Археология Древней Руси. Великий Новгород. Часть I
Центрами формирования государственности в среде восточного славянства в конце I тыс. н. э. являлись Среднее Поднепровье на юге и Северное Приильменье и Поволховье на севере. Основными ядрами кристаллизации новых общественных и экономических отношений и связей в первом случае был Киев, во втором – Новгород, объединение которых при пришедшем из Новгорода на юг в 882 г. князе Олеге традиционно считается временем образования единого Древнерусского государства – Киевской Руси. Вокруг Киева объединились южные восточнославянские племена, вокруг Новгорода – северные.
Северная, или Новгородская, Русь представляла собой наиболее обширную область Древнерусского государства. Её географическое размещение на окраине средневекового славянского мира, откуда открывались выходы к торговым центрам Балтики и на богатые пушниной просторы Севера и Северо-Востока; ключевое расположение на перекрёстке важнейших международных торговых путей Восточной Европы, оказавших существенное влияние на социально-экономическое развитие примыкавших к ним территорий; невысокое, в сравнении с Южной Русью, плодородие почв при густой залесённости и широкой заболоченности местности, что определило характер расселения и тип хозяйства, рассредоточенность сельских жителей и малочисленность городов – всё это обусловило многие особенности формирования и структуры Новгородской земли и её центра.
Сложение государственной территории на юге и на севере Руси и становление городов как опорных центров новых общественных и экономических отношений и связей, с одной стороны, подчинялись общим закономерностям развития восточнославянского общества, а с другой стороны, имели немало специфических черт, что нельзя недооценивать. Среди важнейших итогов эпохи «Великого переселения народов», охватившего Европу в первой половине – середине I тыс. н. э., было широкое распространение славянских племён из района где-то между Днепром и Вислой и превращение их в один из крупнейших этнических массивов Европы.
К VI–VII вв. славяне заселили огромные пространства Восточной и Центральной Европы – от Адриатического моря до Балтики и от предгорий Альп до Поднепровья. Во второй половине I тыс. н. э. они проникают в северную часть лесной зоны Восточной Европы. Процесс зарождения политического ядра и становления территориальной основы Новгородской земли протекал, главным образом, в бассейне озера Ильмень и вдоль р. Волхов. Весьма примечательны с географической точки зрения места, где были основаны древние центры Руси – Киев и Новгород.
Киев возник на правом берегу р. Днепр, там, где приняв воды р. Десны, своего последнего крупного притока, Днепр выходит из зоны лесов в лесостепь. Именно «господствующее положение киевской территории, которая как бы на ключ замыкает широко разветвлённые пути верхней части днепровского бассейна, – писал академик П.П. Толочко, – являлось одной из решающих причин выдвижения её на первое место в Среднеднепровском районе» (Толочко, 1975). Если обратиться к месторасположению Новгорода, то мы сталкиваемся с почти аналогичной ситуацией.
Город, основанный при истоке Волхова из озера Ильмень, замыкает в ключевой точке обширную разветвлённую систему рек ильменского бассейна, охватывавшую почти все земли северной группировки славян. По р. Ловати шёл путь на юг к р. Западной Двине, откуда можно было переходить в днепровский бассейн, по рекам Мсте и Поле открывались переходы на восток и юго-восток к верховьям Волги и Мологи, по р. Шелони пролегала дорога на запад – к бассейну р. Великой и к Чудскому озеру.
Большинство исследователей сейчас склоняется к тому, что в бассейне Ильменя славяне появились в третьей четверти I тыс. н. э. Исток Волхова и прилегающий к нему с юго-запада небольшой район, так называемое Поозерье, явились центром славянского расселения. Подобную роль данной территории определило её чрезвычайно выгодное географическое положение в месте, где сходились обширные системы рек лесной зоны и имелись плодородные почвы. Справедливо заметил Ю.А. Кизилов, что «другого более обширного массива земли, способного удержать на себе такую же, как в северном Приильменье, концентрацию населения, Новгородская земля практически не знала» (Кизилов, 1973).
Новгородцы издавна называют Поозерьем (Паозерьем) территорию («земли по озеру»), протянувшуюся узкой полосой в 4–5 км на 20 км вдоль северо-западного берега Ильменя, между озером и протекающей почти параллельно его берегу р. Веряжей. Это один из самых населённых и развитых в сельскохозяйственном отношении районов Новгородской земли, наиболее удобный для начального земледельческого освоения среди низменных территорий, непосредственно примыкающих к Ильменю.
Природные условия, крайне благоприятные для ведения хозяйства, основанного на земледелии и скотоводстве, и для разнообразной промысловой деятельности, определили то, что Поозерье и исток Волхова стали ядром расселения славян в крае. Им этот район в наибольшей степени, чем иные места в Приильменье, напоминал по природным характеристикам более южные и юго-западные области Восточной Европы, откуда пришло на Север славянское население. Поозерье и исток Волхова, в первую очередь, имел в виду древнерусский летописец XI в., когда сообщал, что во время продвижения славян их самая северная группа – «новгородские словени» – «седоша около езера Ильмеря и прозвашася своимъ имянемъ», то есть общеродовым именем славян, очевидно, оказавшись в иноязычном, прежде всего, прибалтийско-финском, окружении (ПСРЛ, 1926).
Ранние поселения Поозерья относятся к IX–X вв. Достаточно представительные раскопки проведены на городищах Георгий и Холопий городок и на селищах Васильевское и Прость. По общему облику материальной культуры и, прежде всего, по характеру преобладавшей лепной профилированной керамики ладожского типа поселения в Поозерье и в верховьях Волхова едины и принадлежат культуре сопок, перерастающей в древнерусскую культуру. Сами сопки зафиксированы в районе в 19 пунктах. Что касается поселений более раннего времени, то данный вопрос требует дальнейшей разработки.
Главным занятием населения Поозерья и верховьев Волхова в конце I тыс. н. э. являлось сельское хозяйство – пашенное земледелие и скотоводство. Следы работы однозубым орудием типа рала открыты под валом городища Георгий и под культурным слоем Рюрикова городища. На Холопьем городке обнаружен клад сельскохозяйственного инвентаря – два железных наконечника пахотных орудий, косы, мотыжка-тесло и др. Наральник найден в ровике сопки у д. Деревяницы (Носов, Горюнова, Плохов, 2005). По материалам из культурных слоёв городищ Георгий и Рюриково проведён палеоботанический анализ макроостатков.
А. Альслебен установила, что в структуре питания жителей поселения Георгий преобладали просо (26,1 %), ячмень (18,1 %), три вида пшеницы (17 %) и начинала возрастать роль ржи (6,6 %). Среди бобовых растений господствовал горох огородный, а именно предпочтение гороха бобам было характерно для славянского населения широких территорий, в отличие от германцев.
Разнообразие обнаруженных видов зерновых культур говорит о том, что в IX–X вв. у населения Поозерья ещё не сформировалось специализированное земледелие, когда возделывается в основном один определённый вид злаков. Рядом с полями находились луга и заливаемые поймы, что соответствует характеру ландшафта, который можно наблюдать и сейчас (Альслебен, 1997, Носов, Горюнова, Плохов, 2005, Alsleben, 2001). Обитатели посёлка преимущественно разводили свиней (47 %) и крупный рогатый скот (38 %), а также коз/овец (6 %) и лошадей (7 %).
Охота занимала скромное место среди занятий населения. Кости диких животных составляют 4,3 % среди костей млекопитающих. Найдены кости бобров, лосей, рыси, белки, медведя и водоплавающих птиц – гусей, уток. Структуру питания дополняло рыболовство. В ловах преобладали лещи, судаки, щуки и окуни (Молтби, Хамильтон-Даер, 1995).
Подавляющее большинство поселений конца I тыс. н. э. являлось неукреплёнными. В Поозерье известно только два поселения, защищённые валами и рвами. Одно из них, Сергов городок, закрывало вход в Веряжу из Ильменя, другое (Георгий) находилось в самом центре скопления посёлков, выполняя здесь какие-то административные функции.
По летописям известно, что в 980 г. воевода Добрыня, дядя великого князя Владимира Святославича, утверждая культ Перуна в Новгороде, «постави кумира надъ рекою Волховомъ, и жряху ему людье ноугородьстии аки как богу» (ПВЛ, 1996, с. 97). Каким было это изображение божества, летописец не сообщает, но установленный одновременно в Киеве деревянный Перун имел серебряную голову и золотые усы. После принятия в 988 г. князем Владимиром христианства и прихода в Новгород первого архиепископа Иоакима Корсунянина языческое святилище в Перыни было разорено, а идол Перуна сброшен в Волхов.
Итак, к IX–X вв. славянское население плотно освоило Поозерье и верховья Волхова. Здесь находилось их центральное языческое капище в урочище Перынь, погребальные курганы-сопки и городища: два – в Поозерье (Сергов городов и Георгий) и два – на Волхове (Рюриково городище и Холопий городок). Древнейшее из известных на данный момент поселений – Прость – располагалось близ Перыни, и его слои восходят ко времени начиная с третьей четверти I тыс. н. э.
Однако не только славянское расселение определило появление в северном Приильменье военно-административного и торгово-ремесленного центра. Не менее значимым фактором явилось прохождение по Волхову балтийско-волжского пути и пути «из варяг в греки», которые расходились на Волгу и на Днепр именно в истоке Волхова (Носов, 1976, Носов, Горюнова, Плохов, 2005, Мельникова, 2010).
Первые скандинавы, или, как их называли на Руси, «варяги», появились в Ладожском озере ещё до эпохи викингов. Однако как только поток серебряной монеты хлынул в Восточную Европу, варяжские группы стали проникать вглубь территории по основным водным магистралям, стремясь поставить их под свой контроль и доминировать на рынках сбыта серебра, пушнины и рабов. Для того чтобы всё это увенчалось успехом, им было необходимо интегрироваться в состав местного общества, прежде всего в его социальные верхи (Noonan, 1998).
В Восточной Европе славяне и скандинавы вступили в многообразные формы экономических и социальных отношений на фоне обширного финского мира. В этом, если так можно выразиться, интернациональном котле и завязалась русская государственность, возникли первые города, сложилась основа Северной Руси. В истории последней особое место принадлежит землям вдоль Волхова, где особенно широко происходили славяно-скандинавские контакты (Носов, 1981). Первостепенную роль здесь сыграли два городских центра – Ладога и Рюриково городище, первый Новгород наших летописей, расположенные, соответственно, в низовьях и в верховьях реки.
Древнейшим из них является Ладога, основанная в середине VIII в. в двух сотнях километров от коренной территории ильменских славян, на самой северной окраине славянского мира (древнейший спил бревна из ладожских построек датируется 753 г.). На запад от неё тянулись незаселенные болотистые леса, а на восток лишь далеко на р. Сяси начинались районы, занятые финноязычными племенами. В сравнении с Поозерьем с его плодородными почвами и широкими поймами, с разработанными долинами крупных рек Приильменья, низовья Волхова никаких особых преимуществ для развития сельского хозяйства не имели и даже уступали им.
Встаёт закономерный вопрос – чем же было вызвано основание во второй половине VIII в. в северном Поволховье Ладоги и её последующее возвышение?
Можно констатировать, что археологические материалы дают убедительную картину присутствия среди населения Ладоги выходцев из Скандинавии уже с самых первых этапов её существования. Это подтверждают и письменные источники. Среди северных пришельцев были мужчины, женщины и целые семьи, а по социальному составу – воины, торговцы и ремесленники. Скандинавы жили в Ладоге и в XI–XII вв., когда по материалам антропологии прослеживается их постепенное смешение с местным населением. В этом плане поселение в низовьях Волхова – Ладога, или Aldeigja (Aldeigjuborg), как её именуют в древнескандинавской письменности, вполне может рассматриваться как форпост скандинавской культуры на севере Руси. Однако нет оснований считать Ладогу сугубо скандинавской колонией, поскольку ладожское домостроительство, лепная и раннегончарная керамика, различные группы погребальных памятников, многие элементы материальной культуры (в частности, верхнеднепровские) не связаны со скандинавским этносом.
Об особой роли Ладоги в русско-скандинавских отношениях свидетельствуют и различные письменные источники (Рыдзевская, 1945). В некоторых вариантах Повести временных лет призванный на княжение Рюрик изначально появился в Ладоге, а через два года, после смерти братьев, перешёл в Новгород. Согласно другим вариантам Сказания, он сразу прибыл «из-за моря» в Новгород. Первое достоверное известие о Ладоге в древнесеверной литературе сообщает о нападении на неё в 997 г. норвежского ярла Эйрика, сына Хакона. В 1016 г. Свейн, младший брат Эйрика, совершил ещё один набег на восточные земли, в числе которых, возможно, опять же была Ладога.
Судя по северным источникам, в 1020 г. шведская принцесса Ингигерд, дочь Олафа Шведского, была выдана замуж за князя Ярослава Мудрого. В качестве свадебного дара она получила Ладогу, видимо, учитывая традиционные связи этого города со Скандинавией. Родич Ингигерд – ярл Ронгвальд, женатый на сестре норвежского конунга Олафа, сына Трюнгви, стал правителем Ладоги. После смерти Ронгвальда правление перешло к его сыну, ярлу Эйлифу, при котором в городе также находилось много норманнов. Как и в случае со Сказанием о призвании варягов, в вопросе о свадебном даре Ингигерд много неясного, однако само внимание к Ладоге древнерусских и древнесеверных письменных источников показывает, сколь велика была её роль в представлениях средневековых авторов как пункта тесных и многообразных отношений Руси и Скандинавии.
Однако город в низовьях Волхова не мог стать подлинным центром образования государства в Северной Руси. Он был лишён плотной земледельческой округи и оторван от основного массива заселённых славянами территорий Приильменья. Как ни значительна была роль варягов в истории Руси, создание государства не сводится лишь к деятельности пришедших воинов и основанию заморских колоний. В основе раннегосударственных образований лежали определённые этнические территории, поскольку государство как форма организации социально стратифицированного общества не привносится извне и не есть редкая административная сеть, охватывающая разнородное население.
Центр государства – это пункт, где концентрируется местная администрация, куда стекается дань и откуда осуществляется общее управление районом. Такой земледельческой группировки, замкнутой на Ладогу, не существовало. Именно поэтому утверждения о Ладоге как первой столице Северной Руси лишены оснований. Ладога, несомненно, одно из древнейших протогородских поселений на Руси, место кристаллизации новых общественных отношений и связей, ворота вглубь континента и окно на Балтику, но пункт, оторванный от основного славянского мира.
Центр Северной Руси возник в истоке Волхова. Значительная плотность населения в Поозерье, разветвлённая речная сеть, охватывавшая обширные территории, освоенные славянами, создавали наилучшие возможности для административного управления всей землёй и сбора дани. Схождение здесь торговых путей включало район истока Волхова в международную торговлю и способствовало его экономическому росту.
Лидирующую роль среди поселений истока Волхова и Ильменского Поозерья уже в IХ в. играло находящееся в 2 км к югу от Новгорода Городище (Рюриково городище), хорошо известное в русских летописях с 1103 г. как резиденция новгородских князей и важнейший центр политической жизни Новгорода (Носов, 1990).
Само название Новгорода («Новый город») и наименование расположенной близ него местности, где находилась княжеская резиденция, Городищем, то есть «местом города бывшего, старого города», позволили уже первым русским историкам XVIII в. предположить, что Городище предшествовало Новгороду. В немалой степени этому способствовали сообщения поздних русских летописей второй половины XVII – XVIII в. об основании Новгорода на новом месте близ старой столицы ильменских славян – Словенска, который отождествляли с Городищем.
Именно эта мысль красной нитью проходила через десятки работ историков и краеведов XIX – первой половины XX в., опиравшихся в своих суждениях в основном на общие исторические соображения, сопоставление названий (старый город – новый город), краткие известия письменных источников и легендарные сказания, в то время как археологические материалы практически не привлекались.
В древности Рюриково городище – возвышенность площадью около 10 га и окружавшая его низменная территория – представляло собой остров при разделении Волхова на рукава.
Общая сохранность Рюрикова городища как ценнейшего памятника археологии плохая. Его мысовая часть почти полностью разрушена Сиверсовым каналом, достигающим ширины 90–100 м, а культурный слой на самом холме толщиной 1–1,2 м в течение столетий постоянно нарушался различными средневековыми постройками. На территории городища в разное время располагалось несколько церквей (каменная и деревянные), строения Аргомакова монастыря и княжеского двора. До наших дней сохранились лишь развалины церкви Благовещенья 1343 г., построенной на месте храма 1103 г. К ней примыкает современное кладбище.
Культурный слой очень сильно пострадал во время Второй мировой войны, поскольку через уникальный памятник археологии проходила передовая линия обороны советских войск. Плохая сохранность культурных отложений и объясняет тот факт, что, хотя первые раскопки на Рюриковом городище были предприняты ещё в 1901 г., а затем в небольшом объёме проводились неоднократно, систематические исследования начались только в 1975 г. экспедицией ИИМК РАН (до 1991 г. – ЛОИА АН СССР). Накопленные материалы позволяют подвести некоторые общие итоги сделанного.
Долгие годы не было уверенности в существовании здесь поселения в конце I тыс. н. э., периода славянского расселения в районе и активного функционирования балтийско-волжского пути. Основатель Новгородской экспедиции А.В. Арциховский после шурфовок 1929 г. неоднократно писал, что Городище было основано лишь в начале XII в. князьями, вытесненными из города в процессе сложения республиканского строя. Именно эта точка зрения получила наибольшее распространение, а наблюдения М.К. Каргера и Г.П. Гроздилова о том, что на поселении есть и более ранние средневековые материалы, были оставлены без должного внимания.
Сейчас не вызывает сомнения существование Рюрикова городища в середине IX в. Эта дата определена на основании двух кладиков арабских дирхемов (конца 850-х гг. и конца 860-х гг.), отдельных восточных и византийских монет, бус, импортов из Скандинавии и Хазарии, радиоуглеродного датирования.
На одном из участков мыса были получены спилы для дендрохронологии. Древнейшие бревна были срублены в 889, 896, 897 гг. Таким образом, дендрохронология подтверждает, что постройки в низкой части поселения относятся к последнему десятилетию IX в., но жизнь здесь началась ранее, поскольку под сооружениями, с которых были взяты спилы, ещё имеются культурные отложения, а кроме того, рассматриваемый участок являлся периферийным.
Раскопки продолжаются, и отнесение даты основания поселения к середине IX в. не окончательно.
Наряду с многочисленными славянскими археологическими памятниками следует отметить, что в материальной культуре Рюрикова городища ощутимо проявляется «вуаль» североевропейской культуры. Это проступает как в наличии отдельных предметов скандинавского происхождения, так и вещей, сделанных в Приильменье, но сохраняющих в стиле и орнаментике северные традиции, и, наконец, находок без точного этнического адреса, но характерных для разных племён и народов Балтийского региона. Изделия скандинавского происхождения появились на поселении во второй половине IX в., а возможно, и ранее.
Об этом могут свидетельствовать находки целого ряда скандинавских фибул раннего периода эпохи викингов (равноплечая фибула типа Вальста (Valsta), четыре равноплечных фибулы 58 типа по Я. Петерсену, овальная фибула 37 типа). Наибольшее число скандинавских находок приходится на Х в. Без преувеличения можно сказать, что по числу находок скандинавского круга древностей Рюриково городище сейчас является самым богатым поселением на всей территории Восточной Европы (естественно, погребальные памятники дают иную картину).
Оно в этом отношении намного превосходит Ладогу и непосредственно следует за крупнейшими центрами самой Скандинавии, такими, например, как Бирка (Носов, 1990, Янсон, 1999, Хвощинская, 1999).
Такие культовые предметы, как гривны с «молоточками Тора», кресаловидные подвески, амулеты с руническими надписями, фигурка валькирии, не могли попасть на Рюриково городище как объекты торговли, а свидетельствуют о пребывании на поселении выходцев из Скандинавии. Поселение выступает и как ремесленный центр, где широко изготовлялись предметы скандинавского облика, а значит, это ещё одно подтверждение присутствия здесь немалого числа людей, которым был близок стиль северных украшений.
Вероятно, среди ремесленников были и мастера скандинавского происхождения. В целом сейчас нет сомнений, что в состав постоянных жителей Рюрикова городища в IX–X вв. входили наряду со славянами и скандинавы, причём как мужчины, так и женщины.
Рюриково городище изначально развивалось в сгустке славянских земледельческих поселений, образовывавших ядро будущей Новгородской земли, где сходились административные нити управления Приильменьем. На нём концентрировались социальные верхи местного общества. Здесь имелась реальная возможность участвовать в перераспределении богатств и доходов, стекавшихся в виде даней с обширной территории и извлекаемых из контроля над водными путями и торговлей. Вполне естественно, подобный пункт не мог не привлекать и внимания скандинавов, и Рюриково городище стало резиденцией первых князей.
Экономическое и политическое значение поселений в истоке Волхова со второй половины IX в. возрастало постоянно, по мере того как в процессе становления государственности, сложения единой территории Новгородской земли экономика региона всё более начинала опираться не на внешние связи, дальнюю торговлю, связанное с ней ремесло и извлечение выгод из контроля над торговыми путями, а на эксплуатацию сельского населения региона.
(Продолжение следует)