина красная» – фильм, в хорошем смысле изощрённый. В этой её «простоте», всё и дело: она позволяет автору картины представить на экране живого человека: «Очень хочется, чтобы зритель наш, заплатив за билет ... уносил радость от общения с живым человеком».

Живой человек, живые диалоги – через Шукшина на экране заговорила подлинная Россия. Режиссер последовательно и настойчиво стремился снимать свои фильмы по канонам устного народного рассказа.

«Калина красная» – фильм о современности, но речь в нем идет о совести и добре, то есть о категориях вневременных. Из лиц, интонаций, взглядов, движений рук умел сложить ощущение, уводящее от конкретики, когда «мысль начинает толкаться о такие понятия, как «жизнь, судьба, человек».

Заявленные в «Калине» характеры узнаваемы и точны, но вместе с тем глубоко уходят корнями в культурный слой, «в духовную память людей, где хранятся впечатления детства и сказочные образы русских красавиц, побеждающих зло добром. Это и есть одно из главных свойств шукшинской поэтики, приводящей в движение мир наших чувств и воспоминаний». У художественного стиля Шукшина фольклорные истоки.

Многие, этого не поняв, обижали режиссера – говорили о скромности и даже о небрежности его изобразительного языка, – но никто не мог отказать фильму в обжигающем чувстве истинной реальности, глубокой исповедальности. Причины этой «исповедальности», возможно, следует искать в интервью Шукшина, где он рассказывает о голодных военных годах, когда, уйдя из деревни, он вдоволь насмотрелся на судьбы крестьян, складывавшиеся вкривь и вкось за пределами привычного мира.

Егор – одно из таких наблюдений: «Выпавшего из родного гнезда, его прибрали к рукам нечистоплотные люди. Приласкали, приголубили в трудную минуту – зло-то оно всегда хитрее, активнее воюет за человеческую душу. И вот Егор стал вором.

<...> В этой горькой истории меня интересует не то, что человек сбился с пути истинного, и не просто человек вообще. Меня интересует крестьянин. Крестьянин, утративший связь с землей, с трудом, с теми корнями, которыми держится жизнь. Как случилось, что человек, в жилах которого течет крестьянская кровь, кровь тружеников, человек со здоровой нравственной биологией, привитой ему крестьянской средой, вдруг вывихнулся, сломался?».

В семидесятые годы «Калина красная» многими считывалась исключительно в натуралистическом ключе. Хотя и тогда отмечали юродиво-смеховую амбивалентность ряда эпизодов картины и пародийность некоторых персонажей. Сейчас же, по прошествии 40 лет, неоднозначную жанровую природу фильма стало видно особенно выпукло.

В «Калине» сосуществуют одновременно и конкретность, и пародийность, и патетика, и ирония – в ней все перемешано. «Конечно, это не натуральный – от слова «натурализм» – уголовник, это «театр представления». <...> Предельная условность».

В сущности, Шукшин этого и не отрицал: «Ведь сама ситуация-то в картине крайне условная», – говорил он, имея в виду очевидную неправдоподобность сюжета, когда молодая женщина заочно полюбила вора-рецидивиста, а ее родные так запросто приняли его в свой дом.

У фильма был шанс стать двухсерийным. Когда пришла пора монтировать картину, оказалось, что из имеющегося материала можно получить разные варианты фильма и по уровню глубины, и по трактовке. В одном из них «трагически изломанная судьба Егора приобретала широкое обобщающее звучание. <...> Конечно, надо было останавливаться на этом варианте. Но... он получался яростно антисоветским, и в таком качестве был заведомо непроходим».

Шукшин отказался от затеи со второй серией и стал намеренно сокращать картину – «от фильма стали отваливаться целые эпизоды, сокращаться диалоги, одна за другой начали исчезать важные подробности и зарисовки среды. <...> При этом ... заметно убавлялся в нем и заряд аналитичности, а некоторые вещи становились не до конца понятными. <...> Выпирал скелет сюжета. <...> Сокращения не позволяли порой смонтировать материал «изящно» и гладко.

<...> И тем не менее по сути своей Шукшин поступал верно. Много теряя в нюансах, в качестве той или иной отдельно взятой сцены, в стройности и цельности повествования, он стремился выиграть в главном – вернуть фильму форму устного народного рассказа, форму самой простодушной байки...

<... > Не объяснив прямо истинных причин трагически изломанной, покореженной судьбы Егора Прокудина, он рассчитывал на то, что уже сама по себе эта исковерканная, страшная судьба так больно заденет зрительское сердце.

<...> При всех своих несообразностях и нестыковках фильм эмоционально «прошибал» любую аудиторию».

Финал киноленты Шукшин задумывал иным. То, что Егор Прокудин сам искал смерти, подсказывала логика характера персонажа, «объяснять тут нечего: в силу собственных законов данной конкретной души – жизнь теряет смысл» . Сведя ситуацию к случайности, Шукшин сознательно пошел навстречу зрителю, очевидно желавшему бы герою иной судьбы.

Однако даже по тому, что вошло в фильм, заметно, что смерть Егора – не такая уж и случайность: «вспомните, как незащищенно он идет на драку с бывшим мужем Любы или как, ничем себя не обезопасив (не может же он считать надежной защитой гаечный ключ), шагает по пашне навстречу тем, чьи законы знает слишком хорошо».

Фильм о Егоре Прокудине, который был вором, а стал человеком, жизнью заплатив за это превращение, эмоционально яркий и снятый по кинематографическим меркам буквально за копейки, с огромным успехом прошел по экранам страны, став настоящим лидером проката. Триумф картины был поистине всенародным, Шукшина обожали.

 …прощаться с ним пришла вся Москва. Очевидцы пишут, что «очередь до Дома кино тянулась от Белорусского вокзала. Снимать эту демонстрацию народной любви власти запретили».

Награды

Главный приз на Всесоюзном кинофестивале в Баку (1974)
Приз польских кинокритиков «Варшавская сирена» за лучший иностранный фильм 1973 года, показанный в Польше.

В ролях

Василий Шукшин: Егор Прокудин
Лидия Федосеева-Шукшина: Люба Байкалова
Иван Рыжов: Фёдор Байкалов, отец Любы
Мария Скворцова: мать Любы
Алексей Ванин: Петро, брат Любы
Мария Виноградова: Зоя, жена Петра
Ефимия Быстрова: Куделиха, мать Егора
Жанна Прохоренко: следователь
Лев Дуров: Сергей Михайлович, официант
Александр Горбенко: Коля, бывший муж Любы
Николай Граббе: начальник колонии
Николай Погодин: директор совхоза
Георгий Бурков: Губошлёп

Творческая группа

Автор сценария: Василий Шукшин
Режиссёр: Василий Шукшин
Оператор: Анатолий Заболоцкий
Художник: Ипполит Новодерёжкин
Композитор: Павел Чекалов

О. Зиборова

Киноконцерн "Мосфильм" на YouTube

Калина красная